Целый год я не был в Малиновке. Звонил, конечно, бабуле да и деда Лёню не забывал. От них знал все последние Малиновские новости.
Осенью началось строительство какой-то мини-фабрики на Барской пустоши за селом.
Приехали предприниматели с областного города и стали стройматериалы завозить. Попытались было жители воспротивиться, да только оказалась у дельцов бумага, в которой говорилось, что земля им отдана в аренду на 10 лет с последующим возможным продлением, и все делается по закону. Будут Малиновскую целебную воду по бутылкам разливать и за границу продавать. А воду из скважин на Пустоши добывать станут.
Жители, конечно, с этим согласиться не могли. В разные инстанции жалобы писать начали, да только всё бесполезно. Отписки приходили в ответ, мол, всё законно.
Зимой все затихло, а по весне с новой силой пошла стройка.
Я переживал за своё родное село. Да и мои родители собирались после того, как я школу закончу и в институт поступлю, кyпить в Малиновке участок земли и перебраться на родину отца окончательно.
Учебный год пролетел быстро. Я лодыря не гонял, готовился к ЕГЭ, как следует, уже и ВУЗ присмотрел, и факультет. Пойду на ихтиолога или, может, биолога-рыбовода. Отучусь — приеду в Малиновку и займусь разведением рыб: и прибыльно, и интересно. Вон Серега-фермер сельским хозяйством занимается, и к душе ему это да и неплохо зарабатывает на своих страусах.
И вот экзамены позади, документы в институт поданы. И я уже в середине июля прибыл в Малиновку к бабуле.
В первый же день отправился на Барскую пустошь посмотреть на строительство. Да уж, нагнали техники всякой: краны, бульдозеры. Раскурочили всю Пустошь. Несколько корпусов фабрики практически готовых высились. В стороне вагончики стояли, в которых рабочие жили. Даже издалека было видно, что загажен луг бытовым и строительным мусором. А ведь там родники бьют, чистейшие, которые реку питают. Э-эх, испортят всю экологию местную, и птица счастья не поможет.
Вечером отправился я к деду Лене. Гостинец ему понес: карбоновый спиннинг и катушку к нему инерционную.
Дед спиннингу обрадовался.
— Вот угодил ты старику, Юрка!! Легкий какой, прям, невесомый!
Присели мы с ним на крылечке. Сидим, на закат любуемся. А у меня одни вопросы на языке, но молчу, неловко как-то сразу о стройке на лугу спрашивать.
Да только дед сам понял, что меня гложет. Спрашивает:
— На Барскую пустошь ходил днем?
— Ходил — вздохнул я. — Дед, надо с этим бороться как-то, что-то делать. Загадят всю нашу местную природу и воду выцедят.
— А ничего делать не надо. Не построят они здесь ничего.
— Да как это не построят? Там уже три или четыре корпуса стоят и завезли еще стройматериалов гору.
— А вот так и не построят. — Дед усмехнулся и закурил. Пуская дым кольцами, спросил:- А ты знаешь, почему пустошь Барской зовётся?И почему это не просто луг, а Пустошь?
Я пожал плечами.
— Что-то слышал давно. Вроде барин там жил. Усадьба богатая стояла. А потом барин тот помeр, усадьба развалилась. Там фундамент еще кое-где из земли торчал. В детстве с пацанами деревенскими в войнушку там играли. А, вспомнил, бабуся еще говорила, сгорело вроде поместье это.
Дед хитро прищурился:
— А почему там никто из деревенских ничего не строит, да и колхоз когда был — тоже строить на пустоши ничего не стали, знаешь?
Этого я не знал.
— Ну и почему?
— А вот слушай, какая у нас местная легенда есть
***
Лет 150 назад было на том лугу, что сейчас Барской пустошью зовётся, именье большое. И барин, конечно, имелся. Дворянчик средней руки. То ли из Строгановых, то ли из Кирсановых. Службу он нёс в столице, в каких чинах и званиях — не ведомо, да только когда батюшка с матушкой его преставились, вернулся барин этот в родовое гнездо. Холостой видный мужчина всколыхнул все провинциальное общество. Стали его наперебой в гости зазывать, с незамужними девицами знакомить. И вдовушки помоложе виды на него имели, да что греха таить, и замужние дамы случалось, томно вздыхали при одном упоминании его имени
Феликс (так его звали) приглашения принимал, визиты наносил и знаки внимания местным красавицам оказывал, а вот жениться не торопился.
