Уна ненавидела возвращаться в места, где ей было плохо. Но хуже, гораздо хуже было возвращаться туда по работе. «Майкл Эванс, десять лет, ушёл вечером на озеро – и не вернулся…»
Уна стиснула зубы и ощутила, как вдоль пoзвoночника выступил пот. Сразу захотелось дать себе пощёчину. «Соберись, тряпка! Ты детектив или нет?» – яростно подумала Уна, крутанув руль. Конечно, детектив. Направленный в провинцию ради нового дела. Сыщик с регалиями, опытом…
«Майкл Эванс, десять лет, озеро…»
…И личными тараканами.
Зубы скрипнули, когда слева, в окне автомобиля, блеснула знакомая водная гладь.
Детектив. Мда.
Сейчас она была просто Уной Джонсон – той, что до сих пор боялась глубокой воды. Той, что ехала искать своего племянника. Той, что так и не нашла Себа…
«Не думай о нём! – жёстко приказала Уна, сворачивая к дому. – Не сейчас!»
– Уна, Уна!.. – плачущая Дина уже неслась навстречу.
Следующие полчаса Уна слушала то, что уже несколько раз выслушали местные полицейские. Версий исчезновения мальчика было несколько. Но все они сходились в одном: виновата мать. Та, что переживая измены мужа и трудный развод, совсем забросила сына. Слишком поздно заметила, что его нет.
– Где его комната? – хмуро спросила Уна.
Всхлипывая, сестра провела её наверх – туда, где на двери висела картинка с дельфином.
– Это он повесил, – дрожа, пояснила Дина. – Он хотел… – она запнулась и стала сильней тереть глаза, – …мы хотели съездить в океанариум, вместе, но…
Мрачная Уна зашла в комнату, где ранее побывали другие следователи. Холод, давно лизавший позвоночник, стал паутиной расползаться по всему телу. Видимо, Майкл неспроста родился под знаком Рыб. Всё здесь было водных, сине-голубых тонов. У кровати стоял аквариум, а стены украшали плакаты с водной живностью и фото самых разных водоёмов.
Однако больше всего было фотографий их озера.
Уна, не видевшая племянника чуть ли не с рождения, давно живя в другом городе подальше отсюда, и думать не думала, что Майкл так сильно любит воду.
«Совсем как Себ», – невольно подумала она и тотчас отогнала эту мысль.
Теперь Уне было очень стыдно. Она была обязана спасти его – такого маленького. Такого своего…
Озеро – обширное, полное водорослей и коварных течений, – дважды обыскали с самой продвинутой техникой. Ни следа Майкла. В точности, как и Себастьяна Кроули, прoпaвшего тут почти тридцать лет назад.
По лицу Уны пробежала судорога. Бросив вещи – жить придётся здесь, у родни, хоть бухгалтерия порадуется экономии – она взяла только рюкзак и пошла к озеру.
***
Дети пропадали тут и раньше. Как правило, из неблагополучных семей. Тревогу начинали бить сердобольные бабульки-соседки да учителя. Но всё это – не феномен. Самое обычное дело. И всё же…
«Тут что-то не так», – в который раз подумала Уна, мрачно обозревая озеро. Старательно давя в себе страх.
Майкла не было у отца. Судя по словам Дины, он и раньше-то не слишком им занимался. Близких друзей не имелось. Однако одноклассники, все как один, твердили, что Майкл и правда любил гулять у озера. Последний раз его видели именно здесь, а потом…
«Кто-то пoxитил его. Улучил момент и утащил, унёс, увёз далеко от города».
Но взгляд прищуренных глаз Уны не отрывался от озера. Во рту медленно растекался знакомый вкус странно-солоноватой воды. Когда-то, в прошлой жизни, она успела как следует наглотаться её, прежде чем…
«Кто-то пoxитил его, – медленно, мысленно повторила Уна. – Кто-то… в воде».
– Нет! – воскликнула она и зажала рот рукой. Казалось, водная гладь колыхнулась. По ней прошла внезапная рябь, точно… усмешка?
– Нет, – тихо повторила Уна, опустив руку.
И за прoпaжей Майкла, и за прoпaжей Себа стоит человек – и точка. Кто же ещё?
Но…
Воспоминания детства – туманные, спутанные – внезапно нахлынули волной и отступили. Страх заелозил внутри, сплетаясь с гневом и горечью старой-новой потери. Давнее, будто заблокированное внутри воспоминание задёргалось, стремясь пробиться наружу.
И Уна вдруг поняла, что делать.
…Спустя полчаса она закрыла за собой дверь ванной комнаты. Давя в себе страх, наполнила ванну почти до краёв, залезла. И, задержав дыхание, с головой ушла под воду.
***
– О великая Озёрная дева! Явись ко мне!
Уна хихикнула. Прячась в осоке, она слушала, как Себ, стоящий на берегу, пафосно зовёт «деву».
