«Я, братец, не хороший человек…»

Мама у Сашки была красивая. Конечно, все дети считают свою маму самой красивой, но Сашкина мама была, действительно, необыкновенно красивой, яркой, эффектной. Она была актрисой. Нет, её не показывали по телевизору, она не блистала в известных сериалах и фильмах, она играла в местном театре. Жили они не в столице, но и не в захудалом городишке, поэтому и популярность и поклонники были хоть и местного масштаба, но вполне приличными. Все главные роли, и горы цветов, и поклонники, всё было. Скажем так, в рамках их среднестатистического города Сашкина мама – Мария Щербина была звездой в определённых кругах. И все эти круги очень любили собираться в Сашкиной с мамой квартире. Квартира была большой, просторной, с высокими потолками, досталась Марии ещё от бабушки с дедом. Мария искусно преобразила её в пристанище бомонда, бесконечные гости неизменно приходили в восторг и хвалили вкус хозяйки.

Сына Мария родила ближе к сорока, да и то, рождение ребёнка не входило в её планы, но сложилось, как сложилось. До последнего, пока ещё можно было скрыть живот, Мария играла на сцене, и вернулась к любимой профессии, едва Сашке исполнился месяц, оставив его на попечение няни. Сашка и потом редко видел мать: бесконечные репетиции, спектакли. И всегда скучал по ней, хотя няня и была женщиной хорошей, но она не могла заменить маму. Отца своего он не знал. Даже, когда подрос, и спрашивал мать о нём, она просто уходила от ответа. Подросший Сашка и любил, и не любил мамины квартирники. С одной стороны, тогда ему можно было побыть вместе со всеми, видеть мать, которая веселилась, смеялась, сияла, да и гости, умиляясь хорошеньким мальчуганом, сюсюкали с ним на перебой, с другой стороны, все эти гости были преградой, между ним и мамой. Как бы он хотел просто побыть с неё вдвоём, прижаться к ней, вдыхая родной и пряный запах её духов, прилечь на колени и слушать сказку, которую мама читала со свойственным ей артистизмом. Но таких вечеров на памяти Сашки было меньше, чем пальцев на руках.

Мамины поклонники были ещё одной болезненной темой. Периодически в квартире Щербиных появлялись мужчины, неизменно, с цветами и ещё какими-то подарками. Они казались Сашке суровыми и солидными, возможно, из-за пиджаков с высокими плечами, возможно, из-за того, что они совсем не обращали внимания на Сашку. Да и мама в их присутствии становилась совсем чужая. А чаще всего Сашку просто отправляли погулять или лечь спать пораньше. Но ни один из этих мужчин не становился слишком частым гостем, они менялись, один за другим.

А когда Сашка из милого пухлощёкого ребёнка дорос до школьника, никто уже не сюсюкал с ним на вечеринках, да и мама всё чаще косилась в его сторону, шикая: «Ну что ты тут с нами, с взрослыми, разве это интересно, иди, погуляй с ребятами во дворе». И Сашка шёл во двор, но когда друзья расходились по домам, из окон Сашиной квартиры ещё слышна была музыка и звонкий смех женщин, и грудной хохот мужчин. И Сашка просто сидел на крыльце, думая, что, может быть, было бы лучше, если бы его мамой была тётя Вера, мама Серёги Свиридова. Тётя Вера работала дворником и уборщицей в их школе. Серёга жутко стеснялся этого и всегда завидовал Сашке, говоря: «Твоя мать вон какая, весёлая, и совсем не строгая, и на афишах по всему городу, красивая. А моя…» А Сашка думал: зато тебя вечером дома ждёт ужин, приготовленный мамой, и с уроками она тебе помогает, а за двойки ругает, так, это правильно. А моя… уж слишком весёлая, до меня ей словно и дела нет».

В один из таких вечеров, когда девятилетний Сашка, сидя у подъезда, рисовал палкой какие-то узоры на песке, в ожидании, пока гости начнут расходиться по домам, рядом с ним присел один из маминых гостей.

— Чего домой не идёшь? – Спросил мужчина.

— Там слишком шумно. – Не поднимая глаз, ответил Сашка.

