«Мама, мама!», — услышала я сквозь сон. Быстро соскочив с кровати, я бросилась в комнату, где после смерти сестры жил мой племянник Севка. С момента аварии прошел уже почти год и днем мальчик никогда не вспоминал свою маму, но во сне он часто звал ее, заставляя мое сердце обливаться кровью.
***
Сестра была старше меня на два года. Она отличалась какой-то изысканной красотой, и умело преподносила себя миру. Тогда как я помимо самой обычной внешности не умела так сказать, ни ступить, ни слова молвить. Все детство я провела в компании соседских мальчишек и видимо приобрела в их обществе часть своих повадок. Сестра моя с мальчишками не играла, она занималась музыкой, играла то на фортепьяно, то на скрипке. Меня тоже пытались приучить к искусству, но абсолютно безуспешно. Любой музыкальный инструмент в моих руках становился орудием битвы. Картины, выходящие из-под моей кисти, были настолько ужасны, что родители начинали переживать за мою психику. Так что проверять меня на певческий талант они уже не рискнули и позволили мне вести такую жизнь, как мне нравится.
В семнадцать лет я впервые влюбилась. В парня своей сестры. Я понимала, что не имею права любоваться его черными глазами и мечтать прикоснуться губами к его бицепсам, или плечам, но ничего не могла с собой поделать. Я проводила в его объятиях фактически каждую ночь, не желая просыпаться и прерывать прекрасное видение. Наяву же Кирилл не обращал на меня никакого внимания. Вернее не обращал на меня внимания, как на женщину, обращаясь со мной, исключительно как с сорванцом, кем я в принципе до сих пор и являлась. То есть если ты мечтаешь о поцелуях с парнем, то твое лицо не должно быть испачкано пылью дорог от того, что ты только что боролась на берегу с Мишкой за право обладания новеньким спиннингом, который принес молчун Серега. И ногти твои должны быть идеально чистыми, а не с кусками торчащей грязи, и волосы причесаны, желательно не один раз в день. Все эти качества, то есть ногти, волосы и белоснежные щеки были присущи моей сестре, так что у меня изначально не было никаких шансов, но я не привыкла сдаваться, так что я постоянно болталась возле Кирилла, стараясь понравиться ему.
— Анька, сбегай за лимонадом в дом, — просил Кирилл, помогая папе чинить забор.
— Ага, — кивала я, и бегом отправляясь выполнять его просьбу. — Вот, держи!
— Что ж ты один стакан принесла? — хохочет он, заставляя мои колени подгибаться, — а папе?
Папе? Папа не выглядит так, как Кирилл, и за его порцией лимонада я бегу уже не так быстро.
— Анька, подай вон те гвозди, — просит черноволосый красавец, и я уже держу наготове банку с гвоздями, согласная простоять так вечность, лишь бы его рука периодически приближалась рядом к моей, позволяя ощутить жар его кожи.
Не знаю почему, но мне казалось, что моя сестра совершенно не подходит Кириллу и рано или поздно он это поймет, а я буду рядом. Кирилл казался мне живым, веселым и сильным, тогда как Вера выглядела, словно фарфоровая кукла. Жеманная и вечно ноющая, с белоснежной прозрачной кожей и широко распахнутыми глазами.
Когда Вера объявила, что они с Кириллом собираются пожениться, я обозвала ее разлучницей и сбежала из дома. Меня нашел папа. После того как я несколько дней провела в шалаше на пляже, вид мой был прямо-таки жалок. Я представляла собой что-то среднее между дикой цыганкой и Гекльберри Финном из Тома Сойера.
Впервые отец разговаривал со мной, точно со взрослой.
— Скажи, Аня, как ты относишься сама к себе?
Я уставилась на него круглыми от удивления глазами.
— Уважаешь ли ты себя? Любишь, принимаешь как личность?
