Каждый раз, когда Маргарита Владимировна изъявляет желание увидеть внучку, я уточняю:
— Вы как бабушка приедете? Или Вам надо будет заплатить?
Нет, это не хамство. Это — заранее подстеленная соломка. А то был случай.
До дочкиного садика полгода было, мужу зарплату повадились задерживать. Я пошла в няни к соседке, сидела с её двумя карапузами. В основном — вечерами, после садика. А когда их группу на карантин закрыли, то с утра до вечера.
Маргарита Владимировна, узнав, что я сижу с тремя детьми, высказала желание помочь. Но узконаправленно: с родной внучкой погулять, с ней поиграть, её покормить и так далее. К чужим детям она не подходила принципиально, озвучивая свою точку зрения так:
— Твоя работа, что я лезть буду? Ещё сделаю что-нибудь не так, виноватой останусь. Сама, ладненько? Тебе за них деньги платят.
Я и не просила. И приезжать не звала. Дети все воспитанные, хорошие, никаких проблем не доставляли, не капризничали, ели хорошо.
Четыре дня свекровь к нам ездила. Пару раз она демонстративно собирала Соню, через пару-тройку часов возвращала. Один раз книжку ей читала, не забыв шикнуть на детей, за которых мне платили, чтобы они шли ко мне сказку слушать.
В конце недели, в пятницу утром, соседка со мной рассчиталась. Я Соню под мышку, и за продуктами. Накупили вкусностей, стали готовить, чтобы папу нашего порадовать. Маргарита Владимировна приехала. Увидела, что внучка одна:
— Я домой поеду. Что мы с тобой вдвоём вокруг одного ребёнка скакать будем? А подбросы где, неужели с матерью?
— Соседкины? У неё выходной сегодня, — стало так неприятно после слова «подбросы»: мало ли, какие там в семье обстоятельства, что соседка работает много? Я тоже не от хорошей жизни в няни пошла.
— Деньги-то отдали тебе за работу?
— Да.
Мы с Соней решили напоить бабушку чаем. Размешивая сахар, она невзначай спросила о причитающейся ей доли оплаты.
Со слов свекрови получалось, что она мне очень помогала, занимая внучку. И у меня появлялось больше времени на «платных» детей. Я-то, дура, думала, что она как любящая бабушка с Соней время проводила. А Маргарита Владимировна в роли няни приезжала, забывая поставить меня в известность об этом факте.
Я молча прикинула: она провела с Соней около восьми часов за четыре дня, с понедельника по четверг. Мне платили сто пятьдесят рублей в час, но это за близнецов. За одного — в два раза меньше посчитала. Выдала Маргарите Владимировне шестьсот рублей, со словами:
— Вы, пожалуйста, в следующий раз предупреждайте, в качестве кого к нам едете. Сами знаете, какая сейчас у нас ситуация, мне не можем себе позволить оплачивать няню, даже на пару часов в день.
Она обиделась. Не на мои слова, а на то, что у меня не хватило ума самой предложить ей оплату. Она бы, само собой, благородно отказалась. Если бы я предложила. Но я, такая-сякая, же даже об этом не подумала. Это всё было высказано не мне лично, а через мужа.
Бабушка ездила к внучке. Сама. Никто её не просил. Она знала, что у меня в квартире находилось ещё двое детей. Её это не смущало. Простого «спасибо» разве недостаточно? Или обязательно надо в ножки кланяться за то, что бабушка изволит внучку видеть? С фанфарами встречать надо было? Я бы и без неё прекрасно справилась.
Урок для себя вынесла. И каждый раз, независимо от обстоятельств, уточняю интересующий меня момент: в качестве кого Маргарита Владимировна едет к Соне? Хочется заранее знать, должна ли я буду оплатить услуги няни. И я имею на это право.
Сейчас у нас всё хорошо: я сама вышла на работу, у мужа всё наладилось, тьфу-тьфу-тьфу. Сонечка любит ходить в детский сад, и бабушку любит ничуть не меньше. А я никак не могу забыть о цинизме Маргариты Владимировны: она прекрасно знала, что нам нужны были деньги, но не упустила возможность отщипнуть кусочек от моей подработки.
Тот случай стал очень показательным, можно сказать — открыл мне глаза. Я стала держать дистанцию, перестала рассказывать о некоторых аспектах нашей жизни, заметно сократила участие свекрови в воспитании Сони. А то кто знает, какая математика придёт ей в голову в следующий раз?
