Отец с мамой развелись, когда мне было пять. Кажется, они никогда не любили друг друга, а только делали вид, чтобы я ни о чём не догадалась. Впрочем, умение изображать хорошую мину при плохой игре им иногда изменяло, и тогда я понимала, как им обоим с этим тяжело.
Не удивляйтесь тому, что маленькая девочка так умело обо всём догадывалась. По неизвестной причине я родилась немой. Слух у меня был безупречный, что не раз проверяли врaчи разных бoльниц, но говорить я не могла. Думаю, это стало одной причин разлада между родителями. Они винили друг друга в случившемся, не допуская даже мысли о том, что это может быть простое стечение обстоятельств.
Так вот, говорить я действительно не могла, но обладала цепким умом и умением выстраивать логические цепочки. Кроме того, у меня была развита эмпатия, что неудивительно: когда тебе отказано в одном из базовых умений человека, непременно дано при этом что-то иное для взаимодействия с этим шумным, разговорчивым миром.
Родители расстались, мама уехала в далёкий город строить карьеру (про это мне рассказал отец, когда я уже способна была адекватно понимать подобные речевые обороты) и изредка присылала письма, а мы вдвоём остались на выселках, где прошло моё детство.
Несмотря на немоту, отец сумел добиться того, чтобы я ходила в обыкновенный детский сад, музыкальную, а потом и общеобразовательную школу. Видимо, подсознательно чувствуя долю своей вины в произошедшем разрыве с мамой, я старалась не причинять ему неприятностей: прилично училась, обзавелась подругами, с которыми мы понимали друг друга без лишних слов. По выходным мы с отцом вместе ходили в лес или на озеро, он научил меня ловить рыбу и охотиться, так что я ощущала себя дикой амазонкой.
Когда я окончила школу и собралась поступать в институт, у нас впервые случился скандал. Отец не желал отпускать меня дальше соседнего городка, но там не было ничего, кроме поварского училища, а я мечтала о другом. Сцена — вот какой была моя цель. На худой конец я согласилась бы поступить на археолога или дизайнера, но поваром — увольте.
Переговоры раз за разом заходили в тупик. В конце концов я попросту сбежала, оставив отцу лаконичную записку: «Уехала. Не ищи. Найду своё место в жизни — сообщу».
В большом городе с непривычки я чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег и судорожно глотавшей воздух. Первым делом я подала документы в институт культуры (в комиссии на меня посмотрели довольно странно, но ничего не сказали и велели готовиться к вступительным испытаниям) и занялась поиском недорогого жилья.
Удача не изменила мне и здесь: я сняла комнату у милой старушки, которая подрабатывала к пенсии тем, что пускала к себе студентов. Моя кандидатура показалась ей вполне симпатичной, несмотря на мою особенность, и мы ударили по рукам.
Бросив вещи, я отправилась подавать документы в другие места. С собой я, разумеется, взяла карту, но, хорошо ориентируясь вне города, в его пределах я теряла чувство направления, и в какой-то момент заблудилась.
Мне не было страшно — только любопытно. Я снова почувствовала себя бесстрашной амазонкой, и старалась ориентироваться как в лесу — на свет и мох, растущий на отдельных деревьях. Мой манёвр, однако, ни к чему не привёл, уже начинало темнеть, и я почти совсем отчаялась, как вдруг где-то невдалеке раздался голос: «Кто ты? Что ты здесь делаешь?».
Я пошла на звук и вскоре увидела высокого молодого человека с фонарём в руке, который стоял на крыльце полузаброшенного, как оказалось, дома с тёмными, неживыми окнами и светил прямо мне в лицо. Я поморщилась, а он продолжал допрос:
— Что ты здесь делаешь? Тут опасно ходить по вечерам.
Если бы могла, я бы, наверное, огрызнулась в ответ, но вместо этого только пожала плечами.
— Замёрзла? Может быть, хочешь чаю?
Я кивнула, и он пригласил меня в дом. Внутри явно находилась какая-то мастерская: повсюду стояли мольберты, чьи-то бюсты и головы, пахло краской. Мне было невероятно хорошо в этом странном месте, я впервые почувствовала себя как дома в чужом городе.
— Ещё у меня есть кофе и бутерброды с колбасой. Будешь?
Я снова кивнула, а он уже явно начал что-то подозревать.
— Почему ты всё время молчишь? Это выглядит довольно странно: сначала забрела в самый опасный район города, потом ни слова не сказала о том, зачем сюда забралась. Сейчас только киваешь. Что с тобой? Я снимаю здесь мастерскую, благо это недорого, и иногда ночую, но я знаю город как свои пять пальцев.
Я вытащила из сумки свой блокнот и черкнула:
— Я немая. Всё слышу. Говорить не могу. Забралась сюда случайно, шла подавать документы в институт и заблудилась. Я только сегодня приехала. Выгонишь?
— Да нет, зачем? — он пожал плечами. — Сейчас перекусим, потом я вызову тебе такси — автобусы здесь не ходят. Будем считать, что ничего не было, вот только… Сегодня последний день подачи документов, что же ты теперь будешь делать? Все приёмные комиссии уже не работают, поедешь домой?
Я помотала головой.
— В один институт я всё-таки успела. Прямо с поезда. Буду надеяться на удачу.
Он проводил меня, посадил в такси, за которое я всё-таки заплатила сама (отец учил, никогда не брать от человека денег, если не уверена, что сможешь их вернуть), и мы расстались, как думали, навсегда.
А в сентябре мы повстречались в институте. Он сразу узнал меня и сказал:
— Так вот, значит, куда ты успела. Как хорошо, что у тебя получилось! Теперь будем учиться вместе, хоть и на разных этажах. После пар пойдём в кафе, отметим твоё поступление?
Я улыбнулась и прямо на ладони написала «да», а про себя подумала: «Как хорошо, что я тогда заблудилась. Даже амазонке полезно всё-таки порой терять чувство направления».
Автор: Настя Ерофеева
