— Тьфу ты, чтоб вас, окаянные! А ну, не балуйтесь!
Маленькая сгорбленная старушка шла по сосновому бору со стороны замерзшего болота, с трудом пробираясь через высокие сугробы. Бабуля была ничем не примечательна, если не считать зеленых спутанных волос, длинного остренького носа, похожего на птичий клюв, да босых ног. На плечах у нее был накинут рваный тулуп, на голове дырявый платок из утиного пуха. В сморщенной руке с перепонками между длинных пальцев старушка держала сучковатую палку, на которую тяжело опиралась при ходьбе.
Под ноги странной бабуле с громким картавым бульканьем кубарем с неба упали вoроны, которые играли в догонялки. К ним-то и была обращена ее возмущенная речь. Вoроны учтиво поклонились старушке, картаво пробормотали слова извинения, взмахнули черными блестящими крыльями и опять унеслись в небо. Вообще, бабуля воронов уважала за их сообразительность, вежливость и верность. Как найдет эта умная и гордая птица свою вторую половинку, так всю жизнь с ней и проживет. А уж если вдруг чего-нибудь нехорошее случится, то так и будет ворон коротать свой век одиноким бобылем.
Старушка шла не спеша, оглядываясь по сторонам, примечая всё вокруг. В лесу вовсю хозяйничал март: повеселевшее солнце радостно освещало верхушки вековых сосен, по лазоревому небу неспешно плыли невесомые белые облака. Лед на речке потемнел, кое-где вдоль берега уже появились промоины. По всей округе раздавались звонкие птичьи трели. По бору тихими, но уверенными шагами шла весна!
На высокой сосне сидел дятел. Он был занят тем, что пытался достать семена из шишки. Ничего, как только придет настоящее тепло и проснутся насекомые, так красавец в красной шапке начнет бодро отстукивать азбуку Морзе на коре старого дерева.
Тут откуда ни возьмись, возле старушки появился трехцветный лохматый зверь. Увидев бабулю, зверь подбежал и радостно гавкнул:
-Здравствуй, бабушка Кикимора!
От звонкого лая встрепенулась белка. Её гнездо в виде шарика располагалось почти на самой верхушке сосны, аккурат над головой старушки. Увидев собаку, белка высунулась из гнезда, недовольно пискнула, взмахнула пока еще серым, не полинявшим хвостом и юркнула обратно.
— Тише ты! Вон гляди: белок напугала. У них же малыши скоро появятся. Видишь, они гнездо из веток строят, а внутри мхом и пухом выстилают.
Потом старушка добавила:
— И вовсе я не бабушка, мне всего-то триста лет!
Собака виновато притихла, почесала лапой за ухом и спросила:
— А ты куда идешь?
— Лешего будить. Сколько ему дрыхнуть можно, пушшай просыпается да за порядком в лесу следит. И так я одна всю зиму в бору дежурю, вместо того чтоб в болоте тину есть да тишиной наслаждаться.
На самом деле кикимора лукавила, ей зимой в болоте было скучно: утки улетали в теплые края на зимовку, лягушки зарывались в ил на самом дне и залегали в спячку. Правда, ондатра не засыпала, но она была не очень-то гостеприимна: в хатку к себе не приглашала и целыми днями подо льдом ела стебли подводных растений.
Изредка к Кикиморе прилетала чета воронов и развлекала ее: ворон пересмешничал на все лады, а Кикимора угадывала, что или кого он изобразил. А изображать он был мастер: любую птицу передразнит, может ребенком заплакать, затявкать лисой и залаять собакой. Даже намастачился тилюлюкать так, как у рыбаков сигнализация в машине срабатывает!
— Скорее бы снег растаял. Там, глядишь, выпь прилетит. Уж больно мне нравится, как она поет – заслушаешься! – сказала старушка.
Собака сомневалась, что звуки выпи, похожие на гулкое гудение воздуха в трубе или на странное мычание неведомого зверя можно назвать пением, но спорить не стала. Она вообще выпь ни разу не видела. Да и как ее увидишь: встанет посреди зарослей тростника на одну ногу, шею вытянет и качается своим пестрым телом из стороны в сторону. Её от тростника и не отличишь!
Еще собака учуяла поблизости заячьи следы, но гнаться за зайцем при Кикиморе постеснялась. Поэтому она немного подумала и сказала:
— А я с родителями гуляю!
Вообще-то, собака была взята из приюта, но искренне считала людей, которые ее оттуда забрали, родителями.
— Что они, опять по лесу
ходят и мусор собирают?
— Ага! Два мешка уже набрали!
Кикимора раздосадованно покачала косматой головой и тяжко вздохнула:
— Ох уж эти люди-фулюганы, чтоб им пусто было! Неужели им бор наш не жалко? Всё кругом замусорили. А твои родители – молодцы, помогают мне лес в порядке содержать! Скажу лешему, пусть летом грибные места им покажет. Заслужили!
Кикимора ненадолго задумалась и пробормотала:
— Ты, Джесси, родителей к речке отведи, там после рыбаков тоже мусору полно. Хотя я уже с водяным договорилась: он обещал рыбу прочь отвести. Так что шиш им, рыбакам, а не улов! Пусть сначала научатся природу беречь!
Лицо бабули посветлело, она заулыбалась, видимо, осталась довольна своим сговором с водяным. Потом старушка перевела взгляд на собаку и сказала:
— И ты, лохматая, зверей наших гонять не смей! Знаю я, что ты на зайцев глаз положила! Да они все равно шустрей тебя будут, не догонишь!
— Постараюсь, но не обещаю…. инстинкт! – честно ответила собака.
— До свидания, бабушка…
Потом собака вспомнила, что кикиморе всего-навсего триста лет, и тихо добавила:
-…То есть тётенька Кикимора!
Зверь умчался восвояси догонять людей с мусорными мешками в руках. А старушка тихо побрела дальше, предвкушая, как наконец-то разбудит лешего. Он со скипом вылезет из-под трухлявого пня, щедро заваленного снегом, зевнёт, довольно потянется, разомнет деревянную шею. Потом поставит самовар на сосновых шишках, заварит брусничник, оттаявший из-под снега на солнечной полянке, и они будут пить горячий витаминный чай и беседовать.
Кикимора расскажет ему про все, что произошло за долгую зиму. Наябедничает, что люди совсем распоясались: в лесу хозяйничают, громко кричат, пугают зверей, ездят на ревущих снегоходах, везде бросают мусор, разводят костры, разоряют муравейники и рубят сосны… А леший будет качать сучковатой головой и вздыхать:
— Н-да… Ну и дела… Попужать их надобно…
Автор: Ирина Жибарь