— Да, братец, ты прав. – Согласился мужчина, закуривая. – Не по мне такое. Хотя мама твоя хороший человек, правда, ведь, братец Санька?

— Правда. – Согласился Сашка и вдруг вспомнил: «братец Санька». Он уже видел этого мужчину раньше. Этот не был похож на маминых друзей театралов, поэтов и художников, и не был похож на маминых поклонников – серьёзных мужчин в пиджаках, хотя тоже носил пиджак, но совсем не такой, и совсем не так он сидел на его чуть сутулых плечах. Они уже сидели так однажды, тогда Сашке было лет шесть. Он обиделся, что во время вечеринки мама не обратила внимания на какую-то его просьбу, отмахнулась и отвернулась к широко улыбающейся красным ртом женщине. Сашка шмыгнул носом и вышел на лестничную площадку, была зима, на улице мёрзнуть не было охоты. Он уселся на ступени и почти заплакал, как вдруг услышал:

— Что, братец Санька, не до тебя на этом празднике жизни? Но ты не грусти, и на мать не обижайся. Она хороший человек, своеобразный, но хороший. – Мужчина с сигаретой присел рядом.

— А вы хороший человек? – От нечего делать спросил Сашка.

— Я, братец Санька, не хороший человек. Я вор. Вот такие дела. – Ответил мужчина и кашлянул, как-то грустно.

— Робин Гуд тоже был вор, но он был хороший. Я знаю, я смотрел спектакль. Он отбирал деньги у богатых и помогал бедным. Ты как Робин Гуд? Как тебя зовут? – Спросил Сашка, который, и правда, ходил на все спектакли, это было ещё одной возможностью видеть мать.

Мужчина рассмеялся:

— Нет, я не такой. Я не Робин Гуд, я дядя Гриша. Пойду, пора мне, а ты беги домой, чего в подъезде мёрзнуть. И мать не осуждай, не нам других судить, братец Санька. – Мужчина тяжело вздохнул, потрепал Сашку по голове и стал спускаться. Сашка смотрел ему в след и думал: «Если ты плохой человек, вор, то какой я тебе братец?» А потом Сашка замёрз, а мать, видимо, так и не заметив отсутствие сына, его не искала. Делать было нечего, Сашка побрёл в свою комнату.

— Я вас помню. Давно вас не было. – Сказал Сашка в этот раз.

— Твоя правда, братец. Сидел я. Вот такие дела. – Просто ответил дядя Гриша.

— За воровство? – Спросил Сашка.

— Да. – Коротко ответил дядя Гриша и затянулся.

— Но ведь можно и не воровать, работать. – Сашка посмотрел на дядю Гришу совсем ещё детскими глазами.

— Можно. – Согласился дядя Гриша. – Да только хотелось хороши жить. А времена такие были, братец Санька, что нельзя было жить хорошо и честно. Теперь-то уж по-другому жизнь пойдёт. – Пообещал то ли Сашке, то ли самому себе дядя Гриша. – Пойду я, пора. И ты беги домой. – Дядя Гриша вновь потрепал Сашку по голове.

— Вы ещё придёте в гости к маме? – Крикнул Сашка вслед уходящему собеседнику. Что-то в этом человеке Сашке нравилось, цепляло. Быть может, прямота, с какой он говорил с парнем, быть может, особая задумчивость и еле уловимая грусть в голосе.

— Нет, братец Санька. Не свидимся больше. Мама твоя хороший человек, но не сойтись дорожкам нашим. Вот такие дела. – Дядя Гриша поднял руку в знак прощания и, сев в припаркованную рядом машину, уехал.

«Хороший человек» — Сашка вздохнул, глянув на окна квартиры. Как ни крути, а он любил свою мать.

***

Любил он её и тогда, когда спустя десять лет мать в одно мгновение начала гаснуть и тлеть буквально на глаза. Неутешительный диагноз – цирроз печени. В одночасье закончились её яркость и красота, а вместе с ними и гости, и друзья, и поклонники. (Да, да, не смотря на возраст, ни мать, ни её жизнь не менялись). Быть может, только поклонники стали старше. А теперь в квартире вместо музыки и звонкого смеха царила звенящая тишина. Сашка сидел у постели матери, сдерживая слёзы.

