«Открой мне дверь…»

— Вот те раз, — с порога начал дед Семён, заходя в избу с охапкой дров, — Чего это Лидуха-то всё у ворот топчется? Я щепы наколол, у двора снег убрал, после до Игната уж сбегать успел, а она всё стоит, с ноги на ногу переминается.

— Да уж видим мы, что ты до Игната сбегать успел, — проворчала баба Уля, кивая на раскрасневшееся дедово лицо, — Шапку-то чего поднял? Опустил бы уши, чай не молодой уж, застудишьси, ишь жарко ему после Игната-то, ага.

— Да я чо, — начал оправдываться дед, — Я ведь только узнать, когда машина с патокой приедет. У поросят-то закончилась почти патока, волнуюсь.

— Ты бы лучше о людях так волновался, как о патоке, дед. Вот чего ты к Лидухе не подошёл, сколь раз ведь мимо неё пробегал?

— Дак, — замялся дед, — Не знай…

— «Не знай», — передразнила баба Уля деда, надевая валенки и накидывая шубейку, — Пойду, сбегаю до Лидухи, узнаю чего у ей стряслось.

— Бабуля, погоди, и я с тобой! — засобиралась Катюшка.

Лидуха, что жила наискосок, и впрям топталась у своей калитки, делая вид, что прогуливается.

— Лидуха, здравствуй-ко! — поприветствовала соседку баба Уля, — Ты чего это тут топчешься?

— Здорово, Ульяна! Да так, гуляю маненько.

— Ой, не верти душой, Лидушка, ты ведь уже пол дня тут стоишь, вон нос-то синий. Рассказывай, чего стряслось? Почему в избу не идёшь? Слушай-ка, пойдём лучше к нам пока, там и побаем. Озябла ты вся, гляди-ко, как курица морожена.

В избе было жарко, дед Семён уже подкинул в печку дров, и благодатное уютное тепло разлилось по комнатам. Пахло топлёным молоком, что баба Уля ставила в чугунке в печь. Покрытое румяной коричневой корочкой, молоко пофыркивало в печи. Налили чаю с молоком, достали из шкафа варенье да пирожки, сели за стол. Лидуха согрелась, раскраснелась, скинула шаль, облокотилась на спинку стула, утирая лицо.

— Дак чего случилось-то у тебя, соседушка? — начала разговор баба Уля.

Лидуха малость помялась, а после и ответила сразу в лоб:

— Подселили мне кого-то!

— Чего-то не пойму я тебя, — не поняла баба Уля, — Ты на постой что ль кого пустила?

— Никого я не подселяла, Уля, это кто-то мне подселил. Да за что только?

— Так, — сказала баба Уля, — Давай-ка начни сначала всё. Что да как. А то я ничего не понимаю.

— Значится так дело было, — вдохнув побольше воздуха, принялась за рассказ Лидуха, — Несколько дней назад сидела я вечерком, смеркалось уж, газету читала. Как раз Надя-почтальонша в тот день свежую принесла. Ну так вот, сижу я и слышу — по чердаку словно ходит кто. Прислушалась я.

Думаю, наверное, кошки это, там у меня лаз есть в одном местечке, так все окрестны коты у меня сбираются бывает, сколько раз видала, как на крышу ко мне лезут. Да я их не гоняю, хоть мышей половят поди, всё хорошо. Они не пакостничают.

Ан нет, слышу, не кошки это. Тяжёлые шаги, мужские будто. Медленно ступают эдак — скрип-скрип, скрип-скрип. Я фуфайку накинула, рассердилась даже, думаю вот это да, вконец обнаглели, средь бела дня воры лазят. Сейчас, думаю, выйду во двор, да возле лаза встану и увижу кто это. Только собралась было выходить, как слышу — шаги эти в сенцах уже! Топ-топ, по половицам. Тут страх меня взял, Уля. Да как же это, думаю, он в сенцы-то сумел попасть?

Я крючок накинула на дверь, что в избу-то ведёт. А сама стою, жду. И тут вдруг в дверь постучали, тихохонько так, и голосок слышу, не мужской, а вроде детского такого, писклявый:

— Лидушка, открой мне дверь…

Я ни жива, ни мeртвa стою. Знаю ведь, что сенцы у меня заперты были, не мог никто войти! Кто же там тогда, за дверью?

Стою, молчу. Думаю. Поди уйдёт этот, коль я отвечать не стану. А он снова пищит:

— Открой, Лидушка, знаю я, что ты дома.

Я давай молитву читать «Да воскреснет Бог». Ка-а-ак ухнет за дверью, как загрохочет! Застучало с силой в дверь, и голос — уже не тот, писклявый — а грубый такой, басом как закричит:

— Открывай дверь, я тебе говорю! Иначе хуже будет!

Ой, как мне страшно сделалось, ноги подогнулись, так и села я у двери на пол. Сижу, а сама всё слова твержу « Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…». А там, в сенцах, беснуется что-то. Кричит:

— Ну погоди, вернусь я ещё, сама откроешь мне!

— Правильно, — сказала баба Уля, — Нечисть она в избу не может войти, пока сама не пригласишь.

— Дак я чего дура-то наделала, — запричитала Лидуха, — Ты дальше слушай, Ульяна.

