Танька неуклюже спустилась со ступенек старого автобуса. От долгого сидения ноги затекли, одеревенели. Уши тут же заложило от звенящей деревенской тишины. Взяла половчее в обе руки сумки и бодро зашагала по пыльной, разбитой тракторами дороге до своей деревни. Ничего, она привычная. Её тревожила только тёмная туча, наползающая рваными краями со стороны леса. Она торопливо шагала то и дело поглядывала на неё, успеет ли.
Но только отошла на приличное расстояние от деревни, как из тучи хлынул дождь. Танька тоскливо посмотрела на высокие с густыми кронами деревья позади, под которыми можно укрыться, но уже помокла, возвращаться бесполезно. И она пошла вперёд. Дождь то усиливался, ощутимо бил по спине, голове, то стихал ненадолго.
Дорога вмиг раскисла и превратилась в сплошное месиво. Под каблук попал камень, незаметный в грязи, нога подвернулась и Танька шлёпнулась в скопившуюся в колее воду. Она не сразу смогла выбраться из неё, перепачкалась вся. От обиды расплакалась. Дождь, как назло, припустил сильнее, смывая с лица солёные слёзы. «Вот маме будет сюрприз », — горько подумала Танька. А мечтала впорхнуть в дом ярким нежданным солнышком, порадовать маму дипломом об окончании училища.
— Девушка, садись, подвезу, — крикнул из кабины грузовика парень.
Танька не слышала, как он подъехал. Она не могла узнать водителя за струями дождя. «Чтобы ему на пять минут пораньше приехать», — раздражено подумала она, подхватила сумки и осторожно, постоянно оскальзываясь, доковыляла до дверцы пассажирского сиденья.
В кабине было сухо и тепло. Она пристроила сумки в ногах и смахнула капли дождя с лица.
— Я испачкаю сиденье, — виновато сказала она, узнав в водителе Сашку из своей деревни.
— Ничего. А ты к кому едешь?
— К Кудилихе.
— Так ты Танька? Ну и выросла! Да какая красавица стала. – Парень радостно улыбнулся, признав свою.
В деревне все зовут друг друга не по именам, а по отчеству или по прозвищу из фамилии. Так короче и понятнее. Фамилия их с матерью была Кудилины. Потому и называли мать Кудилихой, а Таньку – дочкой Кудилихи.
За разговором быстро доехали до деревни. Мама всплеснула руками, увидев дочь. А Таня поразилась, как она постарела и похудела. Кудилиха ходила по дому, сгорбившись, словно на спине таскала тяжёлый мешок. Часто задыхалась, останавливалась и кашляла натужно.
— И давно ты так кашляешь? Тебе в бoльницу надо, — Таня с неприкрытой жалостью смотрела на мать.
— Да была я у врача. Не вылечить мою бoлeзнь, сказали. — Мать махнула рукой и отвернулась, закашлявшись.
Таня почувствовала неладное. Радость от приезда домой сменилась страхом и предчувствием беды. Она сразу взяла всю работу по дому в свои руки. Не белоручка городская, привычная. Но маму трудно было заставить лежать без дела.
Как-то Танька побежала на речку искупаться. А мама встала с кровати и пошла в огород, сорвать зелени для салата, да свежих огурчиков снять. Танька вернулась, а мамы нет в доме. Туда, сюда бегала по избе, заглянула поверх изгороди в огород, прошла по деревне, никто не видел Кудилиху. А сердце сдавило тревогой. Что-то подтолкнуло её снова пойти в огород, пройти между грядками, там и нашла мать.
Она лежала живая, но не могла говорить. Рот повело набок, из уголка стекала струйка слюны. Рука подвернута неловко под бок. Танька выбежала на улицу, позвать кого в помощь. Увидела Сашку. Вдвоем они принесли мать в дом и положили на кровать. Сашка съездил за врачом за семь километров.
Тот покачал головой, сделал укол и попросил отвезти его обратно. Ночью мама тихо yмeрлa. Сашка помогал с пoxoронами, пoминкaми. Таня, то плакала, то сидела, застыв и уставившись в одну точку, то суетливо бралась за все дела сразу и бросала, расплакавшись. Одиноко и тоскливо стало в доме без мамы. Не старая ещё, жить бы да жить. Отец Танькин пил сильно, бил мать, пока не yмeр. Бaбы в деревне поговаривали, что он и oтбил матери лeгкие.
Сашка пришёл вечером, когда все деревенские разошлись после пoминок. Сел рядом, обнял девушку, успокаивая, а потом… вдруг поцеловал. Танька опомниться не успела, как оказалась с ним в пocтели.
— И как дальше будет? – спросила она, лежа рядом с Сашкой. — Дети у тебя, жена. Сплетни пойдут. Уеду я.
— Тань, не уезжай. Вернулся из aрмии, мать меня сразу жениться заставила, чтобы не натворил чего. Наверное, правильно седлала. Людмила хорошая, но не люблю я её. А как увидел тебя на дороге, так сердце забилось и в дрожь бросило. – Сашка потянул Таню к себе.
Так и стал украдкой бегать к ней по ночам.
— У него двое деток. Куда ты лезешь? Холостых парней тебе мало? Не нравятся наши, в соседней деревне пригляди. Не дело семью разрушать, – говорили бaбы при встрече.
Танька молчала, прятала глаза. Что тут скажешь? Влюбилась, голову потеряла. Однажды Сашка пришел понурый к ней.
— Случилось что? — спросила она.
— Тань, я не приду больше. Людка… я её ночью из пeтли вытaщил. Прости.
Танька посмотрела на его сгорбленную спину у двери, вскочила, подбежала и вцепилась в руку.
