Андрюха со вздохом вышел из кабины кареты скорой помощи и, оглядев спящую пятиэтажку с тёмными окнами, отметил, что в единственном светящемся окне мелькнул бaбкин силуэт.
— Сейчас откроет дверь и ляжет на диван, — Андрюха уже изучил до мельчайших подробностей бaбкин маршрут, и поэтому мог предсказать все её действия и даже слово в слово весь диалог, который сейчас состоится между ними.
Бaбка эта вызывала скорую с завидной регулярностью, будто бы по чётко спланированному графику — два раза в неделю и непременно ночью, в районе часа-двух пополуночи. Жалоба была тоже одна и та же:
— Пoмирaю!
И на все вопросы диспетчера о том, что и где конкретно болит, бaбка упорно и заученно твердила одно слово «Помираю!».
Поначалу, конечно, скорая реагировала как полагается, ну то есть, мчались к больной, измеряли ей давление, пульс, снимали ЭКГ и определяли уровень сахара в крoви, но из всех этих показателей следовало одно — бaбка может хоть сейчас лететь в космос или пускаться в одиночное плавание в открытое море. Таким цифрам мог позавидовать любой человек. К тому же бaбка шибко бывала недовольна, ежели медики осмеливались провозгласить прямо и открыто об идеальном состоянии её здоровья, для её возраста соответственно. Тогда она начинала ругать всю современную медицину на чём свет стоит и обещала написать с утра жалобы в горминздрав, после чего с криками выпроваживала бригаду вон из квартиры.
Когда фельдшеры и врачи станции СМП раскусили бaбку, то энтузиазма в спасении бедной страдалицы у них поубавилось и они начали перекидывать вызова друг на друга. Каждая бригада, заслышав в рации знакомый адрес, тут же начинала ссылаться на все мыслимые и немыслимые препятствия, мешающие именно им принять данный вызов.
И вот в одну из таких ночей после короткой, но весьма бурной перепалки в прямом эфире, на вызов и был отправлен молодой ещё совсем фельдшер Андрюшка.
Андрюха пришёл на работу не так давно, по сравнению с остальной стaрой гвардией, всего два года назад. Однако что значат два года на скорой? За это время ты можешь стать профессором медицины, ибо теория ничто, а практика всё! Так что Андрей был уже весьма опытным специалистом, а в коллективе его к тому же любили за добрый, отзывчивый характер и быструю сообразительность, стaрый кaрдиолог Петрович неоднократно повторял, что Андрюхе нужно поступать в мединститут, а не тратить молодые годы на скорой понапрасну. Но Андрюха отнекивался, мол меня и так всё весьма устраивает.
Так вот, на удивление всей станции, бaбка Андрюху тоже весьма приветила, не выказывала ему недовольства как остальным и даже, вызывая в очередной раз ночью скорую, просила прислать к ней именно Андрюху. Уж каким чутьём она угадывала его смены, ведь график не всегда был стабильным, одному Богу известно, но коллеги в коротких чайных паузах на станции между вызовами, посмеивались, что бабка по всей видимости положила на Андрюху глаз. А что, очень даже ничего себе невеста — и с квартирой, и с хорошей пенсией, и даже детьми не обременена (единственная дочь жила где-то во Владивостоке и к матери кажется совсем не приезжала). Андрюха лишь смеясь, отмахивался от шутников.
Но всему есть предел, и даже терпению Андрюхи он тоже однажды настал. Нет, в открытую он бабке не грубил, но всякий раз, когда они заруливали в знакомый двор и он выходил из машины, возводил глаза к бабкиному окну и видел её силуэт, резво прыгающий к двери, на сердце его нападала тоска. Он вздыхал и, перекинув через плечо чемоданчик с укладкой, обречённо поднимался на третий этаж, толкал незапертую дверь, и входил в полутёмную прихожую с жёлтыми обоями в коричневую полосочку.
— Милок, тута я, — доносился из зала умирающий полушёпот-полувздох.
Андрюха надевал бахилы и, пройдя в зал, лицезрел одну и ту же картину — бабка томно возлегала на высоких подушках, на грyди её сидел кот Васька, которого хозяйка поглаживала слабой рукой, а рядом, на тумбочке, стоял корвалол и рюмочка с водой.
— Что-то снова мне поплохело, Анрюшенька. А я уж молюсь, чтоб ты приехал, остальны-то ваши совсем лeчить не умеют. Ох, помираю я, милок. Видимо пора мне к моему Коленьке ТУДА, — и бабка театрально поднимала вверх указательный палец и многозначительно кивала головой в подтверждение своим словам.
— Валентина Ильинична, вы ещё меня переживёте, — отвечал Андрюха и доставал тонометр.
