«Первый раз в жизни слышу, чтобы дед признал свою неправоту…»

– Прошу тебя, только без своих шуточек! Дед такое не любит.

– Ладно, без юмора, – вздохнул Миша, прижимая телефон плечом к уху. Он стоял перед зеркалом и примерял галстук.

– И еще! – голос Марины звучал требовательно. – Ни слова о коммунистах, советской власти, генсеках, Партии и тому подобное…

– А это тут причем? – удивился Миша. – Я даже и не собирался!

– На всякий случай! Его отец, мой прадед, из раскулаченных. Отсюда и нелюбовь к большевикам.

– Понятно… – вздохнул Миша. Взгляд упал на красную рубашку. Надеть, что ли?

Родители Марины, геологи, погибли давно, Марина тогда была ещё совсем ребёнком. Дед её, Аркадий Петрович, воспитал внучку один, подарив ей всю свою любовь, пусть суровую и немногословную, но очень искреннюю. Можно сказать, во внучке он души не чаял и очень за нее беспокоился, поэтому когда Марина сообщила, что встречается с молодым человеком, он немедленно, в категоричной форме, потребовал его пред свои очи. Должен же он знать, что там за проходимец такой? А в том, что неведомый ему какой-то там Миша был проходимцем, у Аркадия Петровича не было никаких сомнений. Старик был въедливым, ехидным, подозрительным и крайне неуступчивым. Короче, беда…

***

При первом же взгляде на старика, Миша понял: его ненавидят. Колючий взгляд серых глаз сверлил в упор, прожигая в нем дыру и окончательно руша надежду установить контакт.

– Миша! – он протянул руку.

– Лермонтов? – нахмурился дед. Протянутую руку он просто проигнорировал.

– Нет, Морозов.

– Павлик? – с угрозой спросил дед.

– Говорю же, Миша! – воскликнул Миша, вспоминая про своего старшего брата, которого звали как раз Павлом.

– Деда! – Марина пыталась спасти положение. – Это Миша, про которого я тебе говорила. Хороший человек.

– Ну, это сомнительно, – хмыкнул дед. – Ладно, проходи. Посмотрим, что ты за фрукт такой…

Дед исчез в комнате. Марина ободряюще подмигнула Мише.

– Проходи, – шепнула она.

В комнате ждал накрытый стол. Миша робко присел рядом с Мариной, напротив деда.

– Водку пьешь? – спросил Аркадий Петрович.

Миша застыл. Вот это подстава. Скажешь «да» – автоматически попадешь в разряд алкоголиков, скажешь «нет» – в категорию больных, а то и сволочей.

– По праздникам только, – неуверенно ответил он.

– По каким? – наседал дед.

– Новый год… – начал Миша и запнулся: почему-то вспомнились лишь праздники, так или иначе имеющие коммунистическую подоплеку. Подумав, понес всякую околесицу. – День грибника, День оптимиста, День балалайки, День…

– Хватит! – дед аж ногой притопнул. Хмуро уставился на внучку. – Что за идиота ты привела?

Марина покраснела, дернула Мишаа за рукав.

– Достал уже со своими шуточками! – шикнула она.

А Миша и не думал шутить, ему вообще было не до шуток. Этот старый пердун Аркадий мать его Петрович вызывал у него беспокойство. Неуютное чувство, надо сказать.

За столом повисло молчание. Тягостное.

Аркадий Петрович взял старомодный хрустальный графин с водкой. Налил сначала себе, потом гостю. Молча выпил, занюхал горбушкой. Миша неуверенно последовал его примеру. Также занюхал хлебом и положил на тарелку. Дед хранил молчание, Миша тоже счел за благо помалкивать. Не потому, что молчание – золото, а потому, что так меньше шансов нарваться на грубость.

Дед снова налил, и снова сначала себе, а потом гостю. Марина тихо сидела рядом, не решаясь что-либо сказать.

– Давай, – дед поднял рюмку и опрокинул в рот.

– Да, за приятное знакомство! – дружелюбно подхватил Миша и выпил. Марина тем временем положила в его тарелку горячее.

– А кто тебе сказал, что оно приятное? – прищурился Аркадий Петрович.

«Что же ты мучаешь меня, старый?!» – подумал Миша.

– Ну как же, Аркадий Петрович? Вы родной дедушка моей невесты, и мне очень приятно с вами познакомиться, – начал он, но тут же скис под холодным взглядом старика.

– Невесты, говоришь? А кто тебе сказал такую несусветную глупость, что она выйдет за тебя замуж? Иль ты сам, своим скудным умишком, допер?

– А вы против? – насторожился Миша. – Вы даже меня не знаете.

– А мне и знать ничего не надо! – рявкнул дед. – Я и так вижу, что ты проходимец и белоручка!

– Деда! – жалобно пискнула Марина.

– Помолчи, – дед на нее даже не взглянул.

– Интересно, а почему это я проходимец и белоручка? – поинтересовался Миша. Вена на виске часто запульсировала – верный признак сильного волнения.

– А кто ты есть? Ручки беленькие, волосики прилизанные. Мужик должен быть мужиком! И чтобы дом построить своими руками мог, и лошадь в телегу запрячь, и бабу свою защитить, если потребуется!

– Какую телегу? – раздраженно спросил Миша. – 21 век сейчас!

– Про телегу, это я так, образно. – нетерпеливо отмахнулся дед. – Вот ты мне скажи, какова твоя профессия?

– Я менеджер ВЭД в логистической компании! – торжественно отчеканил Миша.

