— Мам, ну зачем ты его купила? У меня и так чемодан не закрывается, а тут ещё эта штука, куда я его дену?
— Ниточка, но ты же едешь в северную, понимаешь, в северную столицу! И знаю я эти общежития, там сквозняки и вообще!
— Господи, а расцветка, мам! Ну что это за тон радостного одуванчика, да ещё и овечки на нем с такими дебильными мосями! И вообще, что я не могу халат там купить, зачем я отсюда его попру, если эта мохнатая фигня вообще влезет!
— Ничего, влезет! А расцветка — помню я свою учёбу в Ленинграде. Всё серое, унылое, особенно осенью. Сама мне ещё спасибо скажешь. И ничего у них не дебильные моси… Очень даже милые моси! Вон, посмотри, у этой на воротнике — точно, как у нашей соседки с первого этажа выражение, прости, Господи!
— Мама, не смеши меня! Ох, я не могу, у меня сейчас тушь потечёт! Правда ведь похожа!
Пушистый жёлтый сверток кое-как втиснулся между зимними ботинками и стопкой книжек.
Долгие гудки. Край пушистого рукава нервно теребят тонкие пальчики — так, что две пушистых овечки причудливо складываются в одну недоумевающую продолговатую овцу.
— Ниточка, доча, ты что так поздно? Что-то случилось?
— Нет, мам, ничего не случилось… Просто я соскучилась. Тут всё такое… Чужое. Общага эта ужасная. Представляешь, у нас на кухне тараканы. Я захожу, а там прямо по моей кастрюльке ползёт! Фу! И туалет, он у нас один на весь этаж! А душ вообще отключили, мы в соседний корпус ходим! И холод жуткий, сырость эта проклятая! Мам, я не могу больше так, может, я обратно вернусь, поступлю в наш? Пожалуйста!
— Доченька, мы же с тобой говорили уже. Здесь нечего делать, ты же знаешь. Ни работы, ни будущего. Я понимаю, как тебе там… Ох, прости, я сейчас, платок найду… Детонька моя, потерпи. Всего лишь первый семестр. Привыкнешь, подружишься с однокурсниками…
Край рукава намокает солёной влагой.
Овечки вздрагивают от громкого стука в дверь, спешно гуртуются под туго затягиваемый на тонкой талии поясок.
— Нитыч, открывай, у меня руки заняты!
— Привет, Ксюнь, заходи, ставь сюда.
— Привет! Блин, руки аж… Ёпт, мать, ты до сих пор в этом баранячьем ужасе! Мы, блин, опаздываем! Хорошо, что пацаны в магаз потопали. Юрас увидел бы тебя в этом, со смеху бы помер.
— Ой, да ну тебя! Он милый, мне его мама купила ещё на первом курсе. Он мне удачу приносит, между прочим! А Юра с нами пойдёт?
— Ну да, я ж говорю, что он давно к тебе подкатить хочет.
— Ой, не выдумывай! Они уже два года с Олеськой, да и вообще, я не в его вкусе. Он таких любит, — рукава с овечками рисуют сложные кривые. — Он даже не знает, как меня зовут.
— Всё он прекрасно знает! Но вот что он в тебе нашёл, ума не приложу. Глаза и острые углы! То ли дело — я, и тут — почти четвёрка, и тут — ух, какие орешки. Костян на днях ладонь себе отбил.
— Твой Костян — пошляк и бабник.
— Ой, все они — пошляки и бабники.
— Не все!
— Все! Те, которые не все, умерли в позапрошлом веке. На дуэлях. Да и то из-за баб, опять же!
— Циник ты, Ксю. Тебе не на филфак надо было, а в патологоанатомы.
— А никогда не поздно начать. Я вот тебя сейчас прям тут препарирую, если ты не снимешь этот одуванчиковый треш и не наденешь платье. У нас шампусик стынет!
— Да всё уже, всё… Поправь вот здесь лямку, пожалуйста. А у тебя что в обоих пакетах выпивка? Тяжёлые такие…
— Само собой, и у мальчишек ещё.
— Господи, куда столько, нас всего шесть человек. А я не пью, ты же знаешь.
— Так, мать! Диплом выдают только раз — ну по крайней мере, у нормальных людей. Так что от бокала шампанского за свой идеально красный не умрёшь!
Овечки отлетают на груду книжек, шелестящих страницами от тёплого ветерка, прорывающегося сквозь форточку. Он пахнет сиренью, скошенной травой и разогретым асфальтом.
Тонкие пальцы теребят отворот, сжимают мягкую, в ворсистых кубышках ткань на коленях. Овечки пляшут: то сжимаются в гармошку, то вытягиваются во фрунт. По их мордам и спинам елозит и колотится пластиковая штуковина размером с шариковую ручку. Штуковина ныряет в карман, потом снова проходится по овечьим спинам. Снова в карман.
— Юра, привет!
— Привет!
Юр, я… Мы с тобой не виделись почти месяц….Ты… Да, я знаю, что ты занят. Да, понимаю, что работа важная. Юр, я беременна.
Короткие гудки. Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети. В овечку на воротнике впиваются зубы. Овечке страшно от волчьего воя.
От овечек пахнет. Плохо пахнет. Содержимым желудка.
