Когда я была помладше, у меня периодически появлялись друзья и подружки, в которых я немножко влюблялась. Не подумайте лишнего, это были высокие и совершенно платонические чувства.
Просто порой мне настолько нравился человек, (совершенно не важно какого он пола), что я не могла на него налюбоваться – меня начинало восхищать в нем все: и одежда, и манеры, и, порой, даже запах. Только если у кого-то это восхищение выражалось в зависти, у меня – в желании непременно заполучить этого человека в свое окружение.
Чаще всего надолго его очарования не хватало, сейчас я понимаю, что я «влюблялась» в картинку, которую сама же себе и придумывала. Очень скоро глянец стирался и происходила волшебная трансформация: на моей кухне вместо необыкновенного человека оказывался человек обычный, усталый, а порой заплаканный. И тогда было два варианта: либо я начинала дружить с ним еще сильнее, и любила его уже по-настоящему, без приторного восхищения, с его привычками сморкаться, когда плачет, и жаловаться на бывших. Либо недостатки человека перевешивали, несоответствие «картинки», созданной моим воображением, с тем, что я видела в реальности, было настолько велико, что он начинал внушать мне чуть ли ни отвращение. И я постепенно отдалялась, сводя всю дружбу на «нет».
Так вот в тот период я была «влюблена» в одну девочку, назовем ее, как кумира моего детства из фильмов про Анжелику. Назвала я ее так не случайно, дело в том, что моя подружка была на киношную героиню немного похожа. Мне казалось, у Лики есть что-то от экзотической серебристой бабочки: она была такой же яркой, легкой, готовой вспорхнуть с места при малейшем признаке скуки или опасности, даже если она выражалась в легчайшем дуновении ветерка. Лика была, как мне казалось, умнее, загадочнее и старше меня на три года.
Когда вы старше, такая разница в возрасте кажется просто смешной, но, когда мне было пятнадцать, и она казалась просто колоссальной. Мне льстило, что со мной общается настолько взрослая девушка.
В тот день за окном стоял мороз. Лика не вбежала, а влетела в мою квартиру с коньками наперевес. На ее щеках играл румянец, серебряные глаза блестели как льдинки, но это был не тот лед, что ассоциируется с жесткостью и холодом. Представьте, как блестит замерзшее озеро, на котором, резвясь и играя, наперегонки катаются дети.
Она отдышалась и засмеялась. Мне понравился ее смех: обычно девчонки в ее возрасте смеются, жеманничая и рисуясь, Лика же хохотала искренним смехом, смехом нашкодившей девочки. И мне тоже сразу стало легко и весело.
— Ну что, Нинка, поставишь чай? – и я поставила, с имбирем и корицей.
— Ты не представляешь, с кем я сегодня встретилась! Конечно, — она округлила глазки, — это пока большой секрет. Ах, он подарил мне мои любимые гортензии! (кстати, вот они, можно я их у тебя поставлю?) А потом мы пошли на каток, и танцевали там, прямо на коньках на льду!
Она снова засмеялась от счастья и изящным жестом взяла, поданную мной кружку.
— Он меня просто обожествляет. Обо-же-ствляет! Вот тебя обожествлял кто-нибудь?
Отрицательно мотаю головой. Мальчик, с которым я встречалась в то время, был немногословен, как парень в старом анекдоте. Один раз сказал: «люблю», значит, любит. Если что-то изменится – сообщит. «Какой же нужно быть, чтобы к тебе так относились?» — думала я, глядя на Лику с безмолвным восхищением.
— Так вот, потом мы сидели в моем любимом кафе, а потом, – то, что случилось «потом» было, видно, не предназначено для моих ушей, Лика недоговорила, но порозовела еще сильнее. Ее губы растянулись в довольнейшей из улыбок. – Но ты не подумай. Я не позволила ему ничего лишнего.
Тут я немножко напряглась.