Год прошел, другой, слухи пошли про барина, один хуже другого: там помещик Титов с охоты раньше времени вернулся и свою супругу с Феликсом застукал в супружеской спальне. Чуть не зaстрeлил.
Там девица, дочь отставного полковника Подъяблонского в интересном положении оказалась. И тоже слышно, от Феликса.
И слухов таких становилось все больше А барин и в ус не дует. На увещевания немногочисленных друзей отвечал, что дескать, молод, для женитьбы не созрел, ту самую, единственную, не встретил, с которой под венец и вместе на всю жизнь.
И кто знает, каких бы дел он ещё натворил в своей беспутный жизни, только встретил он однажды Феню, жену кузнеца Фрола.
Про Фрола и Феню отдельная история. Домишко и кузня Фрола на краю села стояли. Как раз на развилке дорог: одна в город, другая к усадьбе барской. Кузнец рано сиротой остался. Отец его с города как то ранней весной ехал, да в метель попал, с дороги сбился и вместе с лошадью в полынью угодил.
Сумел и сам выбратьсяи лошадь спасти, но промёрз сильно и через пару недель помeр от лихoманки.
Жена ненадолго мужа пережила, угасла от тоски за год, и остался Фрол на шестнадцатом году один как перст. Горевать некогда было, к кузнечному делу парнишка был сызмальства приучен, в кузне отцу помогал. Вот и начал молодой кузнец сначала лошадей ковать, а постепенно и всяким другим премудростям кузнецкого дела научился. К двадцати годам про Фрола слава по всему уезду шла: любой заказ выполнить может малиновский кузнец, скует без изъяна.
Да и сам парень видный:высокий, статный, голубоглазый.
Сколько девушек вздыхало на кузнеца украдкой поглядывая. Только он предпочтения никому не выказывал. Улыбался всем и на посиделках орешками одаривал всех одинаково.
Была у кузнеца слабость: очень он любил соловьиные песни по весне слушать. Бывало, весна настанет, и вечерами заканчивал Фрол свои дела в кузне и отправлялся к Соловьиному оврагу трели слушать птичьи. Он там даже лавочку под берёзкой соорудил, что б, значит, удобно было ему.
Да ты, Юрка, это место знаешь… Там и сейчас лавочка есть. Молодые влюблённые наши там до утра сидят трели, слушают.
Товарищи над Фролом посмеивались, а ему хоть бы что.«Ничего вы, дураки, не понимаете, — говорит. — Соловей он самой душой поет для своей любимой. Оттого и у человека сердце замирает».
И продолжал по вечерам к Соловьиному оврагу ходить. Как то припозднился Фрол за работой, и уже затемно на свою лавочку шел. Вдруг издали слышит: птица какая-то поет. Да так ловко трели выводит, так прекрасно, что и соловью такое не под силу.
Тихонько Фрол к лавочке подкрался, боялся птицу спугнуть. А она на другой стороне оврага на берёзе сидит. Да такая красивая, что и не описать. Ночь на улице, а птица как жар горит, вся переливается огненными сполохами.
Замeр Фролушка на своей лавочке, даже дышать боялся. До первых петухов песни
чУдной птицы слушал, да красотой её любовался. А та закончила петь, крыльями взмахнула и улетела.
На другой день еле вечера молодой кузнец дождался. Снова к оврагу отправился, и снова до рассвета птицу слушал. Очаровала его огненная птица. Никогда Фрол такой красоты не видел, а уж песен таких и подавно не слышал. Все лето парень на лавочке песни слушал, ночи длиннее становились, а песни птичьи всё короче.
С грустью Фрол ожидал тот день, когда не прилетит птица на березу.
Понимал, что не зимует такая красота в холодных краях и отправится осенью на юг. Понимал, да все равно надеялся каждый вечер, что не сегодня.
А тут еще барин как то дикую охоту затеял. Носился со сворой собак и с господами приезжими по окрестностям и стрeлял всю дичь без разбору.
Слышит кузниц один раз: стрeляют возле соловьиного оврага.
«Ох!- думает,- как бы мою жар-птицу барин не подстрeлил ненароком!!»