— В тот день тихо стало всё. Ушло это, что в избу ломилось. А я всю ночь не спала после, боялась, что вернётся оно. Другой день тихо прошёл. Я уж успокоилась, даже думать начала, что привиделось мне старой. И тут вечером, уж темно было, стучат в сенцы. Я дверь из избы в сенцы отворила, кричу — кто там? А там отвечают Валюшкиным голосом, я, мол, Валя это, нет ли спичек у тебя? А то у меня закончились и магазин уж закрыт. Я дура, дверь и отворила, заходи, кричу. А там нет никого!

— Может разыграл кто тебя? — сказал дед Семён, — А чо, вон нынче на зимние каникулы ко всем внуки понаехали, вот и развлекается молодёжь. Димка, Стешкин внук, вон какой озорник!

При упоминании Димки Катюшка зарделась и опустила глаза.

— Нет, Семён, — ответила Лидуха, — Не шутки это. Я ведь за дверь выглянула, а на крыльце следов нет никаких. А в тот вечер снежок шёл. А тут чисто всё! И до ворот ничего!

— Мда, — сказала баба Уля, — А дальше-то что было? Или всё на этом?

— Если бы всё! — чуть не плача произнесла Лидуха, — Выходит, я сама его и пригласила в избу, как он мне и предрекал. С того дня началось у меня дома не пойми что, то шкаф затрясётся, то чашка со стола упадёт, то свет сам собой выключится, шаги какие-то слышны,смешок. А вчера и вовсе худо стало — иду я по избе и тут ка-а-ак толкнёт меня кто! Аж полетела я, да упала, да об угол плечом ударилась. Вон, погляди.

Лидуха оголила плечо и все увидели, что на нём и правда красовался cиняк.

— Я убежала к Стеше ночевать, наврала ей, мол, плохо себя чувствую. С утра вернулась домой, а там погром просто.

Ой, мамочки мои, принялась я убираться. То да сё. И вдруг, мимо зеркала-то прохожу и вижу краем глаза — мелькнуло в нём что-то.

Я сделала вид, что ничего не видела, стою, будто пыль вытираю, а сама гляжу тихонько.

И вот что я в зеркале увидела — крадётся по полу навроде куколки какой, махонькое что-то, в штаны да рубашонку обряженное, ручки-веточки, волосы как из мочала, а лицо — настоящее! Живое!

Еле сдержалась я,чтобы не закричать. А сама всё смотрю, что этот делать-то станет. А куклёныш прыг на комод да как размахнется, да как фотографию нашу с дедом покойным швырнёт на пол. Полетела она да и вся рамка разбилась вдребезги. Не стала я дожидаться, что он ещё натворит, схватила фуфайку да шаль и на улицу. Теперь и домой боюсь возвращаться.

— Ночуй-ка ты, Лидушка, у нас, места всем хватит, а завтра придумаем как помочь твоей беде. А скажи-ка, не ссорилась ли ты с кем в последнее время?

— Да в том-то и дело, что с Тарасихой надысь на улице столкнулись. Я ведь почему и думаю, что подселенец это. Ты ведь знаешь какова наша Тарасиха.

— Да уж знаю, — ответила баба Уля, — Та ёще пакостница. Да ладно бы толком умела, так ведь делает сама не знает что, только мнит себя кoлдуньей. А по факту — мелкая пакостница она. Да это и хорошо, если её работа этот твой подселенец. Мы его быстро спровадим. Ишь чо удумала, кобыла белобрысая!

Наутро баба Уля с Лидухой встали раненько, Катюшка ещё спала, и засобирались куда-то. Катюшка подскочила было тоже, да баба Уля осекла её:

— Ты куда ещё собралась, девка? Неча тебе там делать, спи пока.

Бабки посовещались о чём-то у порога, пошептались малость, да и ушли.

Вернулась баба Уля только к обеду, довольная, как будто нашла клад. Катюшка в нетерпении подскочила к ней:

— Ну что там, бабуль?

— Порядок там. Выселили мы этого гaда. Отправили к тому, кто послал, пущай теперь сама расхлебывает.

— Бабуль, так вы тоже, выходит, плохо поступили!

— Как бы не так! — усмехнулась баба Уля, — А ты что, Тарасиху пожалела? Не надо, она бaба нехороша. Да и у нас выбора не было. Подселенец этот в никуда не исчезнет, один выход — кому-то его перекинуть. Ну не могли же мы невиновному человеку гадость тоже делать? Вот и вернули хозяйке.

-А как вернули-то, а, бабуль?

— А подклад нашли, куклу тряпичную. Тарасиха её смастерила да с особыми словами Лидухе подбросила. Долго мы искали эту гадость, но нашли. На чердаке лежала, припрятанная за старым тряпьем.

Водой святой окропили, слова особые пошептали, да после в мешочек куклу скатали, да и к дому Тарасихи отнесли. За забор ей перекинули.

— А вдруг она обратно принесёт эту куклу бабе Лиде?

— Не принесёт, мы тоже, чай, не лыком шиты, умеем кой-чего, — улыбнулась баба Уля, — А зло пущай возвращается к тому, кто его сотворил…

Автор: Елена Воздвиженская


Оцените статью
IliMas - Место позитива, лайфхаков и вдохновения!