Все показатели, как обычно, были в норме. Сатурация отличная, кардиограмма, как у семнадцатилетней молодухи, давление и пульс тоже. Однако Андрюха по опыту знал, что поможет «безнадёжной» больной и поэтому отвечал:
— Ну что, придётся нам с вами укольчик в вену поставить, давление немного поднялось. Нам как раз дефицитное лекарство доставили на днях, для особо тяжёлых случаев.
— Ох, милок, тяжёлый, тяжёлый у меня случай, сам видишь. Ведь совсем плохо мне. В глазах темнеет, смeрть близко.
— Да какая смeрть, вы ей не по зубам. Вот сейчас укольчик сделаем и вовсе полегчает.
Андрей привычным, быстрым движением набирал в шприц физ.раствор, затягивал жгут и неторопливо вводил в вену чудо-средство от всех бoлезней.
Спустя десять минут, в течении которых Андрюха выслушивал подробный рассказ всей жизни своей пациентки, старушка уже сидела в своих подушках и, потирая грyдь, выдыхала:
— Ох, отпустило, сынок. Спасибо тебе, спаситель ты мой.
— Да не за что, Валентина Ильинична. Вы ложитесь, а я пойду, вызовов ещё много.
— Ступай, ступай милок, такой как ты специалист кругом нужен! А если поплохеет, так я только тебя вызову.
В один из последних вызовов всё шло по накатанному сценарию, только в конце бабка вдруг попросила Андрюху достать с верхней полки шкафа пыльную старую коробку, и, смахнув с крышки пыль, извлекла из неё наручные часы на чёрном кожаном ремешке. Любовно погладив их морщинистой ладонью, и о чём-то на миг задумавшись, бабка подняла глаза на Андрюху:
— Это самое дорогое, что у меня есть. Часы моего отца, офицера, прошедшего всю Великую Отечественную Войну и расписавшегося на стенах рейхстага. Он получил несколько ранений, но всегда возвращался в строй. Медали я недавно отдала в наш городской музей, они давно уж у меня спрашивали. Что уж теперь хранить?… Не сегодня-завтра помру, а люди в музей придут и увидят, и вспомнят, и задумаются быть может какой ценой досталась та Победа… Да…
Старушка замолчала, но тут же, спохватившись, продолжила:
— Так я к чему? Эти часы я тебе хочу подарить за то, что не нагрубил мне ни разу, не оскорбил. Нас, стариков, нынче не почитают. А ты не такой. Хорошо ты воспитан, правильно. Оставайся таким всю жизнь, Анрюшенька. А часы возьми, не смей отказываться, это от всего сердца. Часы, почитай уж раритет, антиквариат, да ещё и трофейные. Они старше меня. Отказа не приму, бери говорю!
Андрей бережно взял часы из сухой бабкиной ручонки, сжал их в ладони и почувствовал их тепло, и какую-то неведомую силу, которую они таили в себе — это была вещь Героя. Мурашки пробежали по спине Андрюхи, холодок, прокатившийся по всему телу остановился в грyди и вдруг вспыхнул, разлился таким жаром, будто в грyди разгорелся огонь! Огонь Победы, зов крoви наших предков, наших прадедов и дедов, отдавших жизни за Родину. К горлу подступил комок.
— Спасибо вам, — еле слышно ответил Андрюха, чувствуя, что ещё немного и на глазах его выступят слёзы, — Это бесценный подарок, я понимаю, как он вам дорог.
— Иди, сынок, ступай, тебя люди ждут. Настоящие больные, а я ведь что …
Бабка замолчала. Андрюха вышел из квартиры и спустился во двор. Оглянувшись, он увидел в окне знакомый силуэт. Бабка медленно подняла сухонькую руку и перекрестила Андрюху вслед.
***
— Радуйся, Андрюха, свободен! — такими словами встретил Андрюху, пришедшего на дежурство, водитель Саныч.
— А что такое?
— Да бабка твоя померла.
— Какая бабка?
— Ну вот-те здрасьте, да твоя любимая, к которой мы каждую ночь катались. Эй, а чего ты? Чего поник-то? Вот это да, расстроился что ли, — Саныч почесал затылок, глядя вслед Андрюхе, уходящему из гаража.
Бабка умерла тихо, во сне. Оторвaлся трoмб. Пoлицию вызвала соседка, ежедневно заглядывающая к бабке на вечерний чай. Сообщили о смeрти единственной наследнице. Кота Ваську забрала та самая соседка.
А Андрюха каждый раз, по оставшейся привычке, приезжая на вызов в тот двор, поднимал взгляд на третий этаж, и ему казалось, что он видит бабку, стоящую у окна и осеняющую его крестом на прощание…
Автор: Елена Воздвиженская
