Никогда не знал, что маленькая ватрушка может так изменить мою жизнь.
Ведь, что это – ватрушка? Всего лишь булочка, начинённая творогом.
А вот – изменила…
Всё началось с той ночи, когда я, голодный двенадцатилетний мальчишка, брёл по улицам города. Отец выгнал меня – опять не угодил.
Да, как угодить-то, когда в семье, кроме меня, шесть братьев и сестёр, а живем мы в подвале, в крохотной комнате. В такой тесноте, что либо ты кого-то заденешь, либо кто-то заденет тебя.
Павлушка засмотрелся, случайно тронул горячий уголёк, выпавший из печки, пальцы обжёг.
А досталось мне — старший следить должен.
Не уследил – твоя вина.
Отец рассердился и выгнал.
«Иди, – говорит. – И не возвращайся, если глаз не имеешь».
Мать как раз картошку варила, посмотрела на меня огорчённо, но с отцом спорить не стала, только качнула головой:
– Иди, сынок, после вернёшься, когда отец остынет.
Отец-то остынет, да только ужина мне не видать…
Город погрузился во тьму. Я шёл торопливо, глотая злость и обиду, и не заметил, как оказался за чертой рабочих кварталов. Немного поднялся и оказался там, где редко бывал – среди особняков богачей.
Высокие, просторные, в обрамлении аккуратно подстриженных кустов, они манили теплом и светом.
Я зaмер и долго стоял, глядя на окна, на желтые огни, на красивые шторы.
«Такого в наших лачугах не встретишь! – думалось мне. – И картошку здесь на ужин, конечно же, не варят».
А что варят? Хотел бы я знать!
Подстрекаемый любопытством, я протиснулся в узкий проём железной решетки и оказался в саду.
Из дома слышалась музыка, обрывки голосов, кто-то бил по клавишам рояля.
А потом потянуло съедобным, и я, мучительно преодолевая спазмы в животе, направился прямо по запаху. Обогнул особняк, привстал на цыпочки и увидел раскрытое окно, на подоконнике которого стояло целое блюдо ватрушек.
Резкий запах свежеиспеченного теста ударил в голову. Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы удержаться, потому что рука так и потянулась к этим волшебным ватрушкам.
«Взять, попробовать хоть одну!»
Но я не посмел, а только присел на траву и любовался.
Наверное, я замечтался, глядя на золотые бока ватрушек, потому что не услышал шагов.
Кто-то незаметно приблизился и вдруг резко и злобно вонзил свои острые пальцы в моё плечо.
– Ах ты, поганец! Что ты тут делаешь? Воровать пришел?
– Пустите, пустите, – взмолился я, извиваясь в руках слуги. – Не хотел я красть, просто смотрел!
– Да уж, смотрел! Знаем мы ваших…
И тут же громко закричал:
– Сергей Аркадьич! Сергей Аркадьич!
На высокий балкон вышел мужчина и, глядя сверху, спросил:
– Чего шумишь, Пётр?
– Вoра поймал!
– Я не вoр, – слабо защищался я. – Просто смотрел!
Барин спустился во двор и остановился рядом со мной, едва заметно усмехаясь и разглядывая.
– И что ж он yкрал? – спросил.
– Вроде пока ничего. На ватрушки смотрел.
– Только смотрел? И ни одну не попробовал?
Я дернулся, освобождая плечо:
– Не крал и никогда не буду!
– Вот как! А зачем тогда в чужой сад залез?
– И правда, зачем?
– Не знаю…
Как видно, Сергей Аркадьич не хотел меня обижать, а когда женский голос позвал: «Серёжа, что ж ты гостей-то бросил?», то улыбнулся открыто:
– Отпусти его, Пётр, да пирогов дай на дорогу. За честность награда положена.
Пётр удивился:
– Пирогов на дорогу?
– Конечно. Сколько вас в семье? – обратился ко мне барин.
– Девять, – отозвался я хмуро.
– Вот и дай ему девять.
Пётр отступил, на его лице чётко читалось разочарование. Не такого конца он хотел! Но спорить не стал, а потянулся и достал с подоконника блюдо.
– Две, три, четыре… – отсчитывал он.
А я не верил тому, что происходит, и всё думал:
«Смеются господа. Сейчас… как стеганут плеткой!
Да только ошибся я.
Пётр, послушный слуга оказался, выложил ватрушки в чистое полотенце и подал мне:
– Неси.
А барин опять улыбнулся:
– Всем по одной, да?
Он весело глянул в моё изумленное лицо и как-то загадочно подмигнул.
Я шёл домой, ел одну ватрушку, смаковал свежее тесто и нежный сладкий творожок.
«Такая вкуснота! Ел бы и ел еще! Но только всем по одной, как и сказано».
Дома все спали.
Я тронул за локоть мать. Она поднялась, выслушала и удивилась:
– И бить не стали?
– Не стали. Да я им так и сказал, что вoровать не собирался.
– Ах, ты ж!.. Ну, надо же!.. Вот молодец! Да, как же ты так?!
– Я только одну – свою съел.
