«Вспоминаю часто её слова про жалость…»

Лет 7 назад я лежала в больнице.

Со мной в палате лежала бабулька-божий одуванчик. Маленькая, сухонькая, шустрая. Она представилась мне бабой Валей.

Баба Валя любила травить байки из своей бурной молодости.

А ещё, постоянно и с жуткой гордостью, говорила про своих внуков, которых было «ажно восемь штук».

Рассказывала про двух своих мужей. Первого она называла «гуляка», второго и нынешнего «бздун старый».

Темы для разговора не заканчивались никогда. Жизнь у неё длинная, поделиться есть чем. А если вдруг случалась заминка с байками, начинался пересказ первых серий «Кармелиты» (помнила же!) и последних «Обручального кольца».

Своё пребывание в больнице она объясняла коротко и ёмко: «захворала».

В общем баба Валя не давала мне скучать и грустить.

После обеда, баба Валя надевала платок и ложилась подремать. («Зачем платок? Чтоб голова не мёрзла во сне, волосы-то редкие уже.»)

В один из таких «тихих часов» бабы Вали я услышала из-за приоткрытой двери палаты разговор врача и медсестры. Наша палата была рядом с постом, поэтому их тихий голос был отчётливо слышен.

— Ну что, диагноз подтвердился?

— Да. Рак. Там в метастазах всё уже. Надо сказать сегодня.

— Может ей и говорить не стоит, 84 года уже. Плохо станет. Сказать родственникам, а они сами там как-нибудь.

— Сначала я дочери её позвоню, а там посмотрим.

— Жалко. Шустрая ещё бабулька.

Я поняла, что говорят про бабу Валю. Она лежит тут в своём цветастом платочке, спит мирно. Возможно, ей сегодня озвучат её диагноз-приговор… А я его уже знаю…

Она проснётся, будет рассказывать мне, как «бздун старый» нашёл её настойку, которой она больные суставы мажет, выпил её, и ходил хрустел, здоровыми теперь, коленями… А я буду слушать, смотреть на неё и видеть только неоперабельный рак…

— Знаешь, что я терпеть не могу больше всего на свете?

Я вдрогнула. Баба Валя не спала. Лежала с закрытыми глазами и разговаривала со мной. А может сама с собой…

— Я терпеть не могу когда люди, видя что я уже старая, считают меня глухой и из ума выжившей (последние слова она сказала так громко, что бурчание врача и медсестры прекратилось). Ладно, пойду послушаю, про близкий конец.

И вышла из палаты. А я всё думала. Про неоперабельный. И про старость. И про стереотипы.

Она вернулась.

— Плохо дело. Кирдык мне скоро. Помню, в семьдесят шестом…

И начала травить очередную весёлую байку. Увидела, что я грустная. И стараюсь на неё не смотреть. Я её жалела. Не вслух. Про себя.

— Знаешь что, моя милая. Ты вот это вот всё брось! Нельзя меня жалеть. Можно жалеть маленьких детей и брошенных котят. А взрослых людей нельзя жалеть. Если только сами не попросят. Ты поймёшь это когда-нибудь. На чем я там остановилась? Ах да, на Пасху тогда снег пошёл…

Думаю, бабы Вали нет уже давно. Но я почему-то очень хорошо её помню. Вспоминаю часто её слова про жалость. Я их поняла. Терпеть не могу, когда меня жалеют.

А ещё я помню, что в семьдесят шестом на Пасху шёл снег…

Всем добра!!!

Оцените статью
IliMas - Место позитива, лайфхаков и вдохновения!
«Вспоминаю часто её слова про жалость…»
«Удивительная штука — жизнь!..»