Не дотерпел до вечера, засветло к оврагу побежал.
Осмотрел всё кругом: вроде мимо охотники проскакали. Уж хотел уходить, слышит, будто стонет кто в овраге.
Пригляделся — человек внизу в кустах лежит. Фрола ложбинку знал неподалёку, где спуститься можно было. Бросился туда, кубарем в овраг скатился. Побежал в сторону своей березы. И точно, человек в кустах лежит, девушка.
Глаза закрыты, лицо бледное. Тонкая жилка на виске бьется. Живая!!!
Подхватил кузнец девчонку на руки, вытащил из оврага, до кузни почти бегом донес.
Внес в избу, уложил на лавку, под голову подушку подложил. Осмотрел — крoви нет нигде. Дышит тихонько. Сел Фрол рядом и поглядывает на девицу. А она хорошенькая до невозможности. Губки бантиком, брови вразлет, коса русая, сарафан синий. Разглядел парень у девушки шишку огромную на голове. Видно, сорвалась в овраг да и головой приложилась обо что-то.
Намочил тряпочку холодной водой, на шишку положил, укрыл найдёнку своим одеялом. Допоздна подле неё пробыл, так сидя и уснул.
Проснулся утром, а девица уже очнулась, на лавке сидит, Фрола с любопытством рассматривает.
— Не бойся!- парень ей говорит,- не обижу!
А она смеется:
— А я и не боюсь!
— Ты чья ж будешь? И как в Соловьином овраге оказалась?
— Сирота я. У дальних родственников жила в Репьях. Тётка замуж за старика отдать хотела, сговорилась уже со свахой. А я узелок собрала да и сбежала. Думала в город податься. Говорят, там можно прислугой наняться в богатый дом с жалованием и проживанием. Пусть деньги небольшие, а всё лучше, чем за старика постылого идти.
А в овраг я случайно попала, шла краем, а тут собаки охотничьи окружили, лают Я собак с детства боюсь. Попятилась да и свалилась вниз. И не помню ничего более.
Девушка вздохнула.
— Узелок мой жалко. Там хлеба краюшка, да бельишко сменное. Кому и не велика потеря, а у меня и нет ничего кроме этого узелка.
— Найду я твой узелок, не горься. А зовут то тебя как?
— Феня, -рассмеялась девушка.
И такой смех у нее серебряный был, что Фрол окончательно голову потерял.
— Феня, а за меня замуж пойдешь?
Девушка посмотрела лукаво:
— Шутишь или взаправду?
— Да какие уж тут шутки! Приглянулась ты мне очень. Я и сам сирота, и сам себе давно хозяин.
С голоду не умрем, кузнец я неплохой. От заказов отбоя нет, в город даже приглашают. И обиды от меня тебе не будет.
Ну так пойдешь?
— Пойду, — засмущалась Феня.
На том и порешили.
Обвенчались скоренько и зажили дружно.
Днем Фрол в кузнице работал, а Феня по дому да в огороде хлопотала. А вечером как поужинают, так садилась Феня на завалинку, да песни заводила. Со всего села слушать её приходили. Вот голос какой Господь дал необыкновенный.
Звали молодую и на свадьбы песни запевать. Желанной гостьей она была вместе с мужем. Так зима прошла, и весна за ней. Снова Феня по вечерам на завалинке песни заводит.
И принесла ж нелёгкая однажды этого самого барина Феликса, толи Строганова, толи Кирсанова к Фролу в кузню. Чего-то там в бричке у него изломалось, а с утра в город ехать.
А Феня как раз ко двору вышла и запела.
Барина как молния поразила: зaмер, на Феню смотрит, глаз отвести не в силах. Так и простоял до темна, пока девушка в избу не ушла. А тут и Фрол работу закончил. Расплатился барин и у кузнеца спрашивает, мол, что за дивный голос, что за девушка-красавица.
Фрол гордо отвечает: «Жена это моя, Фенечка».
Барин еще деньжат добавил, певунье-красавице на ленты. И уехал. А через пару дней позвали Фрола в город ворота новые выковать знакомому купцу в новый дом.
Не в первый раз от него заказы приходили, и всегда щедро купец платил, ценил искусную работу. И кузня своя у него была, и помощников Фролу давал.
Обрадовался кузнец, собрался быстро, кой-чего из инструмента прихватил, да бельишко на смену. И пошёл в город.
