— Папаша твой звонил. Хочет встретиться, — сообщила бабушка Вера, едва я переступила порог дома, и ушла в свою комнату, шаркая тапками.
Голос у бабушки все такой же звонкий и молодой, ум — живой и острый, внешность — 65, не больше, повезло с генетикой. А вот ноги стали подводить, выдают ее 78.
С легкой руки бабушки Веры в моем лексиконе появилось слово «папаша». Действительно, назвать этого человека «папой» я никак не могла: папа у меня был замечательный, но не он. Что ж, встретиться так встретиться…
— Здравствуй, доченька! — На меня заискивающе смотрел стареющий ловелас, каких можно узнать по слащавому и немного затуманенному взору с легким намеком на вечную готовность к флирту.
Им все еще кажется, что они молодцы-удальцы. Не желают признавать, что уже не конкурентоспособны, плоско шутят и пытаются подчеркнуть остатки былой красоты. Вот папаша, например, тщательно уложил волосы — точнее, то, что от них осталось. Но глаза у него действительно красивые: ярко-синие в обрамлении густых черных ресниц. Такие же глаза сияют на лице моей дочки, а вот мне достались мамины.
— Здравствуйте, Олег Иванович, — поздоровалась я.
Ну, не называть же его папашей, в самом деле! А папой язык не поворачивается. В этот момент на меня нахлынула волна воспоминаний…
— Вот возьму и папе все расскажу! — крикнула я, семилетняя, Лешке из соседнего подъезда, когда тот поставил мне подножку и я, не заметив ее, здорово проехалась по припорошенной снегом скользкой дорожке, исцарапав лицо.
— А он тебе никакой не папа! — с вызовом крикнул сосед и побежал на горку.
— Папа, папа, папочка! — рeвeла я в прихожей, обнимая такую родную шею и вдыхая знакомый запах. — Лешка мне подножку поставил. Как я теперь буду играть принцессу с поцарапанным лицом?
Почему-то про главную причину слез я промолчала.
— Ну-ка, иди сюда, посмотрим. Ничего, до спектакля заживет! Тащи аптечку — будем тебя лeчить. А самое главное лечение для девочки какое? Не знаешь? Спроси у мамы! И мама не знает? Тогда я тебе скажу: новое платье!
И вот я уже напрочь забыла и про вредного Лешку, и про его нелепые слова: мы едем в магазин за обновкой! Ну как мой любимый папочка может быть мне не родным? Он самый родной! И в новом платье я буду самой красивой принцессой!
А утром папа везет меня на машине в школу, по дороге останавливается возле бредущего по тротуару Лешки и приглашает ехать с нами. У Лешки испуганное лицо, видно, что ему хочется бежать со всех ног, но он все же садится в автомобиль. А я на него уже не злюсь и даже делюсь шоколадкой, которую папа тайком от мамы кyпил вчера. До спектакля почти неделя, да и мама обещала, если что, замазать ссадины на моей щеке тональным кремом. Мне даже хочется, чтобы царапины не исчезли полностью, тогда можно будет уговорить маму и на тени для век, хотя бы чуть-чуть.
— А подножки ставить, Алексей, нехорошо. Девочкам — особенно, — говорит папа Леше напоследок, на секунду задержав его в машине.
Лешка, опустив глаза, спешит поскорее уйти. А я пытаюсь вообще не думать о Лешкиной глyпой фразе: ерунда все это, бестолковая ерунда, которую мой сосед придумал, потому что завидует, потому что мой папа самый лучший. У Лешки-то отец вечно пьяный, и тетя Катя, Лешина мама, ругает его громко, на весь двор.
На выпускном вечере папа пригласил меня на вальс. Как же он танцевал! Мне все завидовали, хотя отцы у других девочек были гораздо моложе моего. Я тоже хорошо танцую и с гордостью говорю, что этот талант мне достался от отца. И сама в это верю, даже сейчас. Потому что, несмотря ни на что, я его дочь.
Папы не стало год назад. Он успел выдать меня замуж и даже дождался внучку. Как он радовался ее появлению!
— Ты избалуешь ее! — смеялась я и чуть-чуть ревновала.
— Девочек надо баловать, а то вдруг они забудут, что девочки. И станут нелюбимыми и некрасивыми, а девочки — это принцессы! Их надо любить и баловать! — сказал тогда папа.
И многозначительно посмотрел на моего мужа. Тот засмеялся и ответил, что запомнит это. Он помнит. И я помню.
После пoxoрон мама позвала меня в спальню.
— Я знаю, мам, — сказала я, когда за нами закрылась дверь.
— Откуда? Он просил не говорить, только после…
— Лешка-сосед лет в семь выдал мне вашу тайну. Я, казалось, забыла или не поверила, но все же, оказывается, знала.
— Твой настоящий отец сбежал, как только узнал о моей беременности. А Саша сказал, что будет любить нас… Хорошо, что Олег исчез из моей жизни, я не раз благодарила за это Небеса. Саша потерял свою семью в страшной аварии. Мы тогда вместе работали. Увидел как-то меня зареванную, предложил проводить, а я почему-то все на него и вывалила. И о беременности своей рассказала, и о том, что родителям боюсь признаться. Тогда и начался наш роман. Ни секунды не пожалела о том, что стала его женой. Все эти годы я была счастливой женщиной. Ну вот, теперь ты все знаешь.
— Он был самым лучшим и самым родным, мамочка.
И вот теперь передо мной стоял чужой, незнакомый мне человек, называл дочерью и не вызывал абсолютно никаких чувств. Он для меня посторонний. Зачем я ему понадобилась?
— Я очень виноват перед тобой, — будто подслушав мои мысли, начал Олег Иванович. — Каюсь. И перед матерью твоей виноват. Так получилось, что ты мой единственный ребенок. Понимаю, деньги и квартиры загладить винy не могут, и все же я хотел бы оформить на тебя дарственную на все мое скромное имущество.
— Тогда оформите ее лучше на внучку: у нее глаза ваши, такие же синие. Мы назвали ее Верой в честь бабушки, — ответила я.
Почему-то принять от него хоть что-либо лично для себя я считала предательством отца.
— Правда? — лицо его просияло. — А можно мне как-нибудь увидеться с Верочкой? Отца из меня не получилось, может, хоть дедом стану? Я буду стараться.
— Конечно, можно. Отец у меня был замечательный, а вот дедушки у Верочки недавно не стало, у вас появился шанс.
Мне хотелось сказать ему много всякого: колкого, язвительного, того, что ранило бы, било в самое больное. Бабушка Вера у нас на колкости мастерица, у нее я переняла немало всяких словесных шпилечек. Но почему-то ничего такого я не сказала. Не смогла.
Да и зачем? Может, и правда станет нормальным дедом? Зачем же дедушку Верочки обижать?
Автор: «Деревенские горожане«