— Нитыч, не идиотничай. Тебе 22 года. Куда тебе сейчас дитё? Митин — сука редкая, это понятно. Я через Костяна пробовала поговорить, он меня на … послал. Папаша его в крутую московскую компанию устроил. Не до тебя ему. Не дури. Ещё и Лужина подведёшь, он вон как ради своей любимой дипломницы раскорячился — устроил тебя в этот «Асгард», не самое последнее издательство в Питере, между прочим. И не корректором, а сразу редактором. А ты полгода и в декрет? Не дури, говорю!
От овечек пахнет. Плохо пахнет.
Потрёпанные серовато-тусклые овечки устало лежат на спинке стула, пустыми мордами уперевшись в новенький ламинат.
— Доченька, с днём рождения! Ох, и не верится, что тебе уже 29 лет! Кажется, что ещё вчера в садик тебя водила… А тут вот уже и квартиру сама себе купила! Умничка ты у меня! И красавица! Доченька, родная моя, я тебя очень люблю и желаю тебе всего самого замечательного! Чтобы все твои мечты сбылись. Чтобы в твоей жизни появился хороший надёжный человек, на которого можно положиться, от которого и детишек…
— Да, мам, спасибо большое, спасибо за поздравление. И не стоило вам с бабушкой мне деньги присылать!
— Да что ты, доча! Купи себе что-нибудь красивое к новоселью.
— Ты бы лучше сама приехала — это для меня самый лучший подарок был бы. Я так скучаю по тебе, мам…
— Ниточка, я бы с радостью, но ты же знаешь, что бабушка уже совсем не может одна.
— Знаю.
— Ничего, приеду как-нибудь. Ты дома отмечать будешь?
— Да, я уже всё приготовила, вот на стол накрываю. Ксения с Костей и с малышкой придут и девчонки с работы.
— Ох, тогда не буду отвлекать тебя от хлопот. Целую крепко-крепко!
Овечки съехали со спинки единственного стула, аккуратно задвинутого под пустой стол. Тонкие пальцы на мгновение задержались на светлом дереве, аккуратно вернули овечек на место. Медленно провели по скатанному ворсу, замерли. Сжали до скрипа ниток.
— Ты как? Как ты вообще? Звонят какие-то незнакомые люди, спрашивают, знаете такую-то. Говорят, в больнице, попала под машину! Как?
— Так получилось. Несчастный случай. Закружилась голова, я оступилась. Вот. Бывает. Давление, наверное, упало. Не переживай, Ксюш, всё обошлось. Спасибо, что приехала. Ты вещи привезла?
— Да, привезла. Вот бельё, ночнушка, как ты просила, тапочки резиновые. Халат нашла только тот твой знаменитый с овцами этими дурацкими. Не стала по шкафам шарить, а он прямо на кухне был, на стуле. Нит, ну ты как, а? Господи, я, честно говоря, подумала…
— Ксюш, спасибо, всё в порядке, правда. Говорю же, несчастный случай. Не переживай, со мной всё нормально. Езжай домой, тебе мелкую кормить надо. Езжай.
Когда-то радостный одуванчиковый под светом больничных ламп тускло желтеет оттенком больного зимнего солнца.
— Здравствуйте, Анна Алексеевна! Разрешите представиться. Михайлов Денис Кирович, младший лейтенант. Вы меня, наверное, не помните. Это я вас из-под того грузовика выдернул. Вот, узнал, куда вас поместили, решил проверить, как вы тут.
— Здравствуйте. Спасибо. Это неожиданно очень… Не стоило, правда, меня спа.., то есть навещать. Не стоило.
— Я, если честно, Анна Алексеевна, ваши глаза до конца своих дней, наверное, буду перед собой видеть… Спасибо богу или судьбе или кому ещё, что там оказался. Правду сказать, за, хм… покупками вышел на 10 минут — у нас отделение недалеко от этого перекрёстка, где вы… ну, это, сознание потеряли. У меня, между прочим, тоже позавчера был день рождения! Мы с вами, Анна, в один день родились, только я вас старше на год. Я, когда рапорт заполнял на вас, удивился, подумал, надо же как.
— Да, совпадения бывают…
— Да… Смешные у вас овечки на халате. Такие… забавные.
— Извините, это подруга привезла первое, что нашла.
— Да нет, они и правда забавные. Необычные…
— Необычные… Отчество у вас необычное, Денис… Кирович?
— А, это дед мой, коммунист на триста процентов, батю в честь коммунистического интернационала назвал. Так тот с этим именем… Гм, простите, я заболтался что-то. Вам отдыхать надо, до свиданья!
— Спасибо. Спасибо вам.
Тонкие пальцы нервно теребят краешек ворота, щиплют за нос любопытную овечку.
— Да, совсем забыл! Анна, а когда вас выписывают?
— Эээ… В четверг, кажется. Мне надо куда-то прийти к вам в полицию? Что-то подписать?
— Нет, я просто… В общем, вы не против, если я вас подвезу после выписки? Вам сейчас надо аккуратней быть.
— Я не… Я… Вы… Это неудобно! Зачем…
— Вот и договорились. До встречи в четверг. Пока, барашки!
— Я же говорил тебе, что я твои глаза буду до конца дней видеть! А теперь у меня ещё и вторая пара таких же! Люблю вас, девчонки!
От халата пахло. Вкусно пахло. Молоком.
Юлия Науанова
