Одинокая женщина «постарше» меня поймёт. Потёк кран! В субботу. Под вечер. А мужа нет…
Особи моего пола — непостижимые люди! Женщина может быть хоть семи пядей во лбу, но если потёк кран, она мечется в великом смятении по квартире субботним вечером, и её мучит одна убийственная мысль: «Что делать-то?!»
Ну да, это я. Та самая, что семи пядей. А вот толку от этих пядей в такой ситуации — ни на грош…
Но я же не вечный двигатель! Любое движущееся тело от сопротивления воздуха начинает замедлять ход и останавливается. Воздух у меня в доме, по-видимому, особенно плотен, поэтому я довольно быстро скомандовала себе «Стоп!» и обратилась к своей мудрости.
Я всегда мечтала быть мудрой, поэтому выращивала её в себе, как цветок в горшке. Вроде каланхоэ. Которым не любуются, а вспоминают о нём только тогда, когда насморк нагрянет.
Мудрость укоризненно, как слабоумной, показала на телефон.
Я кинулась к нему, как к Николаю Угоднику, и стала звонить в ЖЭК. К моему радостному удивлению, ответил усталый женский голос, который на мою подхалимски-просительную речь тускло ответил:
— А мастер уже ушёл…
— Что же мне делать? — горестно, скорее себе, сказала я, чуя подступающие слёзы.
Но женщина тоже их почуяла, и предложила, потеплев:
— Могу дать вам телефон сантехника. Он не наш сотрудник, но люди его хвалят. Попробуйте.
* * *
Я записала телефон и стала звонить хвалёному мастеру. Трубку взяли. И я, торопливо заискивая, описывала собеседнику свою трагедию. Впрочем, какому собеседнику? Я говорила монолог, завершившийся моим адресом. В ответ услышала только:
— Ждите. Буду.
Надежда моя ожила!
От нервного напряжения у меня, как обычно, проснулся нездоровый аппетит. Я сварила кофе и быстро нажарила мини-оладьи. Люблю такие: маленькие, размером со спичечный коробок.
Знаете, что такое оладьи для хозяйки-одиночки? Это тесто, замешанное в чайной чашке. Пять минут — и ешь. Даже кофе ещё обжигает.
Не успела я поесть, как раздался звонок. Побежала в коридор и открыла дверь…
На пороге стоял седой Спаситель классически сантехнического вида: небритый, в простецкой куртке, с сумкой через плечо… И с ядрёным запахом алкоголя. А за край его куртки держалась серьёзная девочка лет шести.
Я молчала в растерянности, и мужчина спросил:
— Можно?
— Можно, можно, — очнулась я, — заходите!
Они вошли в прихожую. Мужчина поставил сумку на пол и наклонился развязать шнурки на ботинках. Вдруг он покачнулся и… упал на четвереньки! Девочка бросилась к нему и с отчаянной мукой в голосе вскрикнула негромко:
— Деда, деда!
Я ошеломлённо смотрела на них, абсолютно парализованная этой сценой…
Мужчина попытался встать. Но совсем завалился на пол. Девочка судорожно припала к нему, обнимая тонкими ручками, и заплакала.
Трудно описать шквал моих эмоций. Подходящих слов я не находила…
— Что с ним? — задала я девочке самый тупой вопрос, на который оказалась способна.
Она неловко оторвалась от него, поднялась с колен и в глубоком смущении ответила еле слышно:
— Он пьяный.
Потом умоляюще подняла на меня глаза и сказала:
— Он хороший! Он только полежит немного и встанет.
Я осторожно спросила:
— Это твой дедушка?
Она кивнула.
— А бабушка дома?
— Бабушка умерла.
— А папа с мамой где?
Она низко опустила голову и ничего не ответила. Я почувствовала, как она замкнулась: нельзя задевать эту тему.
— Ну ладно,— сказала я, — пусть деда полежит. А мы с тобой подождём на кухне. Что мы в прихожей стоять будем!
Взяла её за холодную ручку и повела на кухню. Она робко огляделась, и я увидела, как она посмотрела на оладьи.
— Хочешь кушать? — спросила я.
Она отрицательно покачала головой. Но я засуетилась: поставила греться молоко, варить какао.
—Знаешь, я голодная, — сказала я, — а в одиночку есть мне так грустно! Видишь, я одна живу. Может, ты поешь со мной? Просто за компанию?