Я задумалась. Конечно, я люблю себя. Я сильная, смелая и веселая. Но, вот уважение? Это уже другой вопрос. Пожалуй, то что мне нравится парень сестры, который к тому же вскоре станет ее мужем, не вызывало во мне уважения. Больше того, если бы мне рассказали о ком-то подобную историю, я бы презирала бы этого человека.
Отец правильно истолковал мое молчание.
— Человек, который себя не уважает, не может вызвать у кого-то чувство любви. Любовь нужно заслужить, понимаешь?
— А как?
— Прими себя! Перестань думать, что сестра особенная, а ты нет. Ты — это ты! И никого нет лучше тебя!
— Правда?
— Поверь, для человека, который тебя полюбит, ты будешь единственной.
Мне вдруг страшно захотелось стать для кого-то лучше всех, лучше сестры и ее красивых подружек.
— Хорошо, папа, я постараюсь забыть Кирилла.
Он внимательно посмотрел на меня и кивнул:
— Ты справишься.
И я справилась. Ни один человек, присутствующий на бракосочетании моей сестры не заподозрил бы моего отношения к жениху. Чего мне это стоило, знали только я и возможно папа.
Через год у папы обнаружили рак в последней стадии и он буквально сгорел за один месяц. Мы даже не успели понять, что произошло, как его не стало. Единственным моим утешением было то, что в последнее время мы с ним очень сблизились, наверно он помогал мне справиться с самой собой.
А еще через год Кирилл ушел от моей сестры к другой. Думаю, что он все же был слишком красив для парня и, прекрасно осознавая это, не сумел справиться с соблазном. В дальнейшем Кирилл менял жен и любовниц словно перчатки и я с ужасом осознавала, какую невероятную услугу оказал мне тогда мой папа и от скольких разочарований уберег он меня.
Вера пережила расставание со своим мужем довольно спокойно, мне даже казалось, что она никогда не любила Кирилла, скорее всего ей просто претило, что рядом с ней такой красавчик. Иногда люди воспринимают своего спутника как сумочку, или красивый галстук. То есть на фоне него ты вроде бы смотришься как бы богаче или эффектнее. Не знаю, может быть я тоже повелась на внешность Кирилла, но мне все же думается, что меня привлекал его образ в целом, включая веселый нрав и легкость с которой он шагал по жизни.
В общем через некоторое время я напрочь забыла о Кирилле, потому что встретила Никиту. Ничего особенного между нами не происходило, мы просто были подходящей парой и иногда то ли в шутку, то ли всерьез поговаривали о свадьбе. Мне было настолько легко рядом с ним, будто мы знакомы целую вечность и я ничуть не сомневалась, что Никита и есть моя вторая половинка, судьба и прочее-прочее.
Но однажды все закончилось.
— Аня, мне нужно с тобой поговорить, — голос Веры был необычайно тихим и каким-то желейно дрожащим.
— Давай мы вечером заедем к тебе с Никитой? — предложила я.
— Я хочу поговорить наедине.
Я подумала, что у сестры какие-то личные проблемы и она не хочет делиться ими при посторонних.
— Хорошо. Тогда, где и когда?
— Можно я заеду к тебе прямо сейчас?
Я удивилась. Обычно в дневное время Вера работала. Ввиду того, что она недавно открыла свою фирму, дел у нее вечно было невпроворот. Это я у нас была свободной птицей, не желая посвящать свою жизнь современному ритму. Я занималась поиском редких вещей и последующей продажей их коллекционерам. Часть реликвий оседала у меня, так что я держала небольшую лавку, прямо в пристрое возле своей квартире на первом этаже. Посетители мои были редкими, так что я можно сказать распоряжалась своим временем по своему же усмотрению.
— Аня, я знаю, что в свое время ты наступила на горло, чтобы не встать между мной и Кириллом. И хотя это ничуть не помогло моему браку, но все же я безмерно благодарна тебе. И именно поэтому мне невероятно стыдно сейчас.
— Отчего же? — беспечно улыбнулась я.
