Юленька, переросшая к пятнадцати годам не только подростковые прыщи, но и мать почти на полголовы, сияла умненькими глазками и торжеством недавно обретённой информации. Которую тут же не замедлила вылить на ничего не подозревающих домочадцев. Ошеломлённые, они едва успевали вылавливать в потоке Юленькиной речи что-то о долге и обязанностях родителей, о праве детей на то, это и ещё вон то.
Младший брат, которому, по его мнению, до Юлиных лет предстояла ещё вечность, а на самом деле четыре года, смотрел на Юлю с небывалым доселе интересом и даже уважением. У отца семейства к окончанию Юлиного бойкого рассказа скептически приподнятая бровь сошлась со своей сестрой на переносице, придав лицу вид не столько хмурый, сколько озадаченный.
Мать, услышав о губительности иерархических отношений в семье, пыталась удержать подёргивающееся правое веко указательным пальцем и вид имела несколько несчастный.
Внеклассное, абсолютно добровольное, а следовательно, обязательное для всех посещение занятий по психологии Юленьке понравилось. Более того, подвергающая в последний год сомнению буквально всё или, напротив, вдруг принимающая на веру вещи совершенно немыслимые, Юленька уже дома предприняла увлекательнейшее путешествие по просторам интернета, потратив на него неделю и проглатывая всё, что нашла, по запросам «психология», «конфликты», «дети и родители» и «отношения».
На невинный и в общем-то дежурный вопрос матери, что именно её дочь имеет в виду, Юленька неожиданно выдержала паузу, конечно, не мхатовскую, но вполне достойную какого-нибудь небольшого провинциального театра, и спросила: «Вам правда интересно?» .
За тремя невинными словами пульсировала тщательно скрываемая интрига, подчёркнутая бросаемыми на брата и родителей пренебрежительно-значительными взорами.
Начало рассказа Юленькин брат полностью проигнорировал, расправляясь с котлетой, пюре и салатом, и заодно обдумывая, как бы похитрее заменить приказ убрать в комнате на дозволение поиграть в комп. Причем и на сегодня, и на завтра, и желательно в воскресенье тоже.
Юленькин папа был абсолютно уверен в своей жене и её способностях воспитывать детей, решать все их школьные дела, а заодно и вопросы с поликлиниками, лагерями, справками, кружками, программой выходных и каникул. А посему также поначалу не проявил интереса к дочиным словесным экзерсисам.
Гораздо важнее было понять, насколько решительно любимая жена и мать его детей настроена ангажировать его на завтрашний день, потому что максимум, который он хотел бы завтра посвятить семье — это пара часов. А потом надо найти такую возможность, которая не грозила бы этим самым «конфликтом», а проще говоря, скандалом, попросить отпустить его с мужиками в баню. С пивом и мужиками, если быть честным. И не просто помыться, а ещё партейку-другую в бильярд… Зато в чём он точно и абсолютно честен — никаких пошлостей, ассоциирующихся с баней, ни он, ни его друзья, обычные крепкие семейные мужики не одобряли. Но именно в этом почему-то его немедленно начинала подозревать супруга при одном лишь слове «баня»!
Мать внимала Юленьке рассеянно, пока заваривала чай и доставала из хрустящих бумажных пакетов с милым рисунком смешного повара в огромном колпаке булочки. Эти булочки, крошечные, воздушные, расходящиеся во рту хрусткими лепестками тончайшего слоёного теста, продавались в небольшой пекарне рядом с её работой. Они зазывно кокетничали румяным бочком, аппетитно поблёскивали шапочкой из нежной сливочной помадки, упоительно пахли корицей, интриговали ореховой или изюмной начинкой. Это был аромат и вкус детства, маленький восхитительный праздник. Поэтому в пятницу, даже качаясь от усталости, мать Юленьки обязательно забегала в пекарню, чтобы порадовать семью свежей выпечкой в конце трудной недели.
Выработанная за 15 лет материнства привычка всегда быть в боевой готовности, подобно отряду быстрого реагирования, сработала. Когда рассказ о ролевых играх на занятиях, когда мальчики «ржали, как идиоты», внезапно закончился, а ажиотаж у Юленьки не только не иссяк, а даже наоборот, рос от фразы к фразе, мать, наконец, оторвалась от ласково-задумчивого созерцания булочек.
Да и как тут не отвлечься даже от самых лучших булочек, когда любимая доченька и родная кровиночка склоняет тебя, используя словечки вроде «деструктивный» и «дисфункциональный», да ещё и делает это с видимым удовольствием, смакуя и перекатывая на языке рычаще-сипяще-свистящие латинские гадости.