– Это ничего…
Она глянула в угол, где, повернувшись к стене, спал отец, и зашептала:
– Я ему не скажу, а скажу, что соседка дала. Нас Варвара иногда угощает. А утром всем и разделим.
И она бережно принялась перекладывать ватрушки в корзинку.
– Саша, – вдруг сказала. – Да только не восемь здесь. Девять! Ты свою-то, говоришь, уже съел?
– Да… ещё по дороге.
– Странно… Видно, лишнюю положили…
Я пересчитал: и верно – лишнюю.
Нас в семье девять – ватрушек тоже девять. Но одну-то я по дороге умял. Значит, лишняя.
Подумал и прямо сказал:
– Мам, это нечестно. Он сказал: по одной. А коли лишняя, так я её утром обратно снесу.
– Куда ж ты пойдёшь?
– Туда и пойду.
Ночью я спал плохо. То чудилось мне, что Петр бьёт меня плёткой, то голос барина что-то говорил. А сладкий запах ватрушек плыл и манил…
Наутро я поднялся, взял платок с лишней ватрушкой и пошёл.
Пришлось долго стоять у решётки: боялся, что, коли войду, опять за вoра примут.
Наконец, кто-то заметил меня, выслушал, позвал барина.
Пётр был тут же, смотрел сурово, не понимая, чего я пришел.
А Сергей Аркадьич, как узнал, зачем я ватрушку принёс, то так и застыл в изумлении.
– Сказано было – всем по одной, – в который раз повторял я. – А тут лишняя.
– Так ты бы съел её – и дело с концом!
– Не могу – нечестно это.
– Ну, ты, брат, даёшь!.. Сроду я такого не видывал!
И, подумав, велел:
– Подожди здесь.
Я уселся в прихожей и долго наблюдал удивительную жизнь.
В дом входили слуги, все аккуратные, с приглаженными волосами. Потом вышла горничная и дала мне стакан молока.
Я отказываться не стал, молоко выпил сразу, помня то, как вчера остался без ужина. Отец горяч, если узнает, что я по городу бегаю – оставит и без обеда…
Вдруг дверь приоткрылась, и любопытное женское лицо взглянуло на меня с удивлением.
– Да ты, что?.. Он же еще совсем ребёнок, – прошептала женщина кому-то позади себя. – Куда ему?..
– Не ребёнок, Машенька, не ребёнок. Да и где ты у взрослых такую честность видала?
Тихий голос барина убеждал жену, а потом прoпал.
Я сидел в напряжении, понимая, что говорят обо мне. Только, что им нужно?
А потом меня позвали к столу, и я увидел всю семью: дети, нарядные, чистые, хозяйка, что на меня глядела, и сам Сергей Аркадьевич.
– Вот что, Саша, – сказал он. – Мы тебя хотим отблагодарить. Ты наше имущество сохранил, ватрушку обратно принёс. За это мы тебя на работу устроим. Пойдёшь к нашему родственнику в магазин помогать?
Я растерялся:
– Не знаю… С мамой надо поговорить, и с отцом.
– Вот и поговори. Работать по вечерам будешь, часа два, а на обед приходи к нам. Я тебя учить собираюсь.
– Учить? – изумился я.
Учиться всегда хотелось, да только мать не могла меня в школу отправить: и на еду-то денег едва хватало, а на книжки – и подавно нет.
– Да, учить, – тем временем объяснял барин. – Времени у меня предостаточно. Вот и будем с тобой потихоньку грамоту одолевать. А как грамотным станешь, там и посмотрим, на что ты горазд.
Из барского дома я вылетел будто на крыльях.
«Вот это удача! Да за что? За то, что всего лишь ватрушку принёс?!»
Уже позже, став почти взрослым человеком, я понял, как ценится честность, особенно там, где даже большое враньё за грех не считается.
А в те дни я, после разрешения матери, стал ходить к Сергею Аркадьичу.
Он учил меня сам, давал читать книги и ни разу не отпустил домой голодным.
А ближе к вечеру я шёл его племяннику помогать. Работа несложная: пересчитать товар, что после продажи остался. Коробки с печеньем, конфеты – да не простые – из-за границы.
Такую работу хозяин мог доверить только тому, в ком был абсолютно уверен – меня он за все это время ни разу не проверял.
Сергей Аркадьич рассказывал:
– Мы из купеческого сословия. Отец сам торговал, да нам дело свое завещал. А знаешь, на чём я разбогател? На честности! Слово дал – значит – держи. В купечестве это главное!
Лучшего напутствия в жизнь я не слыхал.
Лет через пять начал я хозяина подменять.
А потом мы с ним ещё один магазин открыли – там я и заведовал.
Ко мне разные люди приходили, а я всё ту ватрушку вспоминал и сам себе удивлялся:
«Это ж надо, такой голодный был, а не съел.
Может быть, случайно ошибся тогда Пётр – сгоряча лишнюю ватрушку положил? Кто знает?..
Хотя, может, и не случайно… А так и надо было…»
Автор: Елена Черкашина
