Она лежала на спине. Худые руки поверх одеяла, местами просвечивающего через истонченный и серый от частых стирок пододеяльник. Выпирающие косточки суставов, вздувшиеся канаты вен под тонкой коричневатой кожей. Они напоминали сухие ветви старого дерева.
Он сидел рядом на стуле. В его красных слезящихся глазах она видела тысячу сказанных и невысказанных слов за долгую жизнь. Они, молча, вспоминали одно и то же.
Вот он молодой, здоровый и сильный поднимает ее на руки, вносит через порог в новый дом. Ставит перед собой, скрестив руки у нее на груди, губами щекочет ушко: «Здесь мы будем жить долго и счастливо. Здесь вырастут наши дети. Здесь мы умрем в один день вместе».
В пустые стены ударил ее счастливый смех, рассыпался на мелкие, кружащиеся в солнечном луче, пылинки. «Этот день никогда не настанет», — ответили влюбленные лучистые глаза.
Дети. Они родились один за другим, радовали, болели, дрались, требовали внимания, отнимали много сил. А потом выросли и уехали со своими семьями далеко. Они остались вдвоем здесь, в состарившемся вместе с ними доме.
Она знала каждую трещинку на потолке, каждое пятно на обоях. Два года рассматривала их, лежа неподвижно. Он ухаживал за ней, разговаривал, вспоминал.
Она не могла жевать, зубы разрушились, осталось несколько пенечков. Он жевал хлеб с кашей или картошкой, потом рукой вкладывал маленькие разжеванные кусочки ей в рот. Вливал с ложечки воду. Она глотала. С благодарностью смотрела на него глазами, подернутыми пеленой, в которых еще теплилась искра разума.
Он взял ее худенькую холодную руку в свои ладони. Бережно стал согревать. «Что еще я могу сделать для тебя? Возьми моё тепло, мою энергию, всю, что осталась, только живи», — говорили его руки и глаза.
У нее не было сил даже заплакать. Слезы давно выплаканы, кончились. Она могла только смотреть.
Вдруг ее пальцы слабо, едва уловимо дрогнули. Или ему показалось? Он наклонил голову и подставил ухо к самым губам.
— Отпусти. — Не сказала, выдохнула она.
Он отпрянул.
— Нет! Только вместе. — Он сжимал ее руку и качал головой. Одна слезинка выкатилась из его глаза и пропала в глубокой морщинистой складке на лице.
Сколько времени они так сидели? Вечность. Он очнулся от хрипа. Она не дышала. Потом сделала судорожный вздох и затихла.
Он положил ее руки одна на другую на груди, соскользнул со стула на пол на колени, уткнулся лицом в ее неподвижную грудь.
— Ты здесь. Ты не ушла на небо без меня. Возьми меня с собой, пожалуйста. Пожалуйста. — Каждое слово звучало все тише. – Твоя душа не улетела, значит, ты еще здесь. Я знаю. – Шептал одними губами, целуя руки.
Утром вдруг ударил мороз. Солнце заглянуло в окно дома. Оно осветило старуху, лежащую на кровати, и старика на коленях, с покоившейся на ее груди головой. Руками он обнимал ее тело, будто старался удержать. Солнечный луч, в котором даже пылинки не дрожали, пометался по комнате и исчез.
В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вбежала раскрасневшаяся от мороза соседка Валентина. Топнула пару раз ногами, стряхивая снег с сапог.
— Андрей Павлович, Анна Анисимовна, я … — она не договорила, остановилась как вкопанная пред замершей вечностью.
Она еще раз позвала их по имени и все поняла. Развернулась и тихо прикрыла за собой дверь, унося никому уже не нужный узелок с теплой картошкой, размятой в пюре и протертой сваренной курицей. Так легче было старику пережевывать пищу, чтобы кормить жену.
Дети приехали на похороны. Сын в черном строгом костюме и дочь с траурным платком на голове. Их супруги стояли рядом со скорбными лицами. Стая черных воронов.
Их похоронили вместе в одной могиле на кладбище на краю деревни. Непривычно большой квадратный холм и самодельный крест над ним, сделанный на скорую руку местным столяром.
Соседи приходили в дом, молча, сидели какое-то время, уходили. Не было застолья, хвалебных речей. Просто отдавали дань уважения, поклонения чуду любви.
— Завещания, конечно, нет, — не спрашивала, утверждала дочь, когда посторонних не осталось в доме.
— Я наследник. Я старший, – ответил сын.
— Давайте не сейчас, не здесь, — попросил муж дочери.
— Нет, разъедемся, решать надо сейчас, — настаивала дочь.
— Я не могу здесь находиться. Они слышат нас. — Сказала жена сына. — Неужели вы не чувствуете их? – С истерическими нотками в голосе сказала она.
— Хорошо. Поедемте в город, там все обсудим. Приедем позже и распорядимся домом. – Уступил сын.
Они один за другим вышли, заперли дом.
Ночью свежий снег укрыл следы у крыльца, крышу дома и сад белым саваном. Дом остывал. Его некому было согреть, растопить печку. Мышь выбежала из подвала, повела носом, пошевелила усиками, принюхиваясь, и быстро скрылась.
В сумерках следующего дня вся деревня выбежала на улицу. Огромное пламя с шумом и треском пожирало дом. Он стонал и скрипел, как живой. Огонь с неистовой силой старался стереть с лица земли память о доме, о стариках, построивших и живших в нем. Пожарных не стали вызывать. Не успеют приехать. Нечего спасать.
Люди стояли кучками, вздыхали, грелись у живого костра и не видели, как высоко в темное небо поднялся столб дыма. От него отделились две прозрачные фигуры, взявшиеся за руки, и растворились среди звезд.
Автор: Галина Захарова