– Ипать мои лапти! Столько слов, и все непонятные! Я же говорю: проходимец! Когда человеку нечего скрывать, он и выражается ясно!

– В смысле?

– В том самом!

Миша в отчаянии вытер испарину со лба: дед тащил из него жилы нещадно!

Старик молча налил. Выпили.

– Вы, дорогой Аркадий Петрович, судите даже не разобравшись, – осторожно начал Миша, чувствуя, как зашумело в голове от выпитого. – Вы ничего обо мне не знаете, чем я живу, чем интересуюсь…

– Будто я не знаю, чем интересуется нынешняя молодежь! – отрезал дед. – Только и могут, что дрыгаться в этих своих, прости Христос, дискотеках, нажравшись всякой дряни!

– Наркотики не употребляю. Водки вот могу выпить, и то в хорошей компании. Как сейчас, например, – Миша налил деду, потом себе.

– А ты, я смотрю, прямо ужом тут извиваешься передо мной, все угодить пытаешься, – ядовито вставил дед.

Миша чувствовал, что устал. Молча выпил. Затем налил еще. Снова выпил. Марина испуганно пододвинула к нему тарелку и толкнула в бок: закусывай давай!

– Все нормально, дорогая! – слегка заплетающимся языком ответил Миша и в упор посмотрел на старика.

Достал ты меня, старый!

– А водку ты горазд жрать! Алкаш, что ли? – спросил старик.

Старый, гнусный, мерзкий трухлявый пень! Ты одолел уже!!!!

– Ага, потомственный. У меня все родственники алкаши, что же мне отставать от них? Гены, знаете ли! – мстительно ответил Миша, наливая себе и ему.

Старик насупился.

– А давайте-ка, дорогой Аркадий Петрович, мы с вами выпьем? А потом споем? – нагло предложил Миша.

Глаза деда смотрели с враждебным любопытством. Марина толкнула жениха в бок, но было поздно – Мишаа понесло.

– А ты, милая моя, в мужские разговоры не лезь – мягко сказал Миша, прикладывая палец к ее губам. Взял рюмку, стукнул о край рюмки деда и выпил. – Ух, хорошо пошла!

Дед вопросительно посмотрел на внучку: с какой конюшни ты его привела?!

– Так, а теперь песня! Душа требует! Хотите мою самую любимую? – Миша встал, качаясь.

– Ну уж изволь. Позабавь старика, – усмехнулся дед, скрестив руки на груди.

Миша громко покашлял. Зачем-то поклонился. Затем тихо, дирижируя вилкой и фальшивя, начал:

«Неба у-у-утреннего стяг,

В жизни важен первый шаг.

Слышишь, ре-е-еют над страною-ю-ю

Ветры я-я-яростных атак!»

Марина охнула, схватившись за голову, глядя как дед побагровел. Миша во весь голос взорвался куплетом:

«И вновь продолжается бой,

И сердцу тревожно в груди-и-и.

И Ленин такой молодой,

И юный Октябрь впереди!

Миша пел, воздев руку с вилкой в потолок. Левую руку картинно приложил к груди. Хоть сейчас отливай в бронзе и ставь перед каким-нибудь сельским ДК.

«…И Ленин такой молодой!

И юный Октябрь впереди!»

– Вон!!! – заорал дед, в бешенстве сметая посуду со стола, – Пошел вон из моего дома!!!

***

Миша сидел скамеечке и курил. Настроение было отвратительным. Старик просто вытолкал его за дверь, обложив матом.

Зря он так с ним, конечно. Тем более, Марина предупреждала – не любит дед коммунистов, плохие воспоминания! А он взял и специально надавил на больную мозоль!

Миша не успел побыть ни октябренком, ни, тем более, пионером, о чем даже сожалел. Он вспомнил, как его старший брат Павел однажды пришел из школы, гордый – куда бы деться, и на его шее алел галстук. Плакали все! Громко плакала мама, вытирал скупую мужскую слезу отец, рыдала от счастья бабушка. Один только дядя Леня, мамин брат, не плакал. Он был старым сидельцем, весь синий от наколок, битый и перебитый лагерной жизнью. Советскую власть он не приветствовал, но с удовольствием отмечал, что сидеть при социализме – приятно.

Мысли Мишы вернулись в действительность.

«Да он сам виноват! – мысленно оправдывался он. – Я-то тут причем?!».

Хлопнула подъездная дверь. Вышла Марина, присела рядом с ним.

– Марина, прости, – виновато начал Миша, взяв ее за руку. К его удивлению Марина расхохоталась.

Он непонимающе уставился на нее. Марина просмеялась, вытерла слезы и погладила жениха по щеке.

– Дед тебя обратно зовет.

– Зачем? Вилы наточил?

– Извиниться хочет. Знаешь, я первый раз в жизни слышу, чтобы дед признал свою неправоту. Пойдем, не бойся!

***

Миша вошел в квартиру с опаской.

– Аркадий Петрович, – начал было он. Но дед неожиданно протянул ему руку и дружелюбно улыбнулся в густую бороду.

– Проходи, Миша. Ты меня, старого, извиняй, подозрительный я стал. А ты молодец! Умыл старика, умыл. Оригинально. Я долго смеялся потом. Уважаю!

Повернулся к сияющей внучке.

– Марина, я там побуянил немного. Поставь новые тарелки мне и твоему будущему мужу!

Автор: #Лиговка


Оцените статью
IliMas - Место позитива, лайфхаков и вдохновения!
«Первый раз в жизни слышу, чтобы дед признал свою неправоту…»
«Лицемеры…»