Она благодарно вскинула на меня светлые глаза и, слабо улыбнувшись, опять кивнула.
Я поставила перед ней кружку с какао, себе налила ещё кофе. И мы стали есть так дружно, что засмеялись обе.
— Какие хорошенькие! — заметила она, деликатно подхватывая маленькие оладики с тарелки.
— Мне тоже нравятся. Они такие — на один укус.
Она была голодна, ела аккуратно, но с аппетитом. Потом встрепенулась и спросила тревожно:
— А вы?
— Так ведь и я ем. Разве ты не заметила? — схитрила я. — Это уже твоя доля осталась! Доедай, а то они холодные станут невкусными.
Она доела всё с тарелки и оглянулась, ища где помыть руки. Подошла к моему текущему крану и сказала уверенно:
— Деда обязательно починит его вам! Потому, что он, — старательно выговорила она, — инженер-ас!
— Он инженер? — переспросила я. — А почему он чинит краны-
— Потому что он стал пенсионером, и его выгнали с работы, — простодушно сказала она. И мне стало так не по себе от понятной картины вдруг открывшейся семейной драмы…
— Раз уж мы с тобой посидели вместе за столом, то теперь нам придётся познакомиться! — заявила я ей. — Тебя как зовут?
— Тата, — ответила она. — Вообще-то меня назвали Татьяной, но когда я была маленькая, то не могла сказать «Таня». Получалось «Тата». Так деда рассказывал. Ему понравилось. Мне тоже.
Она посмотрела на меня, и я опять подивилась свету её доверчивого взгляда.
— Ну, а меня можешь звать Марина Григорьевна!
— Ой, а деда тоже Григорьевич! Олег Григорьевич! — радостно сообщила она.
— Вот и познакомились, — засмеялась я. — Слушай, а что же мы будем делать с нашим Олегом Григорьевичем? Он же лежит на полу?
Тата смутилась.
— Он одетый. Не замёрзнет. А когда проснётся, не знаю.
Что ж, когда нет мужчины, решение приходится делать женщине. Вытаскивать из огня. Пахать. Спасать детей…
— Сделаем вот что, деточка моя. У вас с дедой кто-нибудь есть дома?
— Есть. Рыбки.
— И больше никого?
— Никого.
— Тогда мы с тобой сейчас пойдём спать.
— Нет, я ещё не хочу, — слабо сопротивлялась Тата.
— А я тебе сказку расскажу!
— Сказку? Какую?
— Ну, выберем!
— А мне деда стихи читает на ночь.
— Какие, помнишь?
— Да. Из вереска напиток забыт давным-давно, А был он слаще мёда, пьянее чем вино. А ещё про Федота-стрельца. И про старика со старухой. Они молчали и не хотели дверь закрыть, и воры съели у них всю еду!
Боже мой! Да что это за дед удивительный, что знает такие стихи?
— Он по книжке читает тебе?
— Нет, он наизусть рассказывает!
Мне хотелось выйти в коридор и посмотреть на сантехника, павшего в беспамятстве в моём коридоре… Но я опасалась тревожить ребёнка.
* * *
Мы с Татой отправились в спальню и устроились на моей кровати. Она, потихоньку осваиваясь, уютно умостилась мне «под крылушко». И я рассказывала ей про аленький цветочек до тех пор, пока она не уснула.
Самой сон не шёл в голову. Я ещё, ещё и ещё раз обдумывала события этого вечера. Внутри меня творилось что-то, похожее на весеннее томление сердца.
А ещё у меня в доме, у дверей, валялся, как мешок с зерном, инженер-ас Олег Григорьевич.
И текла вода из аварийного крана. Унося, по примете, мои деньги…
С ума сойти.
* * *
Тата спала. Я уже часа два бессонно ждала хоть какой-нибудь развязки. Философия обычно доводила меня до постели и успокаивала. Но сейчас всё пошло как-то иначе, а мудрость моя исчезла начисто…
Внезапно в квартире раздались отдалённые звонки чужого телефона. Разбуженный хозяин коротко ответил что-то приглушенным голосом и умолк.
Я встала и вышла в прихожую. Олег Григорьевич, увидев меня, вздрогнул и спросил упавшим голосом:
— Где Тата?
— Не бойтесь, — шёпотом ответила я, — она спит.