— Пугает она. А я как же? Я же… — Слова слишком быстро рвались наружу, толкались, застревали в горле.
— Может, и пугает. А я испугался. Прости. — Он вырвался из её вмиг ослабевших рук и вышел.
Танька села на край кровати, оглядела притихший дом.
— Мам, что мне делать? – прошептала она.
Потом схватила подушку и метнула её в другой конец избы. Подушка ударилась об угол шкафа, падая, задела горшок с геранью на подоконнике. Танька следила, как словно в замедленной съёмке горшок падал на пол, как разлетались осколки и комьями земли. Она закрыла лицо руками и разрыдалась.
Сашка больше не приходил. Но в деревне не спрячешься. Натыкались друг на друга, смотрели и отворачивались. Видеть осуждающие взгляды соседей, встречать Людмилу и Сашкиных детей стало так невыносимо, что решила уехать. Собрала свои вещи, ранним утром заперла дом и пошла на автобус. Окна домов подслеповато взирали на бегство Таньки из деревни. «Пусть смотрят и радуются. Мне стыдиться нечего. Никого не yбилa, не oгрaбила. А любовь, говорят, всё покрывает ». Подняла гордо голову и пошла на точёных ножках вдоль деревни.
Много лет она пыталась наладить жизнь в городе. Работала сначала посудомойкой в ресторане, потом стала официанткой. Мужчины замечали красивую девушку, но замуж никто не звал, или женатые попадались.
— Эх, Танька, не в ресторане надо счастье своё искать. – Вздыхала повариха Надежда.
По деревне Танька скучала. Дом надо бы проведать, но ехать боялась. Никто там не ждёт, никому не нужна. После очередной несчастной любви, решила всё же уехать на время в деревню. Тянула туда какая-то сила.
С тех пор как уехала тогда, Сашку видела только раз. Нашел её через год, в ногах валялся, говорил, что жить без неё не может… Танька прогнала, не велела больше приезжать. А Сашка последнее время снился, манил к себе.
Шла по дороге с автобуса и ждала, вот сейчас догонит её грузовик, как тогда… В красивой стройной молодой женщине трудно узнать прежнюю Таньку. Старики во дворах судачили, к кому ж такая птица яркая в гости приехала, смотрели, в чей двор свернёт.
А Танька подошла к своему дому и не узнала его. Семнадцать лет прошло с того дня, как уехала отсюда. Палисадника нет, забор в огороде завалился. Дом выглядел старым и заброшенным. Еле открыла заржавевший замок на покосившейся двери. В нос ударил запах сырости, старых вещей и мышей. Танька поёжилась. Не так представляла себе возвращение. Когда была жива мама… Танька отбросила воспоминания, нашла своё старое платье, которое теперь болталось на ней, сбегала на колодец за водой, растопила печку и намыла полы и посуду. Распахнула дверь, чтобы выпустить лишнее тепло, лето всё-таки и села пить свежезаваренный чай.
Спать в деревне ложатся рано. Танька лежала с открытыми глазами в непроглядной темноте, заснуть не получалось. Вдруг в окно осторожно постучали. Она приподняла голову от подушки, прислушалась. Вот снова. Вскочила с бьющимся сердцем и выглянула в окно. В свете луны различила пятно лица. Сашка!
Сердце подпрыгнуло от радости, а потом зaмeрло. Она прижала руки к грyди, словно хотела удержать сердце, стремящееся выпрыгнуть наружу. Выскочила в одной рубашке, отодвинула засов на двери и оказалась в жарких и требовательных Сашкиных объятиях…
— Ты надолго приехала? – спросил он, отдыхая после бурной встречи.
— А ты, как хочешь? Надолго, навсегда или получил своё и могу уезжать? А как жена снова пугать вздумает? — не зло спросила Танька.
— Жена yмeрла два года назад. Простыла и не поправилась.
— А как же ты с детьми один управляешься? Или новую хозяйку в дом привёл? – вскинулась Танька.
-Так выросли дети. Старший учится в городе в училище железнодорожном. Мечтает всю страну исколесить. Дашка школу заканчивает. Того и гляди замуж выскочит. Тебя я ждал. Знал, что приедешь. Ночами звал.
Только не ждала Танька от жизни подарков. Не верила уже. Она откинула одеяло, встала, оправила на себе старую застиранную рубашку в розовый мелкий цветочек.
— Ты куда? Ты вон, какая стала. А я постарел, знаю, не завидный жених. Но жизнь у тебя тоже не сладкая в городе была, коли вернулась.
— Откуда знаешь? – выдохнула Танька, обидевшись на его слова.
— Так не слепой. Выходи за меня. Завтра утром из твоего дома выйду, не таясь, и никто ничего не скажет. Свободные мы с тобой. А поговорят и забудут.
— Спи, я сейчас.
Танька вышла на крыльцо. Ночная прохлада залезла под рубаху, кожа покрылась мурашками. Она посмотрела в звездное небо, развела руки в стороны, встала на цыпочки.
— Хорошо-то как!
«Всё, пора остановиться. Хватит с меня городской жизни, съёмных квартир с тараканами, мужчин случайных, унизительных чаевых на работе. У меня дом свой есть, огород. Дом поправить можно. У Сашки руки золотые. У него, конечно, за это время были женщины, да и я не монашкой жила. Жалко ребеночка не могу родить. Сорока нет, могла бы, если бы… » Холодные, влажные от росы доски леденили ступни босых ног. Танька вернулась в дом, юркнула под одеяло, прижалась к тёплому Сашкиному боку и счастливо хохотнула.
— Ты чего? — пробормотал Сашка спросонья.
— Спи, запоздалое счастье моё, — прошептала она, касаясь губами его плеча.
Автор: Галина Захарова (Живые страницы)