А вечером в кузню барин снова пожаловал.
В избу зашёл без спроса, Феня обомлела. А барин на стол пачку ассигнаций бросил, дорогие украшения из бархатного мешочка высыпал и на колени встал:
— За тобой, красавица, приехал. Увидел и влюбился в тебя вмиг, ни спать, ни есть не могу.
Всё готов отдать, лишь бы ты ласково глядела, да песни мне пела.
Феня к деньгам и не притронулась, лишь бровью сердито повела.
И барину от ворот поворот дала.
— Уходи, барин. Я жена мужняя, не по-христиански это от живого мужа жену сманивать.
Нахмурился Феликс, но ушёл и добро своё забрал. Вздохнула с облегчением Феня: пронесло.
А через пару дней Фрола мeртвого привезли из города: прибило его на стройке, ворота сорвались при установке и кузнеца насмeрть придавили.
Купец с похоронами помог, поминки богатые устроил, денег молодой вдове щедро отсыпал. И осталась Феня одна. И только девять дней прошло — вновь барин заявился и опять стал девушку обхаживать.
Пристыдила она его, говорит: «Совести нет у тебя, барин. Я только мужа схоронила, а ты с любовью лезешь».
Осерчал барин и говорит: «Мужа это я твоего в город заманил, и я поспособствовал, что б он живым оттуда не вернулся. Всё я могу, много у меня денег. Силой мог бы тебя увезти, но хочу, что б по любви поехала со мной. А уж я тебя, голубушка, озолочу, будешь королевишной у меня! Женой законной сделаю».
Зaмeрла Феня, постояла, в пустоту посмотрела, а потом вдруг и говорит: «А и поедем, барин. Чего мне здесь одной куковать?»
Первая в бричку запрыгнула, а барин следом полез, счастью своему не веря. И уехали.
Всю ночь веселье в барской усадьбе шло, цыгане плясали и песни пели,а Феня пуще их выпевала и выплясывала. Фейерверки до небес пускали, под утро только угомонились. И полыхнуло. Со всех сторон усадьба занялась. В колокол забили, народ набежал тушить, только чем сильнее заливали, тем жарче горело. За час всё выгорело до тла. Никто не спасся: ни сам Феликс Кирсанов, ни помощники его. Даже костей не осталось.
Мужики потом божились, что летала над домом огненная птица дивная, красоты неописуемой, и огонь пускала снова и снова. А когда усадьба сгорела — опустилась та птица на берёзку и запела песню прекрасную, да так печально, что прослезился народ. А потом сделала круг над пепелищем и исчезла на востоке.
Оказалось потом, что и кузня как-то незаметно сгорела, и Феня пропала.
На пожарище пытались наследники что-то строить, да горело всё раз за разом. Забросили усадьбу, Пустошью назвали. А земле только на пользу. Вон какой луг чудесный образовался.
Совсем стемнело.
— Иди домой, Юрка. Утро вечера мудренее. А за гостинец спасибо.
***
Поужинали мы с бабусей, и я спать завалился. Устал с дороги. Но только глаза сомкнул, как загомонили на улице. Выскочил на крыльцо — горело на Пустоши.
До неба столб пламени поднимался. Вскоре подъехала пожарная техника, тушить стали. Я час простоял, пожар только сильнее разгорался. Я зaмёрз и в дом пошёл. Прилёг, и сон меня сморил.
Утром проснулся от тихого покашливания: сквозь приоткрытую дверь увидел деда Лёню. Он свою любимую козью ножку раскуривал.
— Что, Юрка, видал, как полыхнуло ночью?
— Видал, — я присел рядом.- Всё сгорело?
— Всё, можешь не сомневаться. Что я тебе говорил? Нельзя строить на лугу. Все знают. Но это ж городские! — Дед пыхнул ароматным дымом.
— С донником?
— С донником! — подтвердил он.
— Дед, мне почудилось ночью, или нет, вроде как птица огненная летала над пожарищем?
— Мож, почудилось, а мож, и нет. Кто знает.
Я чего пришел то:на затон поплывешь со мной? Чего-то я по птенчикам свои соскучился.
— Да! — радостно заорал я.
— Ну так собирайся, через полчаса отплываем.
Конец
Автор: Ольга Артёмова
