«Вместо сожаления, появилось в душе что-то хорошее…»

Пашка Бураков уже вскочил на ступеньку грузовика, как увидел Степана Лукича, махавшего ему рукой.

— Погоди, не отъезжай, тут пассажирка есть, возьми, в твою сторону ей.

Пашка спрыгнул со ступеньки, поправил кепку, отряхнул курточку, из-под которой выглядывала клетчатая рубашка, и, кивнув Лукичу в знак согласия, стал поглядывать на проходную.

Рейсы в город он делал регулярно, загружаясь материалами, и частенько прихватывал своих, сельских пассажиров. Место в кабине есть, — и ему не скучно, и калым небольшой. Но при слове «пассажирка» глаза Павла потеплели от предвкушения полуторачасовой дороги.

Он не спеша стал протирать стекла кабины, поглядывая, что за пассажирку подбросил ему Лукич. Автостанция находилась недалеко отсюда, и автобусы иногда подводили, то ломаясь, то не беря безбилетников. Пашка таким макаром частенько подвозил. И если пассажирка хорошенькая попадалась, то охмурить мог в два счета.

Не отличался он ростом и широкими плечами, а наоборот, небольшой живот, мягкотелость и симпатичное лицо создавали впечатление обаятельного добряка. Но за его внешностью скрывалось жгучее желание, не пропустить мимо симпатичную сельчанку, и слава покорителя женских сердец уже прочно закрепилась за ним.

Долго Пашка не дружил. Как только начинает привязываться к нему, так сразу причины находит, чтобы больше на глаза не появляться, а то ему, человеку семейному, вся эта любовь-морковь боком может выйти. Да и с мужьями своих зазноб дела иметь не хотел.

Он услышал стук каблучков и повернулся, как бы невзначай. Женщина в болоньевом плащике и косынке в горошек, шла к машине, неся объемную сумку, коробку, перевязанную веревкой и сумочку.

Он в один миг «сфотографировал» ее взглядом и почувствовал, как где-то внутри екнуло. Дамочка была хороша, мила и фигуриста, даже просторный плащик не мог скрыть ее талии.

— Давай сумку, — сразу же на «ты» обратился он, — мы ее в кузов поставим.

Женщина одарила водителя благодарной улыбкой. Он потянулся за коробкой.

— Ой, а коробочку можно в кабину? У меня там посуда, сервиз чайный купила, как бы не разбить по дороге.

— Можно и в кабину, — он галантно открыл дверцу, поддерживая пассажирку под локоток. И только когда она села и также благодарно взглянула на него, Пашка увидел карие глаза, миловидные ямочки на щеках и светло-русую челку из-под платка. Он еще больше почувствовал предвкушение предстоящего романа.

Веселый нрав, легкость общения, галантность да припасенные пара шоколадок, которыми его снабжала сеструха Людмила, работавшая в ОРСе, — вот, пожалуй, нехитрый джентльменский набор, с которым он подкатывал к симпатичным женщинам.

— Как зовут тебя, красавица?

— Валей меня зовут, — так же улыбчиво ответила она.

— Валечка значит! – ласково сказал Пашка.

— Ой, вы прямо как мой Коля меня назвали, он тоже меня Валечкой зовет, чуднo так получается, не маленькая, а он ласково так, как с ребенком.

Лицо пассажирки, и без того добродушное, засветилось радостью, при упоминании мужа.

Пашка только подумал выдать следующую порцию слов для беседы, как Валя снова заговорила мечтательно:

— Он у меня знаете какой?! Дома все делает, а если надо, так и посуду помоет. Я уж говорю: «Коленька, да я сама управлюсь», а он мне: «отдохни, на ногах уже сколько, не присела».

Пашка тем временем прокручивал, как сменить тему, — азарт влюбить в себя чужую женщину захватывал его все больше. Но Валя не умолкала.

— Вот всего три денечка была в городе, к сестре ездила, с ремонтом им помогла, а так соскучилась, как будто месяц не виделись.

— За три дня-то? – усмехнувшись, спросил Пашка.

— Да-аа, за три дня, — серьезно ответила Валя, — мы же не расстаемся, да и по детям соскучилась. Старшая у меня на следующий год поступать будет, мы уж с Колей заранее беспокоимся. А младший, Ванечка, в третьем классе учится, каждый вечер по очереди занимаемся с ним. А как же, везде догляд нужен.