– Ну пожалуйста! Я Артур, и мне нужен меч!
Ладно, уже пора. Уна бросила взгляд на лёгкий, деревянный мечик в правой руке и пошла глубже в воду. Вскоре она оказалась на нужном месте. «Раз, два, три», – отсчитала Уна и радостно, как дельфин, выпрыгивающий из воды, устремилась вверх, высоко подняв руку с мечом.
– Приди и возьми его!
Себ засмеялся и бросился в озеро.
Позже, наплескавшись, они в четыре руки строили Камелот на песке. Они часто делали это: строили замки, играли в рыцарей Круглого стола, Артура и Мерлина, Озёрную деву… Иногда устраивали соревнования, кто дольше задержит дыхание в воде. Но в этом победу всегда одерживал Себ.
Впрочем, Уна никогда не злилась на друга. Он не мог жить без воды, с самого раннего детства. Порой Уна шутила, что не удивится, если в один прекрасный день увидит на его шее жабры, а между пальцами – перепонки. Себ лишь смеялся.
С ним можно было разговаривать обо всём на свете. Это тебе не младшая сестрёнка, что только пузыри пускает. Вот они и разговаривали. Например, о том, сколько живёт водомерка и почему у воды из их озера такой вкус, на кого пойти учиться после школы…
Уна хотела стать детективом.
– Я буду самой крутой! Вырубать преступников одной левой, находить прoпaвших! А ты?
Себ смеялся, но не обидно. Его можно было и не спрашивать: Уна и так знала, что друг хочет связaть жизнь с водой. Пойдёт на какого-нибудь морского зоолога, или как это называется, либо в моряки, чтобы управлять большим кораблём…
Но иногда Себ становился мрачен и неразговорчив. Тогда они просто сидели бок о бок на песке и смотрели в озеро, пока родители не позовут домой. Точнее, звали только Уну: родителям Себа было почти плевать, где он гуляет. В последнее время они всё чаще ссорились, даже дрались друг с другом. Уна как-то подслушала, как мама говорила о недавнем скандале в семье Кроули: о взаимных обвинениях, битье посуды, о том, что сын вовсе не от отца… «Бедный мальчик», – покачала головой мама.
На следующий день Уна осторожно завела об этом разговор. Себ сперва отмалчивался, потом кивнул. Да, они и правда в кризисе. Соседи правы.
– Иногда я думаю, – медленно произнёс он, устремив взгляд в озеро, – что лучше всего мне было в мамином животе. Плавал себе да плавал в тёплой жидкости… меня все любили…
Уна придвинулась ближе и стиснула его руку. Себ рассеянно улыбнулся, мельком посмотрев на неё, и снова уставился в озеро: спокойное, такое удивительно гладкое.
– Знаешь, говорят, люди вышли из воды. А когда-нибудь в неё вернутся. Я бы и сейчас не отказался вернуться. Если б мог.
Себ мечтательно вздохнул и добавил, погладив любимую подвеску-ракушку, которая висела на его шее на ниточке:
– Я только в воде чувствую себя свободным. Вода… любит меня больше, чем отец и мать. Обнимает, как настоящая мать. И, по-моему, ждёт, чтобы я вернулся.
…С каждым днём Себ становился всё мрачнее. Всё чаще ходил к озеру с Уной и без неё. А в один ужасный день…
– Как прoпaл?! – закричала Уна, вернувшись с уикенда в другом городе.
Мама говорила что-то ещё, но Уна уже бежала, неслась, задыхаясь, к озеру. Потому что он всегда был там. Он должен быть там!
По берегу ходили полицейские. У воды стояла недостроенный Камелот из песка.
– Мисс, мы не знаем… мы ищем… Вы бы лучше…
Уна почти не слышала, что ей говорят. В мозгу её звучали старые-старые фразы друга: «Знаешь, говорят, люди вышли из воды. А когда-нибудь в неё вернутся. Я бы и сейчас не отказался вернуться».
– Нет. Ты не мог!..
Всхлипнув, Уна брocилась в вoду. Позади что-то кричaли, но она нырнула, и вода тут же окутала безмолвием. Открыв глаза, Уна поплыла среди водорослей, чувствуя, как в ушах гремит пульс.
Он не мог. Не мог yбить ceбя! Просто не мог!
«Уходи, Уна».
Заплыв на самую глубину, она едва не оцепенела. Этот голос. Откуда?..
«Со мной Мать. Со мной всё хорошо».
Вода вдруг стала темнее, будто в неё вылили ведро чернил. Воздуха стало не хватать.
«Уна… Уплывай…»
Вода мягко обняла её – и внезапно сдавила так, что в глазах потемнело.
«…Пока не поздно. Уплывай!»
Но что-то, как водоросли, уже сомкнулось на шее, запястьях и щиколотках. Вокруг, словно медузы, материализовались бледные мальчики и девочки, а среди них…
Огромные глаза – тёмные, зовущие, сотня оттенков синего и зелёного.
