Своего нового зятя Анна Тимофеевна не любила. Вот как-то не лег ей на сердце: и по виду, и по разговору. «Худосочный какой-то, — жаловалась она мужу, — и бледный, может, болеет чем, и как к дочке будет относиться – неизвестно. Лида-то третий раз замуж вышла, первые два задиристые были, неужели и с третьим не повезет».
Анна Тимофеевна придирчиво взглянула на вымытый пол, ожидая назавтра гостей, — дочки с зятьями должны приехать и сын с невесткой. И только новоиспеченный муж Лиды не радовал ее. Легкое огорчение промелькнуло у нее в душе, но тут же соседский кот отвлек ее. Почти весь черный с белыми пятнами, опасливо зыркающий глазищами, он подошел к миске хозяйского кота Васьки и жадно припал к ней.
— Вот же леший тебя носит, — возмутилась Анна Тимофеевна, — Вася, Вася, — стала она звать своего кота, — тебе же молока налила, иди, а то соседский все вылакает. Она хотела уже прогнать чужака, но тот и сам пугливо присел и попятился от миски. Худой, с порванным ухом, он опасливо озирался, — упитанным его никак не назовешь. Нюре вдруг стало жалко соседскую животинку: — Что же это они тебя совсем не кормят что ли? – Сказала она. – Ладно, пей уж, и нашему хватит.
Людку-соседку было в чем упрекнуть – лодырь несусветный. Но это ладно: животинку тогда бы уж хоть не держали, а если держат, то кормить надо. Собственно у них всего-то этот облезлый кот, да семь кур в ограде, за огородом через пень-колоду ухаживали.
Вечером Анна вылила остатки супа в кошачью миску, предварительно по-братски разделив с дворнягой Белкой, названной за пышную шерсть и рыжий цвет. Супа коту досталось много, — «ладно, пусть и соседский поест, где же ему еще столоваться».
В субботу часам к одиннадцати все собрались, усевшись за стол. Лидин муж Юрий Геннадьевич суетливо крутился, то пододвигаясь, то отодвигаясь, спрашивая, не тесно ли соседям по столу.
— Да не суетись, хватит всем места, — сказала ему Лида, с довольным видом оглядев всех гостей, как будто говоря: «Вот, смотрите, и я не одна, а мужнина жена».
После второй Юрий, освоившись еще больше, рассказывал байки, радуясь, когда гости одобрительно смеялись. И только Анна Тимофеевна, поджимала губы, поглядывая на нежеланного зятя. «Все вы хороши, а потом обидеть норовите» — думала он, опасаясь за дочь. Лида у нее хоть и полненькая, с крепкими руками, но перед мужицким кулаком ей не устоять. Да и внешне не подходил ей Юрий Геннадьевич, — высокий, как оглобля, с жиденькими волосами на голове, сутулый, блеклый.
Через час гости, время от времени, выходили на воздух, потом снова возвращались. Анна Тимофеевна пошла в летнюю кухню за хворостом, который напекла накануне. На дощатом полу, присев на корточки, Юрий гладил соседского кота: «Не бойся, дурачок, ешь, вижу ведь, что голодный».
Анна Тимофеевна, замерла, наблюдая непривычную для нее картину, боясь спугнуть гостя. А он, находившийся к ней спиной, с торчащими ключицами, гладил своей худощавой рукой чужого кота и подзывая хозяйского. «Ну и ты иди, тут всем хватит, — стал он подзывать Ваську. Потом поднялся, выпрямившись во весь свой рост и отошел на два шага.
— Я смотрю, тут и чужой кот к вам пообедать заходит, — сказал он добродушно, заметив Анну Тимофеевну.
— Так он тут постоянно околачивается, хотела прогнать, у него же дом есть – вон соседский, а потом, думаю, жалко мне что ли молока.
Юрий одобрительно посмотрел на Анну Тимофеевну, улыбнулся чему-то. – А у нас с Лидой кошка Муська. Поначалу не шла к Лиде, присматривалась, а счас так и прыгает к ней на колени. А что, пусть живет, они же как братья наши меньшие. – Может помочь? – Встрепенулся Юрий, увидев, как Анна Тимофеевна потянулась за большой чашкой.
— Да она легкая, это же хворост к чаю, а ты лучше дверь мне открой, — предложила она зятю.
Юрий Геннадьевич поспешно пошел к двери, приговаривая на ходу: — Хворост – это же мое любимое лакомство с детства, помню, как матушка-пoкoйница пекла, — и он с нескрываемым аппетитом взглянул на чашку.
Анне Тимофеевне как-то спокойнее стало, она и не поняла, отчего так хорошо на душе. А когда Юрий почти незаметно пододвинул Лиде вазочку с вареньем, не претендуя на внимание, совершенно искренне, — Анна Тимофеевна и вовсе растрогалась.
Разъезжались под вечер, — довольные, повеселевшие, не умолкавшие. Анна сунула конфет внукам, вручила по баночке сметаны всем. И уже, когда все выходили, подошла к Юрию Геннадьевичу и подала ему пакетик с хворостом: — Возьми домой к чаю, — сказала она благодушно, поймав одобрительный взгляд Лиды.
Юрий растрогался от такого внимания, закивал головой: — Спасибо, Анна Тимофевна, спасибо!
Уставшая, но довольная, Анна присела на скамейку как раз напротив летней кухни. Кот Васька, серый, вальяжный, упитанный, подошел к миске и стал есть. Появившийся на заборе соседский кот, которого сегодня гладил Юрий Геннадьевич, спрыгнул, и осторожно потянулся к миске. Но Васька, который, в общем-то, не был злобливым и мог поделиться, ревниво заурчал.
— Ладно, Васька, хватит и тебе, — сказала хозяйка, — пусть поест. — Потом поднялась и пошла в дом искать вторую миску. «Два кота одну чашку вряд ли мирно поделят, — подумала она, — поставлю еще одну».
С того дня появилась еще одна миска, куда клала она еду, а там уж, кто какую выберет.
К новому зятю Анна Тимофеевна больше не придиралась мысленно, и Лиде никаких подозрений не выказывала, замечая, как дружно они живут. «Если мужик кота не обижает, то не злобливый», — решила она. Уж очень запомнилось ей, как Юрий, скукожившись, сидел на корточках и гладил пугливого соседского кота.
Вскоре черный кот с белыми пятнами «переселился» к соседям, подружившись с хозяйским Васькой и получив кличку Черныш. А с наступлением холодов Анна Тимофеевна обоих пускала в дом.
Автор: Татьяна Викторова