— Мы с Никитой любим друг друга. Это произошло случайно, мы сами от себя не ожидали. Он боится признаться тебе в нашей связи, говорит, что это может смертельно ранить тебя. Никита очень хорошо к тебе относится, ты ему, как родная, но между нами настоящие чувства, понимаешь?
Я смотрела на нее, продолжая улыбаться, потому что никак не могла вникнуть в смысл ее слов.
— Не молчи, скажи что-нибудь.
— А, что сказать? Я не понимаю, ты сейчас говоришь про моего Никиту?
Честно, в моей голове никак не укладывалась, что Никита и Вера могут встречаться за моей спиной. Как они вообще могут быть вместе? Это совершенно разные люди, они совсем не подходят друг другу, словно они с разных планет.
— Аня, да, я говорю про твоего Никиту. Только он уже не твой. Поэтому нам нужно что-то решить. И я надеюсь на твое понимание.
Я присела на стул и пристально посмотрела в глаза сестры.
— Это точно не месть за мою детскую влюбленность в твоего Кирилла?
— Это абсолютно не взаимосвязанные вещи. Просто так уж вышло, в жизни подобное случается.
— Странно, что это случается именно с нами. Как ты думаешь, это детская конкуренция?
— Я не вижу смысла философствовать. Факт есть факт.
— И что же мне сделать с этим фактом?
— Отпусти Никиту.
— Забирай!
— Ты злишься?
— Нет.
— Тогда что?
— Вера, ты лучше меня понимаешь, что я не стану бороться, тем более с тобой. Если ему нужна не я, то к чему все это?
— Ты права, — вздохнула сестра, — я правда, прошу у тебя прощения. Раз мы все решили, то я побегу, у меня переговоры.
Вера вышла за дверь, а я еще несколько минут смотрела в одну точку. Интересно, что бы сейчас сказал папа? По всему выходило, что я вновь не заслужила любви, потому что не уважала себя? Или просто у Веры уважения к себе больше, поэтому Никита и полюбил ее? Так и не придя ни к какому пониманию, я машинально начала укладывать свои вещи. Мне вдруг приспичило поехать в Суздаль, там обнаружилась необычная шкатулка ручной работы, принадлежащая царской семье. Нельзя же упускать шанс заполучить ее? Уже в поезде я обнаружила на телефоне несколько пропущенных звонков от Никиты и от сестры. Но, я не понимала, что могу сказать им? Ребята, разбирайтесь сами и просто оставьте меня в покое!
В итоге я вновь гуляла на свадьбе сестры, всем своим видом, показывая, что безмерно счастлива. Время самый холодный и бесчувственный врач, оно лечит любые раны, даже рваные и колотые и неважно, что там под этими ранами, острые края или даже забытые хирургические инструменты. Все прошло, все забыто. Если не тревожить рану, не пытаться вскрыть ее, то можно спокойно прожить всю жизнь и многие понимают, что только так и можно выжить. Вскоре у Веры и Никиты родился Севка, мой племянник, в котором я не чаяла души. Так что я даже была отчасти благодарна судьбе за то, что все так вышло.
В общем все мы были счастливы примерно года так три. А потом случилась страшная авария, в которой погибла моя сестра и ее муж Никита. Мама надолго погрузилась в депрессию, так что мне пришлось забрать Севу к себе. Я не особо представляла себя в роли воспитателя маленьких детей, так что пришлось срочно обучаться. Севка, конечно, молодец, во всем помогал мне, рассказывал как варить кашу и о важности прививок, хотя я видела, как дрожали его коленки перед процедурным кабинетом, и как он морщился при виде овсянки. Но мы были командой, так что кашу ели на двоих и в солидарность кололи мне витамины.
Единственной нашей проблемой были ночи, когда Сева плакал и звал маму. В такие моменты я просто сходила с ума и еле сдерживалась, чтобы самой не разреветься. Мне нельзя, мне нужно быть сильной! Хватит с нас маминых постоянных слез, должен же кто-то заботиться обо всем. То, что я словно робот отключила все эмоции и продолжала жить, не значило, что мне не тяжело. Я очень любила свою сестру, Вера как маяк, без которого я бы заблудилась в темных глубинах. Она была настоящей женщиной, такой с которых пишут картины и посвящают стихи и поэтому рядом с ней было тепло, как на солнце. И то, что всех этих парней тянуло именно к ней вполне понятно, кто же может состязаться с Солнцем?