— Так разве у вас со Стасом всё уже не состоялось? – кажется, пару месяцев назад она, захлебываясь от счастья об «этом» рассказывала, а я, знавшая о плотской стороне любви только по отзывам подруг и романам в мягких переплетах, внимала. Когда Лика говорила о Стасе, она немножко менялась – куда-то уходила ее привычная легкость, в серебряных глазах появлялась несвойственная ей нежность, так, что казалось, там, за льдинками, плещется живая вода.
Их пара представляла собой прекрасное зрелище – Стас все время поддерживал ее под руку, как драгоценную статуэтку, словно боясь, что она упадет и разобьется. Спрашивал не голодна ли она, потому что его это правда волновало. Приезжал по первому зову, если нужно было утешить или чем-то помочь. Несмотря на то, что чаще всего на его лице была понимающая улыбка, в нем было что-то взрослое и грустное. Он смотрел на Ликины недостатки снисходительно, будто не замечая, как взрослый опытный кот смотрит на шалости маленького котенка.
— Так я не со Стасом гуляла, — Лика подняла бровь, будто удивляясь моей недогадливости, — а с Никитой.
Никита был ее бывшим. Он изменял ей с одной из ее подруг. Критиковал все от ее внешнего вида, до манеры краситься, и говорил, что пытается «сделать ее лучше». И один раз чуть не поднял на нее руку – не ударил, но замахнулся.
— А что у тебя со Стасом?
— Так у нас все того… разладилось, — она взмахнула длинными ресницами, и заговорила быстрее, будто желая быстрее свернуть неприятную часть разговора, — Он стал каким-то нудным. Каким-то душным, – я пыталась понять, в чем это выражается, но так и не поняла. — Знаешь, я все чаще задерживаюсь в библиотеке или в университете, потому что не хочу возвращаться домой.
— Я собираюсь снова сойтись с Никитой, — понизив голос призналась Лика. — У нас уже все «схвачено».
— Так почему ты не уходишь сейчас? – спрашиваю с простодушным недоумением, забыв про остывающий чай.
— Как почему? До нового года всего ничего. Месяц! А на новый год Стас обещал мне подарить серебряные сережки. О, не смотри так! Это не просто сережки. Они с маленькими бриллиантами. Мы вместе их выбирали, я никогда не видела вещи столь удивительной, столь очаровательной! И смотрится не как серебро, а как белое золото, можно даже перепутать!
А главное – бриллианты. Они ведь должны быть у каждой девушки, понимаешь? А у меня их нет. В этих сережках они мерцают…я даже не знаю, как описать, как маленькие льдинки с таким голубоватым отливом. Ты знаешь, как голубой подходит к моим глазам. Слушай, я что забежала: ты это…подтверди, пожалуйста, что я с тобой на каток ходила. А то он снова взревнует, такой бешеный! И не видать мне сережек.
Она быстро набрала его номер. Прощебетала: «Привет милый, я скучала, — с таким придыханием, с такой сладостью, будто действительно все это время скучала по нему, — А мы тут с Нинкой на каток ходили. Да, подурачились, как маленькие! Кстати, Нинка тебе привет передает, хочешь, дам трубку?
И сунула телефон мне. Эта была идиотская ситуация, поскольку я знала, что Стас все чувствует. А он знал, что я знаю, но «покрываю» Лику, поскольку, как и он, все еще люблю ее. У Стаса был очень усталый голос, будто он заболел. Мы поговорили ни о чем минуты две и Лика, ледяная зимняя бабочка, чмокнув меня в щечку холодными с мороза губами упорхнула.
Когда через несколько месяцев она плакала, размазывая по щекам тушь на моей кухни:
— Почему Стас ушел? У нас же с ним все наладилось. Я передумала расставаться, я передумала! Знаешь, я только сейчас поняла: я Стаса любила. По-настоящему, понимаешь? – и ее маленькое хрупкое тело трепетало, как крылья бабочки, сотрясаясь от горя.
Я ничего не сказала. Только подумала: может быть, дело в этом? В серебряных сережках, отливающих словно белое золото. Маленькое незаметное предательство, оставшееся будто бы совершенно невидимым – две сверкающих льдинки, красовались в ее ушах.
PS Просьба не отождествлять фигуру автора и рассказчика.
Автор: Власова Александра
