Можно быть убеждённым атеистом и не верить в приметы, называть сказками народные поверья. Но случаются такие странные случаи, после которых и оголтелые безбожники идут в церковь.
Началось всё с того, что на вахту в наш леспромхоз приехали на практику двое молодых студентов. Как водится, оба непревзойдённые специалисты во всех областях (юношеский максимализм никто не отменял). А уж исполнительные до чего… Куда пошлёшь, туда и идут. И всех учат. Ведь по учебнику всё не так, как в реальной жизни. Написали на бумаге, да забыли про овраги. Ну да бог им судья, ведь мы все были идеалистами в молодости.
Но ближе к теме. Мы все любили скоротать вечерок перед костром с таежным чаем, вприкуску с «Дунькиной радостью» (если кто не знает, это сорт карамелек). Иногда и что покрепче употребляли, если бригадир не был против. И песни под гитару были, и разговоры по душам. Особенно молодежи нравились страшилки таёжные слушать. Про кикимор, леших и про хозяина всех рек — Подю. Как истинные комсомольцы, студиозусы привыкли всё высмеивать. Вот и в тот раз, когда пожилой нанаец Иван поведал о злом духе Круте, что водит людей по болотам и марям, не разрешая им найти правильную дорогу, парни подогретые креплёным вином, лишь засмеялись. На что Иван сильно осерчал на них. И бурча что-то по нанайски, ушел к себе в бытовку.
На следующий день молодёжь вызвалась сходить в посёлок за крышкой трамблёра к УАЗику, который чихал и пердел, и ни в какую не хотел заводиться. Ходьбы было семь километров напрямки по молодому сосновому лесочку. Детская прогулка. Но парни до вечера не вернулись. Связались по рации с посёлком, но оказалось что туда они не дошли. Заплутать в трёх соснах даже они не смогли бы.
Народ быстро собрался и вышел на поиски. Лишь старый Иван отказался и остался в лагере. Да его никто и не уговаривал. Всем уже смертельно надоела рутина. А тут хоть какое-то развлечение. Но прочесав весь лесок за три часа, следов пропажи не обнаружили. Когда стемнело окончательно, с посёлка пришло подкрепление. И народ с фонарями и факелами цепью прочёсывал местность. Уже в два часа ночи бригадир послал нас за Иваном.
Абориген долго отказывался помогать в поисках, но наши уговоры и обещания спиртовых преференций подействовали на доброго Ивана и он присоединился к нам, собрав какие-то свои вещи.
Придя в лесок, Иван приказал нам молчать и не шевелиться. А сам вытащил бубен и какие-то вязанки из птичьих перьев, украшенные пёстрыми лентами. И отбивая такт бубном, затянул заунывную песню. Меняя тембр и ускоряя темп, он пел, иногда срываясь на крик. Казалось, сама тайга затихла, не слышалось ни звука. Замолкли птицы и сверчки. И вдруг, неожиданно для нас, зашумел ветер верхушками крон. И протяжно забухал филин. Это получилось так мистически, что мурашки побежали по спине. И нас взяла оторопь. Не смея пошевелиться, мы вглядывались во тьму. А она, казалось, смотрела на нас в ответ. И ощущение причастности к чему-то сверхъестественному пронизывала наши души.
После обряда мы чувствовали себя вымотанными донельзя. Как будто вагоны разгружали. Иван и вовсе упал без сил, привалившись спиной к молодому кедру и тяжело дышал. Забив трубку он раскурил её и с облегчением выпустив облачко дыма, сказал: « Живы, скоро придут». И действительно, минут через десять раздались крики: «Нашлись»!
Студиозусы выглядели скверно. Помятые, в рваных куртках и уставшие донельзя. Но живые. И отоспавшись, они рассказали о том, как ходили по болоту в тумане и не могли найти дороги. И всё бы ничего, но день был солнечный, а болото поблизости отсутствовало вообще.
