В субботу ранним утром, когда еще не растаяли звезды на небосклоне, а узенький догорающий серпик месяца, любопытствуя, смотрел на заснеженное Корхово, на большой дороге мигнула поворотом машина и поехала в их сторону. Николай Егорович выгуливал собаку.
— Кто бы это мог быть, — думал Николай Егорович, но и думать особенно было некогда, потому что машина подкатила к нему. Это был «Москвич» сына.
— Здравствуй, отец, — подошел Сергей. С другой стороны машины появился тот человек, которого он ну никак не ожидал здесь увидеть.
— Здраствуй, Коля, я вот решила тебя да маму навестить, не прогонишь? — заискивающе, а потому неестественно громко сказала Ирина Ивановна.
— Ну, допустим, меня навещать незачем, — сказал Николай Егорович, — а в остальном дело твое. Только что-то желание навестить свекровь у тебя поздновато появилось. Раньше, когда с новым мужем жила, даже забыла, где такое Корхово.
Николай Егорович понимал, что не надо ему было бы это говорить, пожалеть бы надо бывшую. Вон она как полиняла. Лицо обвислое, волосы почти сплошь седые стали. Надо бы пожалеть, да не находил Николай Егорович сил на это.
— Мама, иди в дом, холодно. Я сейчас машину покрою и тоже приду, — сказал Сергей.
— Папка, накинуть бы на машину кожух какой, чтобы не остыла подольше.
Ирина Ивановна обила голиком сапожки и открыла дверь на мост.
— Вот какое дело, отец. Оказался я между двух огней. Помогай, бать, пропаду ведь я!
Жалость к сыну тронула душу Николая Егоровича и в то же время себя тоже пожалеть надо. В каком он положении останется, если бывшая здесь поселится.
Вошли в дом. Анна Васильевна, разбуженная Ириной Ивановной, поставила уже самовар, в сеть его включила. Стояла около гостьи в теплом халате. Та говорила обидчиво:
— Вот, мама, доживешь до такого, что и не нужна никому. Сыну вон не нужна стала. Горой за жену Соньку стоит, а я, вроде, и не существую, вроде, и нет меня.
Мать поправляла седые волосы, стараясь забрать под платок, и молчала.
— А ты разденься, Ирина, чаю выпьем, тогда и поговорим. Сережа, ты завтра, чай, поедешь?
— Нет, баба, нынче надо. Завтра с утра на смену.
Николай Егорович пошел в свой дом. Настя уже встала, затопила печь, разделывала тесто, спросила:
— Коля, вроде кто подъехал?
— Сергей.
Почему-то не хотелось говорить сразу, что и бывшая жена приехала. Помолчал, добавил потом:
— Ты, Настя, не ходи в тот дом.
— Жена твоя приехала? — догадалась Настя.
Сразу радость ушла из голубых глаз.
— Жена у меня одна, — твердо сказал Николай Егорович, — и это ты. Я не мусульманин, чтобы двух жен иметь.
— Надолго она, Коль?
— Кто ее знает!
— Ну, приехала и приехала, чай разойдемся, проулки широкие.
Жена нарочито стала веселой, но в глазах тоска.
Сергей уехал около двух часов. Отец вышел его проводить.
— Бать, может, разменять квартиру-то. Ей однушку, нам двушку, с доплатой, конечно. Откровенно скажу, жалко. Дети выросли, как у них сложится жизнь, может, придется по чужим углам скитаться.
— Подожди немного с разменом, может, все образуется еще. Может, обратно сойдется еще со своим хахалем.
К вечеру мать позвала его со двора в дом:
— Коля, Володину вторую комнату надо отпереть, да лежанку там протопить. Она у соседки Маши пока поселилась, да я думаю, ненадолго, характеры у обоих еще те. Это поначалу наговориться не могут, соломенные вдовушки.
— Дальновидным брат Володька оказался, — с усмешкой подумал Николай Егорович, отпирая комнату. Принес дров, затопил лежанку, поставил маленькую скамеечку у нее, сел у открытой дверки, смотрел на огонь. Какое это приятное занятие. Он углубился в свои мысли и не слышал, как дверь тихо отворилась и в комнату вошла бывшая жена. Очнулся только от ее голоса.
— Коля, вот как у меня получилось, снова к тебе вернулась, нежданно и негаданно. Ты прости меня, дуру старую.
Только сейчас я поняла, что жила я за тобой как за стеной каменной. Чего мне только не хватало?!
Не говорить бы Ирине лучше ничего, а заговорила — так и всколыхнулась в нем обида с новой силою.
— Ты ведь, Ирина, за звание замуж пошла. Как же, полковник, и пенсия не чета моей, и машина, и дача, как говорят в рекламе — три флакона в одном. Да, видать, настоящих полковников давно другие разобрали
Хотелось узнать Николаю Егоровичу, из-за чего разошлась его бывшая. Хотелось, но не стал.
— Простил бы ты меня, Коля.
— А за что? Ты своей дорогой пошла, я своей. Разошлись, как в море корабли.
Умолкла Ирина, но стояла за спиной, дышала тяжело от волнения. Николай Егорович прикрыл дверцу печи, встал со скамейки, вышел во двор.
Вечерело быстро, как и всегда зимой. Морозное красное солнце свалилось в деревню, и сразу же зажглась на небе голубая звезда. Николай Егорович протопил печь в комнате бывшей жены, лежанку в общей комнате и направился в свой дом. Мать остановила его:
— Коля, а разве вы не придете на пельмени?
— Нет, мы там поужинаем.
У них уже стало ритуалом садиться за общий стол в ужин. Что-то готовила Настя, что-то — Мария Васильевна. Ели, пили чай, а потом еще долго сидели и разговаривали. Или телевизор смотрели вместе, обмениваясь мнениями. Сашок играл с собачкой, отнимая у него резиновую игрушку. В свой дом возвращались ближе к полуночи. Сашка, уморившись, засыпал.
Сейчас Настя с сыном смотрели телевизор. Настя выжидательно глянула на Николая Егоровича, и тот, предваряя ее вопрос, сказал:
— Не пойдем в тот дом, здесь поедим.
— А пироги с капустой как же?- спросил сын.
— А все так же, Саша. Вредно пироги есть.
— А я плов на всех приготовила, — вздохнула Настя.
— Не пропадет. Завтра на пироги и обменяем.
— Что ли так бабушка сказала? — спросил обрадованный Саша.
— Что ли сказала, — в тон мальчишке ответил Николай Егорович.
«Ничего не выйдет у моей бывшей, не нужна она мне, все уже забылось, да и люблю я теперь Настю, и жизни без нее не представляю»,- подумал Николай.