«Вот, мам, у нас же с тобой постоянный конфликт, да?».
В ответ на неопределённое пожатие плечами и полуотрицательный материн жест, Юленька усилила напор: «Отрицание существующей проблемы, мамуля, может только усугубить ситуацию!». После этого Юля вдруг вскочила, сбегала в комнату и вернулась с блокнотом, плюхнулась на стул и, мусоля пальцами страницы, забормотала: «Сейчас, ага, вот. Из-за чего мы конфликтуем? А? Ну, мам, давай, это важно. Иначе между нами со временем образуется эмоциональная пропасть, которую мне придётся преодолевать в зрелом возрасте, потому что я не смогу построить нормальные отношения!».
На этом моменте отец семейства как раз сдвинул брови, а брат хотя и не прекращал жевать булочку, смотрел на Юлю всё более заинтересованно.
«Мама, вот я не собираюсь становиться домохозяйкой, вообще, возможно, я останусь чайлд-фри».
«Что фри?» — спросили одновременно отец и брат.
«Свободной от детей!» — закатывая глаза, сообщила Юленька.
«Может, мы поговорим потом? Завтра?» — жалобно вышло у матери, единственным желанием которой было наконец принять душ и горизонтальное положение и не шевелиться как минимум до завтрашнего утра.
«Вот ещё одна проблема», — припечатала Юленька, выкинув укоряющий указательный палец в сторону матери: «Ты обесцениваешь меня, мои эмоции, мои слова, нанося тем самым вред, который может сказаться на моей самооценке на всю жизнь!».
«Чем же это?» — растерялась мать, ища глазами поддержки у мужа и сына.
И тот и другой, хотя и несколько виновато, но слишком поспешно отвели взгляд от мамы и с возрастающим интересом уставились на дочь и сестру.
«Я, наконец захотела с тобой обсудить существующую проблему, а ты уклоняешься!».
Мать сидела молча. В уставшей за рабочую неделю голове аргументы выглядели явно слишком вялыми для Юленькиного напора.
Юленька, удовлетворённо кивнув, продолжила: «Твоё стремление к домашнему уюту, готовке, там, и вот всё такое — это ведь твоё желание, верно? Ага. А ты навязываешь его мне! Таким образом за мой счёт удовлетворяешь свои потребности! А мне вот это всё», — Юленька сделала плавный и красивый жест нежной ручкой, что будь жив Станиславский, он тотчас вскричал бы: «Верю!». «Мне вот это всё не нужно, понимаешь?» — при этом Юля шлёпнула по руке братца, который тянул в свою сторону очередную булочку, а отобрав её, с удовольствием откусила приличный кусок.
Жуя, Юленька продолжила: «В общем, следуя своим желаниям и пониманию жизни, ты и нас», — тут Юля сделала жест не такой красивый, Станиславский промолчал бы, но зато выразительно захватывающий в «нас» отца и брата: «Подчиняешь своей тоталитарной воле! Мы, естественно, оказываем сопротивление, вот и конфликт!» — наконец восторжествовала она.
«Ага», — морщась, будто откусил лимон, щёлкая пальцами и растирая лоб, вдруг добавил сын: «Это… А, вот! Ты подавляешь моё стремление к творческому самовыражению!».
И, откинувшись на стуле, скрестил на груди руки.
« Я?!» — не удержалась тоталитарная мать: «Чем?!».
“Ты, это, заставляешь меня убирать в комнате так, как надо тебе. А мне, может, легче думается, когда беспорядок, и это ещё, вот, ограничиваешь мои решения, так?» — он обратился к Юле: «Ну, если я сам составил, например, план: вот пришёл из школы, поиграл в компьютер, между прочим, тренировал мозг! А потом уже за уроки. А мама требует, чтоб сначала уроки, как это называется?» — пихнул он в бок сестру.
Юленька с готовностью полистала блокнот и зачитала: «Навязывание поведенческих матриц. И ещё вот это подойдёт — программирование рабского мышления с детства, которое закладывается родителями, преимущественно матерью, через приказы и установление правил, которые… Ну тут уже сложно».
«Так, хорошо», — наконец попыталась сбросить оцепенение мать: «Есть над чем подумать, но сейчас, давайте-ка, помогайте убрать со стола», — и решительно поднялась, собираясь добавить, что разговор всё-таки можно продолжить завтра. А заодно попытаться выяснить,какой очередной «психолог» завёлся в Юлькиной школе и что ещё дорогая дочурка душеполезного на этих уроках усвоила.
Спинным мозгом мать чувствовала вперенные в неё взгляды домашних и застывшую тишину, воцарившуюся за столом.
