Муж работает по графику два через два по двенадцать часов. У меня пятидневка. По будням, в те дни, когда муж на работе, с нашей двухлетней дочерью сидит няня.
На прошлой неделе выходные мужа выпали на пятницу и субботу. А в четверг позвонила его мама и сказала, что собралась к нам в гости, чтобы внучку повидать и принтер на ремонт привезти.
В пятницу, когда я ушла на работу, Ирины Михайловны ещё не было. А когда вернулась — уже не было. Я специально торт купила и её любимые вафли.
— Эмм… А где мама? Не приехала? — удивилась я.
— Была. Домой уехала. Утром ещё, — ответил муж.
— Принтер-то починил?
— Нет, вон лежит, вечером гляну.
— Мама-то почему уехала? Я для неё вкусняшек к чаю взяла.
— П***дяшек ей надо дать, а не вкусняшек! — заявил муж.
Тут я окончательно перестала что-либо понимать. Помыла руки, поставила чайник, переоделась, поцеловала дочку, выдала ей кубики и пошла допрашивать супруга.
— Рассказывай!
— Она приехала, мы решили чай попить, мама чайник на плиту поставила. Я в зубы чистить пошёл. Чайник вскипел, засвистел на всю квартиру. Слышу — малая топает, на кухню бежит, чтобы чайник выключить. Заревела, что без неё выключили. Я маме крикнул, чтобы она снова под чайником газ зажгла и дала малой выключить. А мелкая ещё больше в слёзы, и голос мамы: «Скажи, что хочешь выключить чайник! Вслух скажи, ты уже большая девочка! Нет, я тебя не понимаю! Говори нормально!» Я вышел из ванной, на кухне сцена: мама орёт на мелкую, мелкая в истерике.
В итоге муж заступился за дочку и напал на мать, что та слишком многого потребовала от двухлетки. Ирина Михайловна, в свою очередь, поведала о том, как рано начал разговаривать мой муж. И всё, якобы, благодаря её методике непонимания. Муж в ответ: молодец, но нашу дочь мы воспитываем так, как нам надо.
Это был первый эпизод. Муж сам ещё раз поставил чайник, дождался свиста и разрешил дочке повернуть вентиль конфорки.
И пяти минут не прошло, как бабушка снова довела внучку. На это раз дочка не смогла внятно сказать слово «печенька». И Ирина Михайловна достала печенье только себе, став его демонстративно поедать на глазах у ребёнка.
Муж, вроде только что объяснившей матери недопустимость её поведения, церемониться не стал:
— Я маме так и сказал, что мелкая за день столько не плачет, сколько с бабушкой за двадцать минут. Мама обиделась, сказала, что может уйти, раз её присутствие так мешает нам воспитывать ребёнка. Я и брякнул — уходи. Она и ушла. Нет, ну а что?
О да, в дочери муж души не чает, несмотря на отсутствие ласковых прозвищ: для него дочка — мелкая, малая или козявка, а не принцесса, рыбка или что-то милое. Чтобы она не плакала, он готов в лепёшку расшибиться. Вот и Ирина Михайловна загремела под колёса великой отцовской любви. Дочка, кстати, уже чухнула, что из папки можно верёвки вить: замечено, что с папой она плачет чаще и жалобней, и то лишь с одной целью — получить желаемое.
— Принтер починить не забудь, ладно? — попросила я у мужа. — Зря что ли твоя мама его тащила?
— Починю. Вечером, сказал же.
Ситуацию оставила без комментариев с моей стороны — что тут скажешь? Хотела позвонить Ирине Михайловне, чтобы тортик и вафли ей завезти, мы сладкое не особо едим, но не стала — не хватало ещё под горячую руку попасть.
Вслух не сказала, но мужем горжусь: не дал дочку в обиду. А с мамой они всё равно помирятся. Никуда не денутся.
Записано со слов Александры М.