Крик вышел изо рта с пузырями. Уна заметалась, понимая, что поздно. Она не почувствовала руки, что тянули её из воды и рвали водоросли. Не ощутила, как оказалась на песке, не слышала чьих-то криков. А потом вода хлынула наружу, освобождая желудок, и…
***
Отплёвываясь, хрипя, Уна вцепилась в бортик ванной и поняла, что вся дрожит. Трясётся, словно только что была в ледяной, а не чуть остывшей воде.
– Озёрная мать, – прошептала она.
Глаза. Эти невозможные глаза в воде. Фигуры, среди которых…
«Там был Себ», – сглотнув, поняла Уна.
Теперь она вспомнила всё. Она боялась глубокой воды не просто из-за того, что когда-то, ища друга, чуть не утонула в местном озере. Она боялась из-за того, что увидела в той глубине. А шок заблокировал часть воспоминания.
– Озёрная мать. Мать в озере. Вода.
«Это невозможно. Ты не веришь в сверхъестественное».
Уна сглотнула. Рука потянулась к пробке и выдернула её. Глядя на маленький водоворот у слива, Уна сжала кулаки.
– А вот и нет. Верю.
«И я знаю, где Майкл».
…На улице уже почти стемнело. Уна ничего не сказала сестре. Не взяв с собой ничего, она снова пошла к озеру – как coлдaт на вoйнy.
Уна скинула одежду на берегу, чтобы ничего не мешало. В одном бeлье она зашла в воду и, когда та дошла до грyди, поплыла. А затем нырнула.
«Озёрная мать!» – мысленно прокричала она.
Тишина. Стук пульса во всём теле.
«Верни детей! Верни Майкла! Возьми вместо них меня!»
Водоросли колыхнулись. Показалось, или впереди что-то мелькнуло?..
Мимо метнулась гибкая, как мурена, фигурка.
«Верни Майкла! Его любят, его настоящая мать льёт слёзы! Возьми меня!..»
Глаза – огромные, выпуклые, будто у кракена, – распахнулись в воде, когда воздуха стало не хватать. Всё существо Уны толкало её вверх, к спасительному воздуху, но она не могла, не могла…
«Пожалуйста, отпусти его», – услышала Уна далёкий, мальчишечий голос.
Себ?
«Пожалуйста…»
В глазах стало темнеть всё стремительней. Держась из последних сил, Уна успела увидеть, как мимо неё вновь мелькнуло чьё-то тело, и вдруг ощутила, что кто-то вложил в её руку нечто мягкое. Уна нащупала чужие пальцы. И рядом, среди черноты…
«Майкл», – ещё успела понять Уна, прежде чем вцепиться в бледную фигурку что было сил, и вверх, вверх, вверх, пока не поздно!
…Он был без сознания и дыхания. Уна не поняла, как успела добраться до берега столь быстро. Руки сработали раньше разума, стали откачивать бледного мальчишку, что, кажется, вырубился всего пару секунд назад. Ещё живой, не раздутый…
– Быстрей, быстрей, – приговаривала Уна, делая рeaнимaцию, – быстрей!
Майкл дёрнулся. Закашлялся. Выплеснул изо рта воду.
И раскрыл синие, как у Себа, глаза.
***
– Спасибо тебе! Спасибо, спасибо, спасибо! – бесконечно благодарила сестра.
Уна сдержанно кивала и спрашивала, как дела у Майкла. С позавчерашнего он наблюдался в бoльницe. Там он и рассказал всем, что произошло.
Там он и наврал.
Майкл сказал, что сам сбежал из дома. Провёл несколько дней в одном заброшенном домишке, а потом испугался и соскучился. Вернувшись в город, он первым делом полез в любимое озеро – и, неосторожно запутавшись в водорослях, стал тонуть. На его счастье, в тот вечер его бултыхание заметила тётя Уна.
Взяв выходной, Уна решила провести ещё пару деньков в родных местах. Когда солнце уже клонилось к горизонту, за спиной её, сидящей у озера на песке, послышались шаги. Подошёл Майкл. Сел. И, посмотрев в воду, тихо сказал:
– Она больше никого не заберёт.
– Хорошо бы, – помолчав, отозвалась Уна.
– Она поклялась. Я успел услышать, – упрямо повторил Майкл, но тётя не ответила.
Посидев рядом ещё с минуту, он достал из кармана какой-то предмет и негромко сказал:
– Мне сказали отдать это тебе.
Моргнув, Уна посмотрела на него. На ладони Майкла лежала знакомая подвеска-ракушка.
В глазах предательски защипало.
«Спасибо, Себ», – подумала Уна, вспомнив, кто всё-таки спас Майкла… и её саму.
А потом улыбнулась.
Автор: Яна Демидович
