Когда Илья и Юра управились со своей картошкой — упаковали багажник Ильиного авто, их отвела чуть в сторону старшая сестра Надежда. Оглядываясь на калитку в огород — не подходит ли мать, она сказала:
— Давайте посоветуемся, как будем отмечать семидесятилетие мамы, ведь скоро уже — ровно через три недели. Может, нам всем скинуться да купить что-либо ценное — нужное ей?
— А что ей нужно? — сказал Илья, который моложе Надежды на два года и живет в областном городе.— Газ мы ей сделали, холодильник купить? Да зачем он ей, только когда мы приезжаем…
— Нет, это не дело,— сказал Юра, который на три года моложе Ильи и тоже в областном городе живет и работает на том же заводе, где и Илья, только Илья работает инженером по технике безопасности, а Юра мастером,— не дело это — одну вещь покупать, так не интересно. Все приедем, можно сказать, табором, а вещь одну привезем. Мы с Лариской купим разные подарки; от меня одно преподнесем, от нее другое, от внучат какую-либо безделушку или коробку конфет мягких.
— Я тоже так думаю,— поддержал Илья,— интересней будет. А ты в своем районном городишке можешь подобрать что-то стариковское; а Маринка может ей валенки приготовить, у них в деревне мастера есть, сама говорила, да и Петр ее что-нибудь придумает, он же все-таки председатель, и связи у него вон какие…
— Ну, может быть, оно так и лучше,— согласилась Надежда; об этом я Маринке через Петра и скажу; он-то в неделю по три раза к нам заглядывает. Значит, собираемся все в субботу к двенадцати часам.
— Нет,— сказал Илья,— мы, пожалуй, не успеем, давайте-ка часам к двум.
— Можно и к двум.
— На зиму вроде бы все ей припасли,— задумчиво сказал Юра.
— Все-то оно все,— вздохнула Надежда,— да самой уже семьдесят…
— Что ж тут поделаешь,— сказал Илья.
— Могла бы с кем-нибудь жить с нами, да у всех у нас дети — шум, гам… А ей тишина необходима — давление…
— Их тут Артемиха напугала: съездила в Сибирь к своей Зине, пожила да и обратно оглобли повернула,— сказал Юра,— а хату уже продала, а любимый сынок Гришка пьет беспробудно да с Маруськой-женой буянит, вот она, бедная старуха, и не знает куда деться теперь, всем старухам и говорит: «Сидите, бабоньки, в своих хаточках, боже вас сохрани, не идите к сыновьям да к дочкам на жительство, ох не сладко с теперешними детями жить…» Ходит ко всем да и толкует одно и то же. Вот и попробуй уговорить…
Но тут скрипнула калитка — возвращалась из-под яблони мать с корзинкой, и все примолкли.
— Илья,— сказала мать,— ты что ж не пристроишь на свою машину сверху такое, как у Михаила Семенова, чтоб поклажу еще кой-какую разместить. Столько яблок в этом году! Куда их девать?
— Суши, мама, компот будешь пить всю зиму.
— Ай, компот… Одной мне не больно много надо…
— Мы будем пить, мама, когда в гости заявимся; не пропадет,— бодро сказал Юра.
— Зимой часто не наездитесь: дороги как заметет, шибко не разгонишься, Юра. Что ж тут — асфальт?.. А ты, Надежда, все для себя приготовила? Хотя тебе тут близко, ежели что и забудешь, Петру Маринкиному скажешь, он тебе и привезет.
— Мама,— сказала Надежда,— мы вот тут обсуждаем, как будем отмечать твой юбилей. Жди нас всех в субботу, ровно через три недели, к двум часам дня.
— Чего там обсуждать… Приезжайте, все соберемся, повидаемся. А то вместе редко собираетесь: то один заглянет, то другой.
— Только ты не беспокойся, мама,— сказал Илья,— мы сами все привезем — и продукты, и все остальное…
Старушка, когда осталась одна, проводив ребят в дорогу, присевши на приступочки крылечка, начала размышлять о том, что же ей все-таки приготовить на стол через три недели в субботу.
«Замочу-ка я кадушку антоновки,— решила она,— через три недели они уже будут подходящие для закуски; попрошу Герасима, чтоб он за день до их приезда ощипал двух кур (зачем их на зиму много оставлять), яиц самых свежих подам, Юрка пьет сырые, сальца еще имеется у меня, ну и отварить их любимую картошку, что ж еще?
Огурцы есть. Охо-хо,— вздохнула она,— век прожила, оглянуться некогда было. В тридцать три года осталась вдовой, четверых ребятишек пришлось на ноги поднимать. Правда, Надежда уже помогала, Илья подтягивался, да все ж сама обо всем заботилась.
Раньше всех в назначенную субботу приехали Маринка, Петр и их рыжеволосый «отчаюга» восьмиклассник Вадик. Но долго не заставили себя ждать и остальные; все собрались за полтора часа до назначенного срока; видимо, каждому хотелось приехать первому.
Все что-то радостно, возбужденно, наперебой говорили, вносили в избу пузатые портфели, сумки, сетки, свертки, ну а мать, конечно же, совсем зацеловали. Мало-помалу угомонились и начали, шурша разными оберточными бумагами, выкладывать подарки.
Первая, по старшинству, преподнесла Надежда.
— Вот, мама, я тебе сама своими руками связала теплую шерстяную кофту, носи на здоровье, не простуживайся, не болей.
Илья всех удивил — все-таки поставил перед матерью новый маленький — ростом с табуретку — холодильник.
— Вот, мать,— сказал он гордо,— теперь хоть снег, хоть жара на дворе — продукты твои не пропадут, всегда свежие будут под рукой. Думаю, что по вместительности он ни мал, ни велик…
Жена Ильи Татьяна накинула на плечи свекрови черную блестящую плюшевую жакетку. (Где она ее достала?! Таких в магазинах последнее время не видно было.)
Юра тоже удивил — выставил сверкающий электрический самовар.
— Мама, чтоб всегда сидела за свеженьким чайком,— сказал он радостно и, крепко стиснувши худенькие плечи, три раза поцеловал мать.
Маринка приготовила матери мягкие валенки с галошами, а Петр Максимыч раздобыл роскошный желто-золотистый абажур.
— Вот, мать,— сказал он густым басом,— повесим, будет хорошо, а то лампочка вон голая, некрасиво как-то,..
Когда подарки все уже были выложены, мать, еще всех вместе поблагодарив, забеспокоилась — надо ж на стол собирать, с дороги все…
Она уже подошла к печке, взялась за заслонку, но тут все запротестовали: имениннице, мол, не следует сегодня возиться с горшками, а Юрка, вытаскивая из портфеля вино и фотоаппарат, весело, малость наигранно спросил:
— Ну, мать, признайся честно, угодили мы тебе?..
— Да как же, Юра, как же… Столько всего навезли, что и… и куда уж мне… Правда, привезли б вы мне какое-либо, хоть старое, радио, которое может и после двенадцати ночи говорить; есть такие, я знаю. Бывает, как раздумаюсь, не могу заснуть, хоть что хочешь с собой делай, лежу одна в избе и лежу, словом не с кем обмолвиться, а так бы я его включила и слушала, и казалось бы, что кто-то есть со мной в избе, не одна…
Все, кто разговаривали, споткнулись на полуслове, застыли…
Вадик толкнул в плечо Женьку и сказал тихонько:
— Посмотри на них, как у Гоголя в «Ревизоре» — немая сцена…
