Колька озорничал не из хулиганских побуждений. Нет. Все свои проказы он чинил исключительно из-за любопытства и от скуки. Дело в том, что во всей их деревне у него не осталось сверстников. Да и вообще детей не осталось. Не считать же девятиклассницу Ингу за ребёнка. Сам Колька хоть и считал себя уже взрослым, но разница в пять лет делала их дружбу невозможной. Вот и приходилось как-то развлекать себя.
Благодаря острому, пытливому уму учёба давалась ему легко. И быстро сделав домашнее задание, он был предоставлен себе, а потому начинал маяться от безделья.
Однажды от скуки он решил ловить соседских куриц на петлю. Набросав зерна, он скрутил верёвку со скользящей петлей на конце и пристроил её поверх зёрен. Курицы были рады бесплатному угощению и позволяли себя ловить за лапы, стараясь склевать побольше зерна. Пока на огонек не забрёл соседский петух. Тот был очень-очень злопамятный. И очень большой. Важно шагая к кучке зерна, он склонял голову и близоруко щурился, говоря что-то вроде:
«Ко — ко — ко — ко».
Эти слова он повторял несколько раз, меняя только интонацию. Подойдя к ловушке, он вдумчиво поглядел на петлю и немного помедлив, перешагнул её. Колька дернул за верёвку и петля затянулась на мощных лапах со шпорами.
Не успел Колька порадоваться крупному улову, как петух громко закукарекал и сильно забив мощными крыльями, выскочил из петли. Гребень у него налился кровью, глаза, выискивая обидчика, вращались по невероятной орбите. Остановив свой взгляд на Кольке, он затопал лапами и снова закукарекав, бросился на неприятеля.
Николаю удалось сбежать от разъярённой птицы лишь забежав в дом. Пересчитать ссадины и синяки на спине не удалось. Зато ощущались они отлично. На спине теперь не поспишь, да и на улицу выходить нужно с опаской. Враг мог затаиться поблизости. Но и заняться было нечем. Поскучав часик, Колька огородом пробрался на другую улицу. Во дворе у дома Михеевых дед Игнатьич рубил дрова. Ну, как рубил — полчаса примеривался, после начинал замах. Деду в этом году исполнилось семьдесят четыре года. Игнатьич был ещё бодрым, но вот слышал плохо. После того, как топор с глухим стуком ударял по дереву, он ногой отпинывал готовые поленья в небольшую кучку, чтобы отнести в поленницу и заодно передохнуть.
Вот тут-то и пришла Кольке в голову идея, как и деду помочь, и заодно подурачиться. Дождавшись, пока он в очередной раз примерившись, размахнется, чтобы врезать по чурбаку, он подкрался сзади и собрав наколотые поленья, тихонечко отнес их в дровяник. Также поступил и со следующей партией. И со следующей. И со всеми остальными.
Игнатьич сначала не понял, почему после рубки дров не прибавляется. И с дополнительным усердием взялся за колку. После часа беспрерывного процесса, он стал догадываться, что что-то идёт не так. Он раздосадованно ругался на непослушные дрова. И костерил на чем свет стоит призраков, крадущих полешки.
Смекнув наконец, что дело неладное, он краем глаза углядел, как Колька «тырит» уже готовые поленья. Вот тут-то и проснулся в нём дух мщения. Взревев, как реактивный истребитель на форсаже, Игнатьич изо всех сил рванул за мальчонкой. Прыти ему добавляло то, что его развёл, как мальчишку какой-то соседский сопляк. По пути прихватив хворостину, он как заправский погонщик, придавал ускорение по задней точке едва замедляющему движение соседу. Отчего тот с визгом отрывался на пару метров, но сбив дыхание, замедлялся и тут же получив стимулирующий удар хворостиной, снова ускорялся на несколько мгновений.
Со стороны это смотрелось весьма забавно, но длилось недолго. Ибо молодость Кольки все же победила и отстающий, но несломленный Игнатьич решил, что наказание не должно перевешивать саму вину. А потому остановился и ограничился длинной руладой, в которой упомянул всех родителей и предков Николая, вплоть до седьмого колена.