«Ну что?», — развернулась она к мужу и детям.
«Вот и конфликт сейчас прямо назревает», — разрубила Юленька воздух указующим перстом. Глянув на мужа, мать поняла, что отсюда поддержки не последует. «Просто домашняя тирания!».
«Что вы предлагаете? Убрать мне самой? Ведь ели мы все, готовила я одна, а устала за неделю не меньше вашего. И как тут быть?».
«Во-первых», — снова кусая от булочки, сообщила Юленька: «Мамуленька, посуду надо всего только загрузить в посудомойку, а во-вторых, ты сейчас демонстрируешь поведение жертвы».
«Только что я, кажется, была тираном?».
«А теперь жертва. Такое бывает, просто ты манипулируешь нами, используя то одно, то другое. То жалуешься, то приказываешь».
«Та-а-ак», — тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнесла мать: «Та-а-ак, значит. Тиран и жертва, значит?» — и посмотрела выразительно на мужа. Тот пожал плечами и изобразил сожаление, которое как бы подчёркивало, что он и рад бы думать иначе, но тут такие доводы.
«Ну, в общем», — мямлил он: «А вот это ещё — не могу, устала, голова болит… И личное пространство, да. У мужчины, в общем-то, должно быть пространство, с точки зрения психологии, конечно», — торопливо добавил любящий и заботливый супруг, подчёркивая, что это всё наука, а он тут совершенно ни при чём.
«Мы всего лишь отстаиваем свои личные границы, мамуль!» — улыбаясь, заявила дочь. «И тебе стоит отнестись со всей серьёзностью к диалогу! Вот отношения с папой могут запросто закончится разводом. И на нас!», — она даже положила руку на плечо брату: «Это скажется самым плохим образом. Если ты не поработаешь над собой, то и с нами», — Юленька заботливо похлопала брата по плечу: «В конце концов потеряешь связь».
В течение ещё нескольких минут, получив поддержку брата и отца, которой до сих пор не было, ибо у брата всегда были свои интересы, а отец полностью полагался на мнение жены, Юленька быстренько объяснила матери всё. Приводя в качестве аргументов выдержки из постов некой Александры Вдушувзгреевой. Ситуация, со слов дочери, для матери была плачевной, и ей срочно стоило пересмотреть приоритеты, прекратив удовлетворять за счет мужа и детей собственные потребности в красоте, уюте, чистоте и, более того, обратить внимание на своё отношение к вопросам образования и воспитания. Отец и брат выражали полное одобрение и кивали, подтверждая. Пользуясь молчанием жены, отец тут же вставил про жуткую свою усталость, особенно «эмоциональную», как любезно подсказала Юленька, и необходимость в разрядке. «Вот почему бы и не прямо завтра в баню, например, сходить?». А сын, пока не закончился момент выбивания из матери бонусов, заявил о праве не убирать в комнате и чуть тише — про комп и игры.
В повисшей за столом тишине можно было буквально услышать мысли и почувствовать эмоции, исходящие от каждого члена семьи. Юленька, упиваясь собственным красноречивым выступлением, вниманием публики и непоколебимой уверенностью, торжествовала. Отец семейства пятой своей точкой чувствовал, как велика вероятность заполучить скандал прямо сейчас, с последующими длительными репрессиями, равно как и возможность одобрения на баню с пожеланием «лёгкого пара» от ошалевшей от натиска жены. Впрочем, «иди в баню» можно трактовать по-разному. Сын тоже чувствовал, что ситуация достигла точки 50/50. Но был спокоен, понимая, что получить по носу могут скорее самоуверенная Юленька, и застывший в позе тревожного суриката отец.
Сама мать семейства чувствовала, как все её стройные и разумные аргументы, с одной стороны, выстраиваются в стройные воинственные колонны, а с другой, готовы порскнуть пугливыми мышатами в разные стороны, видя уверенный натиск противника. Ощущая, что ни одна из колонн не справится с потрясающе наглой пустой, но очень красиво оформленной чушью, почерпнутой Юленькой от гуру и коучей по психологии от интернета, она молчала. По всему выходило, что работа, порядок в доме, стирка, глажка, помощь в школьных и внешкольных делах, и все прочие ежедневные задачи — суть выбор и желание самой матери, а вот дети, дескать, вообще рожать их не просили, верно же? Следом шли цитаты всё той же многомудрой блогерши о том, что хватит ныть о домашних обязанностях, ваши матери и бабки и прабабки всё это делали, и ничего! «А у вас, между прочим, и посудомойка, и стиралка, и моющий пылесос, и продукты в супермаркете. Живите и радуйтесь, позволяя другим жить так, как они хотят!» — призывала мадам (хотя, вряд ли, подумалось матери, скорее уж мадемуазель Вдушувзгреева). Правда, все прочие социальные и бытовые существующие в современном мире аспекты, равно как и вопрос ответственности, блогерша во внимание не принимала.
