— Смотри, девка, принесёшь в подоле, так за порог и полетишь. Нам ещё не хватало позора, — так напутствовала Лену бабка.
Чего -то большего от бабушки Лена и не ожидала.
С самого детства она слышала, что мать её нагуляла.
— Пять лет с Митькой жили, дитёв не было, а тут нате, съездила на курорт, вот оттудова и привезла, — говорила бабка Лене, не стесняясь и не выбирая выражения.
И никакие доводы, что мать ездила за три года до Ленкиного рождения, и ездила не одна, а с бабкиной дочкой, Надькой, тёткой Ленкиной, не помогали.
Бабка одно твердит, что Ленка нагулянная.
Отец на мать волком смотрит, а что ему ещё остаётся, если изо дня в день ему талдычат что суразёнка воспитывает, так и жили, бабка с ними жила. Дом большой, отец, когда женился, никуда не пошёл от матери — он младший, должен о родителях заботиться.
Невзлюбила невестку мать, в ноги сыну падает, убери её. Смотреть не могу, как ходит, как сидит, всё раздражает. Не пара она тебе.
Да сын упёрся, люблю и всё.
Вот и внучку от нелюбимой невестки невзлюбила, хоть и выросла на глазах, но чужая и всё ты тут.
То ли дело от дочки внучка, и умница, и красавица, сердцу милая, любонькая, а эта… уууу, суразка, байстрючка нелюдимая, как волчонок ядом брызгает, аж сердце заходится.
Прибежала родненькая внучка, юлой крутится, бабунечкой зовёт, а эта только исподлобья смотрит, ууу, неродная кровь.
Не знает куда посадить родненькую, чем накормить.
-Любушка, а вот огурчики
-Не хочу, ба, горькие.
-И то, — соглашается бабка, — горькие, плохо Ленка, зараза, лодырь проклятущая поливала. Марья, Марья, чтобы тебе пусто было, накорми ребёнка, голодное дитя. Чичас, чичас, родненькая, вот сливочек, с булками.
— Булки твёрдые, — капризно говорит девчонка.
— И то, и то, твёрдые. Марья, что у тебя булки словно каменные.
Не может наглядеться бабушка на свою родненькую внученьку, гоняет сноху с её девчонкой, а чего пусть растрясут бока свои ишь, засиделись.
— Дом для Любушки будет, внучечки единственной, — говорит бабка, — нечто я кровиночку без дома отставлю? Твоей девке нехай твои родители, али сама позаботься, пришла на всё готовое.
Вот так жила Ленка.
Сейчас в город ехать собралась, поступать, вот такие напутственные слова ей бабка и сказала.
Училась Лена легко, интересно и задорно.
Всё ей в городе нравилось. И девушки в платьях красивых и в брючных костюмах и парни галантные.
Так хотелось матери показать всю красоту, да как её в город вывезти? Бабка с отцом не дадут, вцепилась старая змея и соки пьёт из неё. Ленка из-за матери только приезжает.
Сдружилась с комендантом общежития, Анной Андреевной, у той сын, взрослый уже, на севере живёт, двое внучаток.
Зовут со снохой, а она всё сидит здесь.
Вот Ленка с ней и подружилась, тёть Аня и надоумила сказать, будто мать на родительское собрание вызывают. Что мол такое, год девчонка проучилась, а родителей как не было, так мол, и вытянешь мать в город.
Так и сделали, отец побурчал, бабка съехидничала, что мол, девка -то видно с парнями крутит, а не учится.
Мать тоже боялась что сейчас ругать начнут, а её благодарили за дочку, все учителя хвалили, мать даже воспряла духом.
Ленка и общежитие матери показала, и с Анной Андреевной познакомила, женщины сразу приятельствовать начали.
-Да вы не стесняйтесь Марья Васильевна, Маша…
Всю ночь просидели женщины за чашкой чая, всё рассказала Маша.
-Эх, Анечка, всю жизнь в прислугах прожила, кроме Леночки деток больше и не было, отцу с матерью не больно -то с дитём нужна, да и без детей тоже. Семь ртов окромя меня. А я ведь училась на одни пятёрки, хотела в городе жить, в библиотеку ходить, да уж видно и не судьба.
Вон хоть, спасибо дочушке, помогла город посмотреть, столько лет дальше района не бывала…
— Неужто и Лене такое счастье пророчишь?
— А куда же, Аня? Хорошо будет, коли в городе останется. А так, — махнула мама рукой, — так всю жизнь и проживёт, дай -то бог чтобы мужчина хороший попался.
— А ты кем работаешь Маша?
— Я то? Да учётчиком на току, последние несколько лет работаю.
— То есть, ты Маша, грамотная? Прости за вопрос.
— Конечно, — рассмеялась Мария, — грамотная, я в районе училась, а как хотела в город, мммм, Аня…
— А в чём дело Маша? Переезжай, — просто сказала Анна Андреевна.
— Иии, Аня, скажешь тоже, мне бы Лену выучить…
И опять о чём-то шепчутся женщины.
Приехала домой Мария, свекровь её всяко кроет, муж волком смотрит, два раза для порядка ткнул в глаз и нос. На работу побежала, по привычке замазав синяки.
А сама всё будто думает о чём, будто мыслями не здесь…
На следующий месяц опять поехала, опять на собрание к Лене.
— Не учится девчонка, видно зашалалась, вся в мать, не то что моя кровиночка Любушка, умница, красавица, да такая послушная. А эта по мужикам там затаскалась, смотри, Митька, принесёт в подоле.
И Машка тожеть, видно нашла кого, смотри ты, я её всяко выставляю, крою почём зря, а она молчить, того и смотри, к хахалю сбежит, позорище…
В этот раз избил Марью Митька сильно, да так, что старая сама испугалась, не за Марию, нет, за Митьку. Сама к участковому бегала три коральки колбасы отнесла, кровяной, да шмат сала.