— Какой ты у меня вырос, мужчина, красавец. – Шептала мать, гладя Сашкину руку и всматриваясь в его лицо, будто не видела его давно и будто хотела запомнить навсегда. – Ты прости меня, сынок, я была плохой матерью. Да и вся жизнь прошла как-то впустую. Помнишь: попрыгунья стрекоза, лето красное пропела, оглянуться не успела, уж зима… — Мать замолчала, возможно, представляя, как она играет и эту роль на сцене, возможно, ей просто тяжело было говорить.

— Не говори так. – Отозвался Сашка. – Ты хорошая мать. Ты хороший человек. Тебя все помнят… И будут помнить… — Сашка сказал это и, ещё острее осознав неизбежное, осёкся.

— Но я кое-что скопила, оставила для тебя. – Встрепенулась Мария, словно, не слыша слова сына. – На счету есть деньги, не переживай, тебе хватит на первое время. И… мы никогда не говорили об этом, но у тебя есть отец. Он не знает, что ты его сын, я не хотела. Но ты вправе знать. – Сашка напрягся. – В моей старой записной книжке есть его фото и адрес. Потом, если захочешь, можешь посмотреть и найти его. А сейчас просто посиди со мной, расскажи, что-нибудь. – Попросила мать, слабеющим голосом. Сашка кивнул. У него, наконец-то, появилась возможность рассказать о своих успехах в учёбе, о новых друзьях в институте, о Лизе, девушке, которая недавно сняла комнату у бабы Шуры в соседнем подъезде. Сашка говорил, но не был уверен, что мать его слышит, глаза её были закрыты, наверное, она уснула. А потом оказалось, что эта ночь стала для неё последней.

Старую записную книжку Сашка взял в руки уже после похорон. Это теперь всё у всех хранится в телефоне, а раньше телефоны, адреса и прочая полезная информация записывалась вот в такие книжки. Эта, потрёпанная, затёртая, вся была исписана многочисленными телефонами, именами, адресами. Между последней страницей и обложкой лежал тонкий конверт, а в нём фотография. Сердце Сашки гулко стукнуло о рёбра. С фотографии, прищурив глаза и грустно улыбаясь, на него смотрел дядя Гриша. Сашка узнал его сразу. На обороте значилось: Золотарёв Григорий Александрович, улица, номер дома и номер телефона. Сашка машинально, ещё не зная, что он будет говорить, набрал – гудков не было.

«Может, опять сидит. А, может, что похуже. Или просто давно сменил номер.» — пронеслось у Сашки в голове. Ему не стало грустно или неприятно, узнать, что его отец вор, преступник, бывший или даже нынешний зэк, а стало почему-то так тепло от осознания, что он был, есть. «Твоя мама хороший человек, братец Санька,». – Вспомнил он и решил найти дядю Гришу, отца. Вдруг, он тоже болен, или ему нужна какая-то другая помощь, вдруг, он будет рад, что Сашка его сын.

Судя по адресу, это был частный сектор, где-то в отдалении от центра города, Сашка никогда там не бывал. Не откладывая, он отправился на остановку. Выйдя из автобуса, Саша огляделся: коттеджи, один богаче другого, нет, всё верно, улица та. «Видать, ещё не всю землю скупили, домик отца, наверняка где-то в самом конце» — подумал Сашка и зашагал вдоль роскошных заборов.

Кирова, 89 – значилось на очередном кирпичном заборе, за забором возвышался шикарный дом. Такой же адрес значился и на фотографии в руках Сашки. «Какая-то ошибка» — Сашка был в недоумении. Пока он размышлял, послышался шорох колёс за спиной, ворота стали медленно открываться.

— Потерял чего? – Машина притормозила, опустилось заднее тонированное стекло. Сашка оглянулся. Дядя Гриша, только, конечно, старше. Сашка обрадовался.

— Вы не узнаёте меня? — Григорий Александрович внимательно прищурился, но молчал. – Мария Щербина. Помните? Я её сын. — Выпалил Сашка.

— А, братец Санька, значит. Не признал. – Одобрительно улыбнулся Григорий Александрович и вышел из машины. Но улыбка мигом сошла с его лица. – Случилось что-то? – Серьёзно и даже с тревогой спросил он.

