Дверь открылась сама, и Светлана вошла в огромный зал. Спиной к ней стояли тысячи людей. Они смотрели куда-то вперед и молчали. За спинами ничего не было видно, что там происходит. Медленно люди продвигались вперед на полшага, шаг. Никто не толкался, не лез вперед.
Она не ощущала усталости, раздражения. А раньше уже пыхтела бы, проталкиваясь вперед, бубнила бы, что надо шевелиться побыстрее, а то так до ночи простоять можно. Кричала бы, что нужно позвать еще одного кассира или продавца. Ведь если есть очередь, значит, продают что-то дефицитное. А может знаменитость выступает? Люди стояли молодые и старые. Но никто не горбился, не ворчал, не шаркал ногами.
Света знала, сколько ей лет. Далеко не девочка. Но сейчас она ощущала себя молодой. И платье на ней из далекой молодости. Любимое. Вряд ли она в него сейчас влезла бы, только голову бы просунула. Но платье на ней сидело, значит, она опять худенькая. Настроение поднялось.
Сзади снова открылась дверь, и вошли несколько человек. Раньше она обязательно оглянулась бы назад. Сейчас удивилась своей сдержанности и равнодушию. Она не чувствовал времени. Сколько она уже стоит? Минуту или вечность?
Ничего не хотелось. А раньше — всего и сразу. Новое платье, колечко, сережки, шубку, модные туфельки, тортик и потанцевать. И мужа…. Впрочем, муж был.
Перед ней не осталось ни одной спины. Как такое может быть? Она чувствовала, что теперь за ее спиной стоят люди. Тысячи людей.
Впереди оказалась только пустота, но какая-то осязаемая. Сердце сдавило страхом. Она увидела перед собой маленькую девочку, которая отнимает игрушку у мальчика. Эта же девочка пнула другую, которая первая заняла качели. Дальше картины замелькали быстрее, девочка в них взрослела. Росли, как снежный ком ее проделки, поступки, совершенные из зависти, назло, желания превосходства.
Ее всю выворачивало наизнанку. Где-то внутри болело все сильнее, как нарыв, который вот-вот лопнет, вскроется вся ее сущность. И Светы не станет. Совсем.
Взгляд ее заметался по комнате в поисках, где можно спрятаться. Но натыкался на лица бабушки, мамы, отца и сотни знакомых и чужих глаз. Она понимала, что сделав подлость одному, причиняла боль многим другим, не связанным с ней напрямую, людям. Боль все росла. И ее затопила, накрыла с головой волна стыда.
На экране ее жизни возник щенок. Маленький комочек лежал в сугробе у магазина. Его почти занесло снегом. Он сильно дрожал и поскуливал. Мимо проходили люди, отводили взгляд и спешили дальше.
Света наклонилась и заглянула в глаза щенку. В них было столько боли и страха, что она взяла на руки и принесла домой. Она укутала его в теплый плед и обложила бутылками с горячей водой. С ложки напоила теплым молоком. Щенок благодарно лизнул руку и уснул.
Она терпеливо убирала лужи за ним. Иногда это злило ее. Но щенок так терся о ее ноги, так умоляюще смотрел в глаза, что злость проходила. Он прожил с ней шестнадцать лет. За это время она вышла замуж и родила дочку. Она называла его Кексом. Он любил печенье и тортики, как и она сама.
Стремительно неслись кадры ее жизни дальше, но боль в ней больше не росла, наоборот, исчезла. Ей стало легко. Того и гляди воздушным шариком подлетит вверх. Вот только лететь некуда. Она была на небе.
Кино ее жизни остановилось. Справа и слева открылись две двери. За одной чернела непроглядная темнота. Оттуда несло злобой и страхом. Из проема второй двери лился теплый ароматный свет.
Этот свет подхватил ее и легко увлек к себе. «Неужели только благодаря одному доброму поступку, совершенному из сочувствия и сострадания, ее пустили в Рай? Только этому щенку я сделала добро?», — пронзила ее мысль и тут же исчезла.
Света парила в этом нежном пространстве, становясь частью его.
Даже один поступок чистой бескорыстной любви, добра и милосердия может покрыть тысячи неприглядных и дурных дел.
Вспомни об этом, когда захочется нагрубить, толкнуть, осудить или позавидовать кому-то. Настанет день, и все маски будут сорваны. А что под ними?
Вдруг не найдется в твоей жизни ни одного доброго дела, и тебя затянет в другую дверь?
Автор: #Галина_Захарова
