Все лавочки в парке были заняты влюбленными парочками, любопытными старушками и мамочками, качающими коляски. Наконец, я нашла свободное место, посидела минутку, не думая ни о чем, потом достала книжку и раскрыла ее.
На другом конце скамейки сидел мужчина. Старик. Я бы сказала, что на вид ему перевалило за восемьдесят. Был он очень опрятно одет, даже ботинки идеально начищены, и вообще весь его блик отдавал каким-то благородством. Казалось, мужчина дремал или просто был погружен в свои думы.
Я прекратила свои тайные наблюдения и уткнулась в книжку.
— Что это у Вас?
Голос скорее бы мог принадлежать мужчине средних лет, чем глубокому старику.
— Тургенев, — сказала я, улыбнувшись.
— Я не о книге.
Мужчина указал рукой вниз. Рядом с носком моей туфли лежала старая фотокарточка с изображением моей бабушки в молодости.
— Спасибо, — я наклонилась за ней, — наверное, из книжки выпала. Я даже не знала, что она там лежит. Только сегодня взяла книгу с полки, она очень старая, раньше принадлежала…
Я осеклась, увидев, что мужчина не слушает мою болтовню, а со странным волнением, подсев ближе ко мне, смотрит на карточку. Повисшая в воздухе, его рука слегка дрожала.
— Могу я спросить, кто изображен на фото?
— Это моя бабушка.
Мужчина занервничал еще сильнее.
— Не сочтите меня сумасшедшим старикашкой, но… Как зовут Вашу маму?
— Татьяной.
— Вы позволите?
Одной рукой он аккуратно взял у меня фотографию, а пальцами другой осторожно прикоснулся к бабушкиному лицу.
— Анюта. Анюточка, — шептал старик, — Танюшка.
— Вы что, знали мою семью?!
И тут до меня дошло…
— Боже-е, — выдохнула я, — так это… Вы? Вы вернулись?!
Он кивнул головой.
— Пятнадцать лет назад.
Мужчина вдруг схватился за сердце. Фото бабушки мягко спланировало на землю. Трясущейся рукой он залез во внутренний карман, достал пузырек с таблетками.
— Давайте я помогу.
Я отвинтила крышку, вытряхнула таблетку на его ладонь. Затем в очередной раз наклонилась, чтобы поднять карточку. Я вложила ее в книгу. Взглянула на своего собеседника, ему, казалось, стало получше. Какое-то время мы не произносили ни слова. Сложные чувства обуревали меня. Наконец, он нарушил молчание.
— Значит, внучка,- произнес мой дед, положив сухую ладонь на мою руку, которой я до сих пор придерживала на коленях книгу, — это была ее любимая книга. Анюта очень любила Тургенева. Как же тебя назвали?
— Анной. В честь бабушки.
Он покивал головой, глядя вдаль.
— Расскажи мне все, Анна.
Прозвучало это как настойчивая просьба. Дед решительно сжал мои пальцы.
— Я не так много знаю. Кое-что рассказала бабушка, когда я повзрослела. Мама мало что помнит, она ведь тогда маленькая была. Вокруг все говорили, что Вы предали страну, на что бабушка всегда отвечала: «В первую очередь, он предал нас с Танюшкой»… Мне тяжело Вам все это говорить.
— Ничего-ничего, — подбодрил меня дед, — это справедливо.
— Бабушка запретила упоминать даже Ваше имя в ее присутствии. Возненавидела Париж. Оборвала все связи с общими друзьями. Но так и не смогла жить в той квартире. И вообще в Москве. Все ей напоминало о Вас, понимаете?
Я рассказывала, глядя прямо перед собой, иногда поворачивая голову, чтобы взглянуть на него, на его реакцию. Дед часто прикрывал глаза и кивал головой.
— В итоге, бабушка вернулась к себе на родину в Смоленск. Там я и родилась. И выросла. А потом поехала в Москву, поступила, и вот – учусь. Вот, пожалуй, и все, что я могу рассказать.
— Она жива? – очень тихо спросил дед.
Я поджала губы и покачала головой.
— А Таня?
— Мама по-прежнему живет в Смоленске.
— Можно мне еще раз взглянуть на фото?
Я протянула ему карточку.
— Это снято за пять лет до того, как… Я помню это платье. Голубое. На фото не видно цвет, — с минуту он молчал, видимо, обдумывал следующий вопрос, — она ненавидела меня?
— Она до конца жизни любила Вас. И так больше и не вышла замуж. Что с Вами?!
Через десять минут моего деда, лежащего на носилках и с головой накрытого простыней, заносили в фургон Скорой помощи.
— Сердце слабое. Да и возраст…, — произнес, ни к кому не обращаясь, усталый фельдшер.