Он обессиленно прикрыл глаза, а потом вскинул их на меня и умоляюще проговорил:
— Простите… Простите ради бога… Это ужасно… Простите!
Теперь я видела, чьи глаза у ангела в моей постели. Светлые и с такой же мукой во взгляде.
— Я не мог Татку оставить. Мы одни, — продолжал говорить мужчина в крайнем смущении. Он совершенно не мог решить, что теперь делать.
Мне было нестерпимо жалко его, и я решилась.
— Так, Олег Григорьевич. Вы раздевайтесь и ложитесь в гостиной, на диване. А утром почините мне кран. Греметь инструментами сейчас не дам. Ребёнка разбудите. Зовут меня Марина. Спокойной ночи!
Я вернулась к Тате. И вдруг моментально уснула рядом с ней.
* * *
Утром я проснулась от осторожного позвякивания на кухне. Тихо прокралась в ванную, чтобы принять божеский вид. И явилась на место своей аварии. Олег Григорьевич уже спокойно посмотрел на меня и доложил:
— Всё готово. Это я вас разбудил? Простите за вчерашнее. Ещё раз.
— Да что вы всё заладили одно и то же! — весело ответила я. — Скажите уже что-нибудь новенькое. Желательно повеселее.
— Вряд ли смогу сейчас повеселее, — произнёс он с горечью. — Свиньёй перед вами выступил.
— Я забыла. Поверьте. А пока Тата спит, давайте мы с вами по кофейку?
— Давайте, — улыбнулся он глазами.
— А давайте ещё вот что. Давайте попробуем доверять друг другу. Попробуем перестать бояться?
Он испытующе посмотрел мне в глаза и после минутного колебания согласился:
— Давайте. Попробуем.
… Мы пили кофе с пирожками, говорили о том о сём. Я с нетерпением поджидала момента, когда смогу задать ему вопросы, которые вертелись у меня на языке.
Но тут в дверях появилась Тата и с улыбкой уставилась на нас. Потом стремительно подошла к деду, ткнулась в его объятия и сказала мне:
— Я же говорила!
— Что это ты говорила, девушка? А ну признавайся! — спросил он у неё.
— Всё! Всё говорила! — выпалила она радостно.
Всё это казалось мне какой-то нереальностью, сном…
* * *
Пирожки улетели со стола в прошлое, и мои гости засобирались домой.
Перед дверью я спросила у Олега Григорьевича, сколько должна за работу? Он покраснел чуть не до слёз от негодования:
— Зачем вы так, Марина! Вы мне подарили больше, чем я вам. Татка вон — счастлива. Спасибо вам. А можно… — Он не договорил.
Ну, а я, как бессловесная овца, стояла неуклюжим столбом и не знала, что делать..
* * *
Закрыв двери за ними, я почувствовала такое отчаяние! Сидя на своей кухне, я рыдала, оплакивая себя и ещё непонятно что. И рыдала до тех пор, пока лицо окончательно не распухло от слёз.
* * *
Где-то послышался звонок. Это был не мой телефон. Я вышла в прихожую. Звонок раздавался оттуда. Он не прекращался и нашёлся… в кармане моего плаща на вешалке! Ничего не понимая, я включила связь.
— Алло, это Марина? — раздался в трубке голос Олега Григорьевича.
— Да, — ответила я в нос.
— Что с вами? — встревоженно спросил он.
Я молчала, боясь зарыдать опять…
— Я забыл у вас телефон, Марина, звоню от соседей!
И всё-таки я позорно разрыдалась… Он замолчал и сказал:
— Мы сейчас приедем!
* * *
Через полчаса они, мои нечаянные милые, опять стояли у меня на пороге, во все глаза рассматривая моё зарёванное лицо.
И светились. Оба.
Я сунула Олегу Григорьевичу его телефон и засмеялась, махнув рукой:
— Растеряха!
— Марина Григорьевна, а можно нам прийти к вам ещё? — спросила Тата.
—Валяйте! Кран-то поломается скоро, наверное! Как думаешь?
— Конечно, поломается! — засмеялась она.
Я протянула ей руки, и мы так обнялись.
А Татка прошептала мне на ухо:
— Этоо я положила телефон в ваш карман. Я хочу к вам. Только деду не говорите пока…
Автор: Инна Люлько
