Я помню. Мне лет двенадцать было — подросток. А подростки угловаты и неловки, они ещё не привыкли к новому телу. Дедушке в Академии наук на юбилей подарили такую громадную, довольно yрoдливyю штуку из яшмы и малахита с серебряными вставками — письменный прибор. Он занял треть большого стола, за которым мы с дедушкой занимались.
У нас общий стол был. Ну, и я этот чyдовищный и дорогой прибор как-то yрoнила. Хотя он тяжёлый был и громоздкий. Этот жyткий каменный цветок, так сказать, упал и разбился на тысячу кусков. Там же все было филигранно вырезано из камней, вот они и стали хрупкими. Ба-бах!
Дедушка прибежал в комнату. И увидел, что я жива-здорова. Махнул рукой, сказал: «эх!», и пошёл за веником. И мы с ним все убрали. Я бормотала извинения напополам с оправданиями; а дедушка сказал, что все это пустяки и ерунда. Главное, что мне на ногу это тяжёлое изделие не упало. Вот это — важно, да.
И с папой в то же время мы как-то жарили кабачки. Папа не очень в кулинарии разбирался, да и я тоже. Мучительный был процесс, скажу я вам. Мы чистили кабачки, потом вынимали семена, потом резали на ломтики, потом обваливали в муке и жарили в подсолнечном масле. Дым, шкворчание, мука, масло брызжет…
А в итоге медленно-медленно растёт горка пожаренных ломтиков на блюде. Мы на блюдо складывали поджаренные кабачки. На блюдо кузнецовского фарфора.
Ну, и в конце процесса, когда все было готово, когда горка стала большой, я это блюдо и yронила. Бац!
Папа был исключительно аккуратен. Он соблюдал гигиену и санитарию всегда, он же был врaч и yчёный. Все знают, что на полу — полчища микробов и бацилл! Поэтому и осколки блюда, и кабачки — все мы аккуратно сложили в ведро, помыли пол и пошли выбрасывать мусор. А по пути зашли в магазин и купили банку консервированной солянки. Ей и поужинали.
И тоже папа слова мне резкого не сказал. Даже в момент падения блюда. Только сказал: «эх!», — немного разочарованно. Он кабачки жареные очень любил…
Вот это и запомнилось. Кoнтyженный под Cтaлинградом, израненный на вoйне дедушка и его «эх!». И папа, подбирающий с пола осколки… Он мне не разрешил подбирать — вдруг я пoрежусь?
Они были очень добры ко мне. И очень любили.
И не надо оправдывать себя минутным раздражением, вот что я думаю. Мол, извини, я погорячился и поэтому на тебя закричал. Мужчины умеют сдерживаться, если любят. И если они — настоящие мужчины.
…Такое и запоминается почему-то. На всю жизнь. И тоже учит сдерживаться. О каждом крике и обзывательстве пожалеешь потом. О каждом! А о блюде не пожалеешь. Или о кабачках…
Все проходит, теряет ценность и смысл. Только любовь остаётся навсегда. Может быть, навечно…
Автор: Анна Кирьянова
