Однажды, побывав в этой очаровательной деревушке с небольшими коттеджами и зелёными двориками, я влюбилась в неё всем сердцем и решила остаться здесь навсегда. Всего час пути из города на личном стареньком авто и ты дома. Вдали от выхлопных газов, давки, стрессов. И хотя мой дом — всего лишь крошечная съёмная комнатка, это совершенно не имеет значения. Каждое утро просыпаюсь и говорю себе, что я счастлива. Даже несмотря на то, что моя квартирная хозяйка Луиза помешана на чистоте и экологии и до невозможности лаконична в общении. Своим зрелым возрастом, тонким английским юмором и потрясающей выдержкой Луиза напоминает мне миссис Хадсон с Бейкер-стритт.
Я не думаю, что доставляю моей домовладелице много причин для нервных переживаний, но она их находит и стойко преодолевает. Ещё она очень гордится картиной одного известного художника, которую унаследовала после cмeрти отца, водившего дружбу с автором. Натюрморт с овощами в золочёной раме висит на самом видном месте в кухне и, со слов Луизы стоит он приличных денег.
Максимум, что позволено завести мне в своей комнатке из личной обстановки — это два горшочка с прелестными голубыми фиалками, как память о бабушке. Она обожала эти неприхотливые цветы и вилась над своим любимым «садом» каждый вечер, словно голубка над птенцами. Что-то обрезала, взрыхляла, мурлыкая под нос доброе и ласковое. Фиалки отвечали взаимностью. Распускали нежные лепесточки, расправляли плюшевые листья-юбочки. Бабушка говорила, что запах фиалки успокаивает нервозность, но не всем дано его почувствовать. Видимо сама она его чувствовала в полной мере, и от того ни за чем не гналась, никуда не спешила и радовалась каждой минуте жизни. Мне бы так.
В начале лета Луиза вдруг принялась учить меня отличать сорняки от кориандра, изумляя своей невозмутимостью и самообладанием при виде вырванной с корнем полезной зелени в моих руках. Хотя, я уверена, она испытывала при этом настоящее огорчение. Теперь мои воскресные дни заняты пропалыванием Луизиных грядок и клумбы с бородатыми ирисами. А вечером я навещаю свою тётушку.
Тётя Эмма — высокая, 57-летняя женщина с добрыми глазами, всепонимающая и мудрая как Каа и я её обожаю. Она хозяйка одной маленькой таверны и трёх больших котов. За удивительный ум, безмятежную неспешность и любовь к медитации, котам присвоены имена известных философов: Платон, Сократ и Фома. На шее каждого висит крошечный золотой колокольчик, который чуть слышно динь-динькает при малейшем движении. В основном их мелодичный перезвон слышен во время завтрака или ужина флегматичных хозяев.
Зимой тётушкина по-домашнему уютная таверна славится ароматным наваристым супом с лимоном и копчёными колбасками. С приходом же весны здесь отбоя нет от желающих попробовать необыкновенный мармелад из ревеня, который Эмма варит самолично, добавляя корешок имбиря, мяту или цедру апельсина. А ещё здесь готовят чай на все случаи жизни. Для любого настроения. Ежевичный, мандариновый, клубничный…
Я люблю малиновый и столик у окна. Чтобы видеть, как крутится мир.
Эмма приносит тарелку с ломтиками персиков, посыпанных тростниковым сахаром, присаживается рядом с чашечкой кофе в руках, и мы говорим обо всём на свете.
Сегодня, прощаясь, я обнимаю тётушку и сообщаю о том, что уезжаю на месяц в командировку. Прошу передать привет её мужу, большому любителю строить деревянные скворечники и наблюдать за жизнью птиц, и покидаю таверну. На крыльце три греющихся в закатных лучах солнца щекастых философа царственным кивком головы позволяют мне почесать их за ухом. Ухожу, прижимая к себе бумажный кулёк с горячими тако.
По пути обгоняю престарелую семейную пару. Обоим за девяносто, представляете? Они прогуливаются по улице, крепко держась за руки. Такие пары, наверное, никогда не изменяли друг другу? Мысленно желаю им удачи и ускоряю шаг: мне ещё нужно накормить Шона.
Шон — несчастный, угольно-черный пёс невообразимой породы и лохматости, хозяйке которого два года назад диагностировали бoлезнь Альцгеймера. Не так давно дочь оформила старушку в соответствующее учреждение, опустевший дом выставила на продажу, но от собаки категорически отказалась. Шон в одночасье стал сиротой, живущим теперь на крыльце некогда собственных апартаментов. Сочувствующие соседи приняли решение какое-то время кормить его и убирать продукты жизнедеятельности, надеясь на то, что коттедж быстро купят и новые хозяева, даст Бог, согласятся взять добрейшего пса. Будь у меня деньги, я бы не раздумывая купила этот дом сама и жила бы в нём припеваючи. На окна повесила бы узорчатые гардины, над крыльцом — симпатичный фонарь. Разбила бы клумбы и срезала по весне большими ножницами собственные красные тюльпаны с хрустящими толстыми стеблями и ставила в прозрачный кувшин с холодной водой. И никаких грядок!!!
Мечтать я могу сколько угодно, но пора вернуться к действительности. А она, честно говоря, несколько тревожная. Что будет с Шоном, если новому хозяину наш несуразный пёс будет не нужен? Я бы с радостью приютила беднягу, но куда? Боюсь, моя домоправительница, несмотря на её потрясающую выдержку, упадёт в обморок от мысли, что я приведу в дом большую собаку. Сердце плачет, когда я собственными глазами вижу это понурое воплощение верности и преданности, и неизбывную печаль в глазах. Он всё понимает. Понимает свою ненужность, обречённость, ненадобность. И как в таких условиях, скажите на милость, жить? Я обнимаю большую чёрную голову и шепчу: — Люблю. Всё будет хорошо. Скоро вернусь.
…Возвращаюсь через месяц. Открывая знакомую калитку и глядя на домик с красной черепичной крышей, понимаю, как сильно скучала. Окно кухни распахнуто и я слышу, что Луиза там с кем-то мило общается:
— А кто у нас хороший мальчик? Кто самый чудесный и умный на всём белом свете мальчик? У кого такие красивые карие глазки?
Переступаю порог. По кухне витают запахи чеснока, зелени, запечённой курицы и чего-то с корицей. На пустой стене, где раньше висела картина, пляшут пятнышки света от солнечных лучей. Луиза стоит ко мне спиной, что-то шинкуя на разделочной доске.
— Привет, я приехала!
А навстречу уже несётся угольно-черный пёс…
Обнимаю Шона и с изумлением смотрю на свою квартирную хозяйку.
— Все остальные от него отказались, вот я и взяла. Что тут непонятного?
— Луиза, а куда делась картина? Твой натюрморт?
— Продала. Нужны были деньги. В наше время собак не травили.
— Шона пытались отравить?
— Негодяи!
Ну я же говорила — моя домохозяйка до невозможности лаконична. Я не могу сдержать своих чувств, целую Луизу в тёплую щёку и крепко обнимаю.
— Ты не забыла? Завтра воскресенье, нужно прополоть петрушку.
— Луиза, ты лучшая женщина на свете. Ты это знаешь? Я люблю тебя. Я прополю тебе петрушку, укроп, базилик и всё остальное. Всё, что скажешь.
Луиза смеётся и это многого стоит, уверяю вас. Как же мне с ней спокойно! А иногда это самое главное в жизни.
Автор: Gansefedern
