Артём в деревне — это отдельный жанр. С ребёнком, который провёл без тебя в деревне хотя бы неделю, фактически приходится знакомиться заново. На природе в ребёнке открываются бездны.
***
Первое, что бросается в глаза после разлуки, — обмаугливание. В неживом мире есть обугливание, в живом — окукливание, а у детей — вот это вот самое, превращение в Маугли. Мой ребёнок был одет странно, как из Некрасова, в больших рукавицах, а сам с ноготок, что выглядело вдвойне странно, учитывая лето.
— Папа, пойдём покажу тебе собаку без глаз, — первым делом предложил Артём.
Я понял, что предстоящая неделя отдыха будет насыщенной. Я закинулся валидолом, и мы отправились.
Мы пошли через два дома, где нам навстречу действительно выбежала собака без глаз. Ее глаза были спрятаны за густой челкой из шерсти. Есть такая порода.
***
Артём прекрасно это умеет — превратить саспенс в фарс.
— Артём, давай папу в лесу оставим, — пошутила жена, когда мы отъезжали с полянки после сбора грибов (безуспешного, кстати, как и любое занятие в моем обществе, требующее хоть сколько-нибудь везения).
Шутка довольно двусмысленная, при том, что жена была за рулем, а ключи от машины в ее руках.
— Ты чего, мама?! — возмутился Артём, — в лесу же тигры.
Я представил себя в окружении тигров в мордовском лесу, и мне стало дурно. В моем представлении о себе даже вдруг появилась какая-то героика. Я приосанился.
— И ещё в лесу зайчики! — добавил Артём трагически, думая, что помогает мне.
Струна в моем позвоночнике дрогнула.
— И кроты! — не унимался Артём.
Я снова сгорбился, как до тигров.
***
Мы гуляли на улице перед нашим деревенским домом. В некотором отдалении щебетала стайка девочек.
— Кстати, — сказал Артём, — вон моя невеста.
Я всегда восхищался умением сына мастерски вставлять в разговор вводные слова.
— Где? — всполошился я.
— Вон! — повторил Артём и махнул рукой в сторону стайки.
— А как ее зовут? — решил я начать с чего попроще.
— Каролина, — ответил Артём.
Кто бы сомневался.
***
Пока я переваривал, Артём уже был на полпути к девочкам.
— Эй! — крикнул мне сын, — пойдём к девчонкам!
Жесткое дежавю: 1992 год, дискотека в ДК «Строителя», крыльцо ДК «Строителя», двое моих друзей-гренадёров машут мне рукой. Две их избранницы, стоявшие рядом, улыбаются. Третья девушка, видимо, предназначенная мне, не улыбается. Я закрываю глаза, думая, что так легче слиться с темнотой.
Пока я вспоминал, мимо меня проплыла соседка, женщина сложной судьбы, муж которой ушёл к другой. Мы с ней поздоровались.
— Эй! — снова закричал мне Артём на всю улицу, — иди сюда, бабник!
В деревне сын повадился играть в куклы, и за это увлечение малолетняя двоюродная сестра Артема стала его так называть — «бабник». Это было неверное словоупотребление во второй степени, что не спасло меня от гневных взглядов женщины сложной судьбы, которая обернулась дважды.
***
— Каролина, это мой папа, — представил меня Артём, когда я, наконец, подошёл.
Я ожидал реверанса, но Каролина изучала меня исподлобья, ковыряясь в носу. Этот жест как- то сразу перечеркивал ее имя.
Я разглядывал зазнобу Артема с не меньшим пристрастием: моему взгляду не хватало только лорнета.
«Вроде ничего», — подумал я.
А потом опомнился: «ты что, им же по четыре!»
— Папа, дай кошелёк, — тем временем попросил Артём.
Я вытащил лопатник.
Артём щеголял перед Каролиной карточками. Две банковские он проигнорировал, зато с энтузиазмом размахивал перед лицом девицы карточкой «Пятёрочки» и «Тройкой».
— Артём, а у тебя здесь вообще есть друзья-мальчики? — спросил я с тревогой.
— Есть один, — вздохнул Артём, — только он медленный.
***
Дети в определённом возрасте — гениальные пиарщики. Нет такого кризиса, который они не смогли бы заболтать.
Подружки Каролины принялись хихикать над Темкиным велосипедом. Формально это был не совсем велосипед, и повод для насмешек имелся: Артём до сих пор гонял на так называемом «беговеле», низком велосипеде без педалей, который приводился в движение при помощи отталкивания ногами от земли. На таких в свое время катались дети поздних фараонов. И дело было вовсе не в какой-то моей прижимистости: я человек состоятельный, как можно понять по карточке «Пятёрочки» и, особенно, «Тройке», и сам не раз предлагал сыну пересесть на нормальный агрегат. Но ох уж этот пресловутый детский консерватизм! Артём и на свадьбу с этой Каролиной через двадцать лет на том же беговеле поедет.
Девицы хихикали, но Артём сделал страшные глаза и прошептал:
— У него были педали. Только отвалились!
Это был уже другой коленкор, конечно. Девицы перестали хихикать и понимающе закивали.
***
Через два дня после моего исторического знакомства с Каролиной Артём с ней расстался.
— Представляешь, папа, как эта девчонка нас называет? — размахивал руками Артём.
«Эта девчонка» было произнесено с интонацией бабушки, жалующейся подружке на свою внучку.
— Как, сынок?
— Дети!
И четырёхлетний Артём возмущённо фыркнул. Рядом с ним возмущённо фыркнул Николай, три года, и Аркадий, полтора.
***
Артём вспомнил о Каролине лишь однажды.
— А я ведь давал ей несколько жвачек… — грустно сказал ребёнок.
— А несколько — это сколько? — уточнил я.
Когда твоему ребенку четыре, такие уточнения не лишены смысла.
— Несколько — это одну, — вздохнул Артём.
***
В последний вечер перед моим возвращением в Мocкву мы с Артёмом прогуливались по нашей улице.
Сначала мы поравнялись, а потом и обогнали мотоблок. Им управлял маленький мальчик. Мальчика страховал дедушка, сидевший рядом. Мотоблок двигался с отрицательной скоростью.
Мы с Артёмом дошли до конца улицы, а мотоблок находился примерно в той же точке.
— Знаешь, кто это, Артём? — решил сумничать я, — это буддист.
— Нет, это не буддист, — неожиданно исправил меня сын, — это мой друг.
— Медленный мальчик? — уточнил я.
Артём кивнул.
Садилось солнце. Таким темпом оно могло сесть точно в кузов мотоблока…
Автор: Олег Батлук