«Хорошо», — сказала наконец мать.
И в ответ на недоумение на лицах любимых членов семьи спокойно повторила: «Хорошо. Принято». Она могла бы удивиться собственному, спокойному как гладь бескрайнего океана в абсолютно безветренный день, тону, ибо на дне океана бушевало изрядных размеров торнадо.
Юленька первая покинула место действия, что-то строча быстрыми пальчиками в телефоне. Сын, стараясь сделаться невидимым, тихо скользнул из кухни. Отец, несколько раз воспроизведя горлом всевозможные гкхм и кхех, скомкано поблагодарил за ужин и потянулся было сложенными в трубочку губами чмокнуть жену в щёчку, но отчего-то передумал и шмыгнул в спальню, писать мужикам, что в баню идёт железно.
Самым радостным утро субботы было у младшего члена семьи. Вчера никто ни разу не заглянул в его комнату, и он играл до посинения. А сегодня, прокравшись в тихой квартире на кухню и цапнув из холодильника остывшую, но оттого ещё более вкусную котлету, снова погрузился в виртуальный мир, намереваясь за выходные достичь вожделенного уровня.
Юленька, ещё вчера настрочив дерзкий пост на своей странице о том, как ловко у неё всё вышло, с утра радостно смотрела на количество лайков и жаркие баталии в комментах о том, что враньё это всё или нет, и что сегодня всем, а Юленьке первой, нужно готовиться к концу света и зомби-маме, и вообще «вам всем хана»!
Муж ощущал небывалую свободу и проснулся к полудню от собственного храпа. Понял, что ощущение свободы рождено пустой половиной кровати. Принял вид одновременно виноватый и уверенный, который отразился миной на лице, которую посторонний человек мог принять за гримасу от зубной боли. Спустя минут примерно семь домочадцы подтянулись на кухню. Матери на кухне обнаружено не было. Не было её и в других уголках квартиры. Заглянули даже на балкон, где тирана и деспота тоже не нашли. Юленька обводила всех победоносным взглядом, понимая, что у отца под эту лавочку можно успешно выпросить немного карманных денег, например. Сын, не удовлетворившись холодной котлетой, пытался обнаружить в опустевшем холодильнике еду, отец семейства подтверждал товарищам, что «баня в силе, амигос», добавляя, что он наконец «на волю, в пампасы». Звук оповещения проверещал одновременно в трёх телефонах, и отец, сын и дочь практически синхронно открыли сообщение. Немой сцене, возникшей после прочтения сообщения, мог позавидовать любой театр — даже не сильно провинциальный, а приунывший было Станиславский снова мог бы озвучить своё коронное: «Верю!».
«Мои дорогие!»
Так начиналось письмо семейного тирана и главной жертвы.
«Вы не представляете, как я вам благодарна!» — здесь шли смайлики с улыбками и поцелуями.
«Я решила прислушаться к вам. В связи с этим ночью я пересмотрела приоритеты! Мне действительно давно надо было это сделать! У нас всё теперь будет по-другому! Начать, конечно, я решила с себя! Доченька, ты права, следовать своим истинным желаниям — это несказанное удовольствие! Своё я оплатила заначкой на ваши подарки, но что такое материальное по сравнению с сохранением брака и тёплыми дружескими отношениями с любимыми детьми? Солнечный привет, мои дорогие, любимые люди, с морского побережья! Целую, мама».
«П.С. Взяла отпуск на неделю за счёт отгулов».
В леденящем душу безмолвии отец смотрел испуганно на входную дверь, ожидая, что это окажется шуткой, и сейчас жена войдёт запыханная и обвешанная сумками с продуктами. Сын внимательно прислушивался к происходящему внутри себя, а внутри него с нарастающей тоскливой настойчивостью бурлил голод, который в растущем организме не только не тётка, но и даже не дядька! Юленька, полыхая щеками и ушами, смотрела, не моргая, в экран монитора.
От звука следующего оповещения неполную семью тряхнуло сейсмически. Экраны троицы ослепляло немыслимым количеством солнечного света и белоснежным цветом отеля, похожего на круизный лайнер. На переднем плане фотографии, прислонившись к пальме, в купальнике и парео стояла счастливая мать, тиран, деспот, покусительница на личное пространство, жертва и прочее и прочее. Стояла и легко улыбалась, подняв руку в приветственном жесте.
Автор Светлана Шевченко.