Но, однажды мне довелось, наконец, проникнуть в смысл папиных слов.
Он появился внезапно, влетел в мой магазин словно вихрь и перевернул все вокруг себя в прямом и переносном смысле.
— Мне сказали у вас можно найти что-то особенное, — почти прокричал высокий и тощий посетитель, при этом опрокинув скамейку, стоящую у прилавка. Скамейка при падении сбила кактус, зачем-то установленный прямо на полу моей помощницей Машей. А кактус в свою очередь упал прямо на посетителя. Наверняка отомстив за то, что тот имел наглость потревожить его величество.
Парень взвыл и уставился на меня обвиняющим взглядом.
— Что? — спросила я. — Разбирайтесь с растением сами, я тут не причем.
— Зачем ставить колючки прямо в проходе?
— Затем, чтобы наглые посетители не совали свой нос туда куда не просят. Это мой магазин и если захочу, превращу его в пустыню Атака́ма, вдоль и поперек, заросшую кактусами.
Сама не знаю, что на меня нашло и почему я накинулась на него, заступаясь за злополучную колючку. Но парень как-то ничуть не смутился, а даже наоборот, восхищенно глядя на меня, спросил:
— Вы когда-нибудь играли в пейнтбол?
Я вопросительно посмотрела на него, а он продолжил:
— У меня вечером игра, а один член нашей, итак, малочисленной команды заболел. А из вас, по-моему, получится классный нападающий.
— С чего это?
— Ну как? Вы даже кактус умело защищаете, а уж старушку точно не дадите в обиду.
— Какую старушку?
— Мою бабушку. У нее сегодня день рождения и она вот так оригинально празднует свое семидесятипятилетие.
Я невольно улыбнулась.
— Здорово!
— Решено, идешь со мной, — заявил парень.
— А мы уже на «ты»?
— Не могу же я кричать во время игры: «Аня, не стесняйтесь и стреляйте прямо в спину Василия Игнатьевича? Пока я это выговариваю, дядя Вася завалит всю нашу команду.
Я подумала, откуда он узнал мое имя, а потом вспомнила, что сегодня надела бейджик и согласно кивнула.
— Пожалуй, да, в этом случае действительно стоит перейти на «ты».
У него было смешное имя — Инокентий, Кеша. Когда мой Севка познакомился с ним, то спросил:
— Ты попугай?
— Только никому не говори, — прошептал в ответ Кеша, тут же став для мальчика лучшим другом.
— Почему вы никогда не произносите имя сестры? — спросил как-то раз Кеша.
— Зачем сыпать соль на рану?
— Пока вы молчите — это рана, а как только заговорите, это сделается обычным и перестанет доставлять боль.
Логика в его словах была. Человек склонен привыкать ко всему, и к хорошему, и к плохому. Когда что-то входит в привычку, то перестает казаться чем-то особенным. При частом использовании можно одинаково воспринимать и золотой унитаз и дырку в сарае, облепленную мухами. Такова уж человеческая сущность.
По началу мама шикала на меня, когда я постоянно заговаривала о Вере, но вскоре ее слезы стали олицетворять не печаль, а светлые воспоминания о всем хорошем, что связано с дочерью. На стены квартиры снова вернулись фотографии сестры, а Севка перестал кричать ночами.
Что же касается меня, то я часто шучу о том, что если бы была жива Вера, то Кеша сейчас скорее всего был бы ее мужем, а не моим. На что он отвечает, что ему нравится легкое покалывание в заднем месте, которое доставляет заноза по имени Анна. Так что папа был прав, когда любят именно тебя, только тогда ты по-настоящему достоин этой любви.
Автор: Светлана Юферева