Пашка заметил, как пассажирка светится радостью, когда о семье говорит, и в такой момент никак не может ухватить нужную ниточку, чтобы беседу в другое русло повернуть.

— Вот гостинцы везу своим, да сервиз купила, в универмаге выбросили, а мы с сестрой и купили. Пусть, думаю, красота дома будет, сядем чай пить, а тут такие чашечки расписные. А еще вот, смотрите, что везу, — Валя достала из сумки бумажный пакет, — эклеров вот купила. Ребятишки мои ну очень их любят. Я уж и булочки, и пирожки пеку, а им вот нравятся эклеры. Угощайтесь! – и она непринужденно протянула пакет водителю.

— Нееет, спасибо, я не хочу.

— Не любите сладкое?

— Вези детям, пусть лакомятся.

— Это они за милую душу уплетут. — Она снова мечтательно задумалась. – Как они там без меня. Коля-то управляется, я знаю, хоть и на работу ни свет, ни заря, только хлопотно одному с ребятишками, ну да ладно, Танюшка-дочка помогает. У меня муж-то тоже по технической части как и вы, только он ремонтирует, руки у него золотые, — сам председатель говорит, сколько раз Коленька мой в уборочную страду совхоз выручал.

Пашка тем временем все больше отчаивался склеить разговор, даже комплимент про милые ямочки на щеках не успел сказать. И самое удивительное, что заслушался пассажирку, так уютно рассказывающую о своей семье.

Вот уже и Прихолмье появилось, а на самом деле остановка в поле, за которым перелески начинаются. До самого Прихолмья еще три километра. Пашке ехать дальше, а пассажирка уже почти дома.

Рядом с остановкой стоял мотоцикл с люлькой, а рядом с ним мужчина невысокий, в серой куртке.

— Встречает меня, Коленька, видно автобус ждал, а тут я на машине.

Павел подкатил к остановке, машина остановилась, продолжая урчать.

— Коля, я здесь! – крикнула Валентина мужу.

Мужчина торопливо зашагал к грузовику: — Ты на попутке? А я автобус выглядываю! – он взял ее под мышки и словно дорогую ношу опустил на землю.

— Ну, здравствуй! – и уткнулся жене в щеку. Пашка увидел этот стеснительный поцелуй, потому как на людях, и заглушил мотор, вышел из кабины, чтобы достать из кузова сумку пассажирки.

— Давай подмогну, — кинулся к нему Николай, — спасибо, друг, что довез, а то с этими автобусами прямо беда. Ух, ты, а сумка-то какая тяжелая! Зачем же такую тяжесть поднимала?

— Да мне Вера с Санькой помогли, я ее почти и не поднимала.

Он уложил сумку, потом подал курточку жене: — На, накинь.

— Да зачем ты ее брал, не холодно.

— Накинь, говорю, в кабине тепло, а счас с ветерком проедем, так продуть может.

Валя накинула поверх плащика куртку. – Ой, Павел, а вам спасибо большое, дай Бог здоровья и вам, и жене вашей, и деткам.

Николай полез в карман и, достав, полтора рубля (билет на автобус столько стоил) и протянул деньги водителю: — Спасибо, возьми, брат!

— Не надо, — вдруг неожиданно сам для себя, ответил Павел, — мне все равно по пути, так что, как говорится, семейного счастья, — и он, приподняв кепочку, снова водрузил ее на голову.

Мотоцикл затарахтел и свернул с трассы на полевую дорогу. Валя еще успела обернуться и махнуть рукой на прощанье, Пашка успел заметить ее счастливую улыбку.

Первый раз сорвалось с крючка намеченное знакомство с продолжением, впервые намеки и комплименты, как стрелы Амура, даже не были выпущены из колчана. Да и не долетели бы они до цели, слишком крепкая эта крепость оказалась – «Валя и Коля». И осталась их жизнь такой же чистой, как светлый ручей, в который никакие грязные сапоги не ступают.

И удивительное дело, вместо сожаления, появилось в душе Павла что-то хорошее, совершенно не похожее на те «амуры», которые периодически с ним случались. Он вспомнил с улыбкой и Валечку, и ее Коленьку, увидев совершенно иные отношения, которых уже давно не было в Пашкиной семье.

Автор: Татьяна Викторова (Ясный день)


Оцените статью
IliMas - Место позитива, лайфхаков и вдохновения!
«Вместо сожаления, появилось в душе что-то хорошее…»
«Довольна своим выбором…»