Сама за снохой ходила да и Митька как уж, вьётся, вьётся вокруг жены.
Выкарабкалась Маша, посмотрела на мужа своего, на двор полный скотины, на дом, который ей не принадлежит, хоть и прогорбатилась там четверть века, а случись чего с Митькой, попрут ведь её.
Собрала нехитрые пожитки, написала заявление, поросилась без отработки, все в таком шоке были, что отпустили Марью…
Лена до неба подпрыгнула.
— Мамочка, ты ли?
— Я детка, сил нет человеческих и показала тело своё, сплошной синяк.
— Ой, мама, — заплакала девчонка.
— Ничего, ничего доченька, Аня сказала поможет.
— Мама, не вернёшься ли?
— Нет!- сжав губы говорит Мария, — нет ради тебя, чтобы ты жила лучше.
Устроилась Маша на фабрику работать, тоже учётчицей, комнату дали в общежитии, расцветать женщина начала.
Гулять по вечерам с Леной ходят.
Видимо кто-то из деревенских увидел их и Митьке сказали.
Приехал, как насупился, поехали мол, Марья, я за тобой.
— Никуда я с тобой не поеду, — говорит та, — хватит натерпелась.
Митька зубами скрипит, да шипит, словно уж, да только Марья уже не боится, Марья уже другая…
— Не дури Машка, поблудила и будет, так и быть прощу.
— Уходи, Мить по -хорошему. Милицию ведь вызову.
— На родного мужика, да милицию?
— Мить, нас развели, месяц назад.
— Как это?
— Да так…Что письмо не получал?
— Нет, — говорит растерянно.
— Ну так вот, Митя. Так что извини.
— Как это Маш, я ведь это, люблю тебя.
— Ты Митя как тот волк, что овцу полюбил, видно от большой любви ты меня так…
— Сама виновата, — буркнул.
— Уходи…
— Не вернёшься?
— Нет.
— Пожалеешь
— Уходи.
— Я уйду, но ты потом не думай вернуться, не приму, Маруська, так и знай.
А потом заплакал.
— Вернись, Мань, а? Мать старая уже не справляется, подурили и хватит…
— Нет, — качает головой, — уж не обессудь Митя. Не вернусь я к вам.
— Да как так-то?
— Как? Да ты с матерью своей всю кровь мне выпили, девчонка при живом отце сиротой выросла, знаешь же что твоя, почему матери позволял издеваться так?
— Ну прости, Маня, всё по другому теперь будет, вернись…
— Нет, Митя, уезжай. Хоть на старости лет поживу как человек.
Приехал домой Митя словно туча грозовая. На мать наорал, пошёл водки, купил и пил.
— Мать, мааать…
— Чего, Митюшка?
— Письмо приходило с печатями на моё имя?
Забегали глаза, зажевала губами, руки не знает куда девать…
— Мааать…
— Я не знаю, Митя, было какое-то, я… там это.
Неделю Митя пил, а потом привёл домой Катерину Ялымкину, гулял он с ней, мать знала, да покрывала…
Вот и привёл.
Новая сноха быстро всех по местам расставила, это вам не Маша кроткая.
Бабка носа боялась из комнаты показать.
А потом ещё и Любонька, внученька- красавица, вот не повезло девушке, ведь такая умница.
Подвернулся нечестивец, обманул честную девушку. Попался бы, так и придушила бы, приволокла бы за волосья, чтобы грех внучкин прикрыл.
Машка гадина, все беды от неё, как не хотела чтобы приводил её Митька, а теперь эта Катька падлюка распоряжается всем…
Говорят люди, что Машка в городе живёт, ишь ты барыня, и суразку свою науськала, нос не кажут обе.
Вроде замуж девка Машкина вышла.
Кто-то взял ведь, а Любоньке вот не везёт. Оставила мальчика Наде, поехала в город. А что, пущай, может счастье своё найдёт, охо-хо.
А Машка гадина, вот змея подколодная, всё из-за неё.
Катька эта, ходит, всем руководит и Митька под неё прогнулся…
Это Машка всё виновата, живёт там…
Хоть бы приехала, пропарила бы в бане старуху-то, уважила бы, а то эта Катька только шкуру дерёт, как скаженная, до синяков…
Ленка тоже, внучка называется, носа не кажет. Даже на свадьбу не пригласила бабушку, конечно, они теперь городские, куда нам до их-то…
А этот тоже хорош, мать родную променял на вертихвостку, нет, какая бы Машка не была, но она уважительная, а эта…
Надька тоже хороша, прошу возьми к себе, нет же, некогда ей, вот кукиш им, а не дом.
Охо — хо- хо, может кто поедет в тот город, да увидит Марью, может передадут ей весточку, Машка она такая, добрая, поди пожалеет старуху.
Да мы и жили с ней душа в душу.
Это Катька эта, вертихвостка, откуда -то взялась, всё под себя подгребла, уууу, гадина.
Маша така женщина была, така бабонька…Справная, всё в руках горело, а булки какие, а пироги пекла!
А эта же, откуда её только черти принесли, как настряпает, так зубы обломать можно, щи варит только свиньям в радость, где же Маша, да внучечка, Леночка.
Митька говорит правнук родился, хоть бы посмотреть одним глазком.
Любкин-то байстрюк, весь в любку, нахрапистый…
Ох , Машенька, да внучечка Леночка…Навестили хоть бы бабушку, утирает старуха слёзы что катятся по пергаментной коже и не понимает за что ей такое?
Всю жизнь к людям по-доброму относилась…
Автор: «Мавридика де Монбазон»