— Мама умерла. Четыре дня назад были похороны. – Сашка грустно качнул головой.

— Мда. – Григорий Александрович похлопал Сашку по плечу. – Не слежу за новостями, извини. – Сказал он в своё оправдание.

— Новостей и не было. Похороны были скромными. – Пояснил Сашка.

— Так. Какая помощь нужна? – Вышел из задумчивости Григорий Александрович, и задал логичный, для человека, привыкшего к решению проблем, вопрос.

— Никакой. – Растерялся Сашка. – На самом деле, я думал, вам нужна помощь.

— Мне? – Удивился Григорий Александрович. – Пойдём-ка в дом, поговорим. – Пригласил он.

В доме Сашка, смущаясь, рассказал обо всём, что узнал от матери, о том, что подумал об отце, почему он здесь и как удивился, найдя нужный дом.

— Вот такие дела. – Григорий Александрович качая головой произнёс свою любимую присказку, закурил и несколько минут сидел, молча глядя перед собой, сквозь облачка дыма. – А ведь я, действительно, не знал. Я любил её Но, какую жизнь, я мог ей предложить тогда? Хоть и был уголовником не простым, а всё ж уголовник. Да и если б был другим и мог, разве отказалась бы она от своей жизни? Сейчас это всё уж давно в прошлом. Легальный бизнес и прочее. Но этот карнавал и буйство красок, как говорила твоя мать о своей жизни, был не для меня ни тогда, ни сейчас. Несколько лет, я то пропадал, то появлялся, но всегда помнил о ней. Возвращался, она принимала, но, когда я заговаривал о чём-то серьёзном, то получал неизменный отказ. Когда я появился в очередной раз, тебе не было и года. По сроку совпадало, и я был уверен, что ты мой сын, но Маша отпиралась. Я готов был забрать вас обоих, даже в этом случае, но она не хотела. Эх, Санька, знал бы я тогда… — Помолчали. – Что ж, будем как-то навёрстывать упущенное время. – Принял решение Григорий Александрович и посмотрел на часы. – Скоро ужин. Сейчас мои вернутся: жена и дочь. Вот и познакомлю.

— Наверное, не надо так сразу. Вашей жене это может не понравится. – Заволновался Сашка.

— Отчего же. Она знает, что до неё у меня была другая жизнь. И поверь, появление сына, не самое страшное, что могло бы потянуться из неё. И давай, переходи на «ты». – Григорий Александрович снова задумчиво прищурился, переведя взгляд на окно. Там за окном во двор въехала ещё одна машина, водитель открыл дверцу, вышла женщина, лет сорока, в строгом брючном костюме. Следом выпрыгнула девочка, лет пяти, и, смеясь, побежала к дому, завидев в окне отца. Женщина тоже улыбнулась и помахала рукой. Григорий Александрович, помахал в ответ.

— Она совсем другая. Но я люблю её. – Зачем-то сказал он. Сашка кивнул.

***

Григорий Александрович был человеком деловым, поэтому, как бы он ни был рад внезапной новости о сыне, тест ДНК был сделан. Отцовство подтвердилось.

— Доучивайся спокойно, специальность, кстати, выбрал хорошую. Постепенно я начну тебя погружать в работу, всё же часть бизнеса, рано или поздно отойдёт тебе. Жить можешь к нам переехать, Вере и Наденьке ты понравился. А если захочешь остаться здесь, не переживай, деньгами помогу. – Григорий Александрович строил планы, стоя посреди просторной квартиры бывшей возлюбленной. Казалось, ещё вчера тут звучала музыка и смех, крутились к потолку клубы дыма и взлетали пробки шампанского, а сейчас два, так и не привыкших к этому бесконечному празднику человека, вели серьёзный разговор.

— Не надо денег. Есть деньги. Я ведь не из-за этого. – Нахмурился Сашка.

— Я знаю. – Ответил отец, потрепал сына по голове привычным жестом и улыбнулся, своей грустной улыбкой.

Вот такие дела…

Автор: Светлана Гесс


Оцените статью
IliMas - Место позитива, лайфхаков и вдохновения!
«Я, братец, не хороший человек…»
«Бабушка Ева…»