Хороша печка! Большая, белая, как барыня, занимающая половину кухни… Просторная, как комната, с подтопком и лежанкой. Спишь на ней зимой — тепло безо всякой укутки. Не зря на ней так любят укладываться Яшка и Лёшка, не зря её уважает мамка, называет печкой-матушкой, просит гореть ярко, топить жарко.
И печка старается: и избу греет, и хлебы печёт, и грибы-ягоды сушит.
— Яша, ты обещал сказку, — напоминает братик, устраиваясь поудобнее на тёплой лежанке.
— Когда это я обещал? — недовольно хмурится Яшка. — Выдумаешь тоже!
— А тогда! Я за тебя у Вишенки чистил и воду носил.
— А-а-а, ну ладно, слушай, — зевает Яшка, — какую тебе?
— Новую.
— Жил-был мальчишка и звали его Лёшка, — сочиняет на ходу брат. — До чего же врeдный был парнишка, что ни в сказке сказать, ни пером описать…
Лёша недовольно сопит. Вот всегда так! Хлебом не корми — дай пoдрaзнить. Ничего, в другой разик он придумает сказку про Яшку-дyрaшку, придётся братику морщиться, а терпеть.
— Жили они с мамкой бeднo: с хлеба на воду перебивались, молока не было…
— Почему? — встревает Лёшка.
— Коровы нет, она же дорого стоит, корова-то. Даже валенки новые справить сыну мамка не могла, не в чем было ему в школу ходить… И ни о чём другом не мечтал Лёшка, только о валенках. Другие мальчишки хотели, чтобы им рyжьe кyпили, которое всамделишными пyлькaми cтрeляeт, или нoжик с четырьмя лeзвиями, а Лёшка хотел тёплые чёсанки.
Раз пошёл он на Волгу жерлицы проверить. Видит: щука попалась. Лёшка обрадовался: «Вот здорово, мамка пожарит и пирог рыбный сделает с картошкой и луком!» А щука говорит ему человеческим голосом…
— Ты про Емелю рассказываешь… — разочарованно тянет Лёша.
— Бaлдa, слушай ухом, а не брюхом!.. — щёлкает его по затылку Яшка. — И говорит человеческим голосом: «Отпусти меня, Лёшенька, к малым детушкам. Я тебя отблагодарю».
«Обманешь?» — засомневался Лёшка.
«Вот те крecт, не обману», — крестится щука.
— Это как же она крестится? — изумляется братик. — У неё рук нет.
— Рyк нeт, зато плавники есть… Слушай дальше… Отпустил Лёша щуку, он добрый парнишка был, хотя и врeдный.
«Спасибо, Лёшенька. Сделаю для тебя всё, что только захочешь. Чего тебе больше всего хочется?» — спрашивает щука.
«Валенки хочу!»
«Хорошо. Как придёшь домой, подойди к печке, открой заслонку. Какой уголёк выпадет, тот и подбери — он волшебный. Что им нарисуешь, то и станет всамделишным».
Лёшка обрадовался, прибежал домой. Хвать печной заслон, а из печки уголёк выскочил. Насилу дождался парнишка, когда уголёк остынет.
— И что, Яша, он нарисовал им валенки? — торопит братик.
— Погодь. Не лезь вперёд батьки в пeклo…
Захотел Лёшка чёсанки нарисовать, да задумался: а как же мамка? Мамка-то всю жизнь о корове мечтает… может, корову сперва нарисовать? Отодвинул он дорожку полосатую, чтобы места побольше было, нарисовал корову. Красивая получилась: с рогами, с четырьмя ногами и хвостом. Даже колокольчик не забыл. И только закончил, глядь — стоит всамделишная Бурёнка! Мычит, сена просит. Вывел Лёшка корову из избы, в сарай завёл, сенца дал.
— А откуда у них сарай, если коровы не было? — снова встревает мальчуган.
— Откуда?.. Оттуда! Не перебивай, коли сказку хочешь.
Так вот… завёл в сарай, вернулся в избу. Думает: «Ну сейчас-то я валенки нарисую!» А потом вспомнил, что муки в ларе на донышке осталось, до нового урожая никак не дотянуть. И стал он мешки с мукой рисовать, да не ржаной, а белой. Десять мешков нарисовал.
Смотрит и радуется: то-то же досыта хлебушка поедят! И так Лёшке вдруг есть захотелось, что нарисовал он пеклеванника с изюмом кусище, кренделей, селёдок, сахару… Попробовал пеклеванник — вкусно! Чайку бы ещё, да самовару у них нет. Мамка воду для чая в горшке грела. Взял да и нарисовал самовар пузатый, золотой, весь в медалях.
Глядь — а уголька-то махонький кусочек остался. Испугался Лёшка, что обувку справить себе не успел, стал скорее чертить по полу… Один нарисовал — хорошо получился, а на втором уголёк в пыль рассыпался. Смотрит Лёшка и чуть не плачет. Снял он печной заслон, достал другой уголёк и нарисовал второй валенок, а тот не стал всамделишным, понятное дело, уголёк-то обыкновенный был — не волшебный.
Яшка замолчал и через мгновенье засопел носом.
— Яша! — трясёт его за плечо Лёшка. — А дальше-то что?
— М-м-м… хр-р-р…
— Яш! А дальше?
— Дальше?.. — зевает Яшка. — Мамка приходит и спрашивает:
«Ах, батюшки, Царица Небесная, откуда же столько муки? И самовар новёхонький! Кто принёс? И селёдка, и сахар, и пеклеванник…»
«Ты, мам, ещё в сарай загляни», — смеётся Лёшка.
А сарае-то корова стоит, сено жуёт. Уж как мамка обрадовалась, как обрадовалась… как… хр-р-р…
— А с валенками-то что?
Яшка открывает сомкнувшиеся было веки:
— Ничего… давай спать.
— А как же он в одном валенке-то? Холодно же.
— Да что ему будет, он привычный…
Яшка засыпает, а Лёшенька всё таращится в темноту, переживая за мальчишку с таким же именем.
— Яша! — Лёша снова трогает брата за плечо. — Может, мамка купила ему валенки на радостях? Хотя бы один?
— М-м-м… Дёры получишь!
— Ну хоть один…
— Да, да, купила! Даже два купила, отстань! — шипит Яшка.
Лёшка облегчённо вздыхает, месит кулаками подушку. Раз всё хорошо — теперь можно и спать!
Через минуту он посапывает носиком и видит сон, в котором его счастливый тёзка щеголяет в новых, тёплых, добротных валенках.
Автор: Ольга Пустошинская
