— Спасибо, мама. Всё было очень вкусно.
— Приезжайте почаще, мои хорошие!
— Бабушка, пока! Деда, пока!
— Пока, родной мой! — Алевтина Николаевна расцеловала внука в обе щёки, затем крепко прижала к себе дочь.
— Всё, мам, такси ждёт. Я позвоню! Пока, пап! — вырвалась из объятий матери молодая женщина лет двадцати пяти. — А приезжать — по возможности будем, это не от нас зависит! — она многозначительно подмигнула отцу.
Закрыв дверь за гостями, Алевтина Николаевна принялась делиться впечатлениями с супругом:
— Антошка как вырос! Надо ему свитер связать, старый-то маловат будет! А Юля? Красавица! Ой, конфеты забыли! — Алевтина Николаевна засеменила на кухню, но была остановлена чуть дрогнувшим голосом мужа: — Поди, уехали уже. Ты про свитер — брось! Последнее зрение испортишь!
— Уехали… — согласилась женщина, пропустив мимо ушей замечание супруга по поводу зрения. — Надо прибрать, в следующий раз заберут! Только когда он будет, следующий раз-то? Совсем про нас забыла…
Иван Степанович отвернулся, не в силах слышать сетования супруги на редкие визиты дочери. Кто знает, как скоро Юля с Антошкой снова приедут проведать мать и отца: пять тысяч за один визит — очень большая сумма для пенсионера.
***
Юля… Поздний желанный ребёнок, обожаемая принцесса, холимая и лелеемая со всей возможной тщательностью. Принцесса, выросшая и превратившаяся в настоящее чудовище, круг интересов которого сузился до одной-единственной вещи — до денег.
Брак по расчёту, рождение ребёнка — по расчёту, развод… тоже по расчёту. Квартиры, оставленной мужем, и щедрых алиментов на сына, Юле, привыкшей к праздной и безработной жизни, категорически не хватало. Тогда-то её алчный взор и упал на родителей. На родителей, вышедших на пенсию и души не чаявших в Юле и Антошке.
Впервые услышав от дочери о деньгах, замаскированных под благозвучное выражение «небольшая матпомощь на внука» и приправленных горстью шантажа «а то мы можем и дорогу к вам забыть», Иван Степанович лишился дара речи.
Придя в себя, он попросил о двух вещах: не расстраивать мать с подобными требованиями и уйти, пока он в состоянии держать себя в руках.
— Юленька опять не отвечает… Может, случилось что? Давно их с Антошкой не было…
Опечаленный тон Алевтины Николаевны, вкупе с унылым выражением лица, резал по больному. Мужчины хватило на четыре с половиной месяца. Он позвонил дочери и сообщил о своём согласии заплатить.
Юля, радостно что-то щебечущая матери; Антошка, не слезающий с рук бабушки; Алевтина Николаевна, не скрывающая слёз счастья. И Иван Степанович, за полчаса до этой пасторальной картины снявший в банкомате пять тысяч рублей.
Купюра плавно перекочевала в ладонь Юли, стоило ей перешагнуть порог квартиры. Только после этого её лицо озарила улыбка:
— Мама, как мы по тебе соскучились!
Суета прошла мимо внимания Ивана Степановича. Дочь он мягко игнорировал, невпопад отвечал внуку. Его вниманием целиком и полностью владели сияющие глаза супруги.
***
Ушла… Иван Степанович мысленно пожелал дочери провалиться, вместо прощания, и принялся прикидывать размеры дыры в бюджете, цинично пробитой платой за свидание с внуком.
— Свитер связать… Удумала же! И так почти слепая! — проворчал он себе под нос, краем уха услышав шебуршание пакета с конфетами.
Иван Степанович так и не придумал, от чего можно отказаться. Лекарства? Коммуналка? Продукты? Или пойти в суд, чтобы добиться права видеть Антошку? Нет, мужчина не мог позволить, чтобы гнилая натура Юли вылезла и во всей красе развернулась пред его Алечкой.
Завещание? Завещание! И племянник двоюродный имеется, для устрашения. Шантаж? С волками жить… Ради квартиры — будет Юля Антошку привозить, как миленькая — будет.
— Как думаешь, когда снова ждать? — шёпот супруги выдернул пенсионера из омута некрасивых мыслей.
— Скоро, родная, скоро, — Иван Степанович прижал к себе супругу, легко согласившись на сделку с совестью. Лишь бы его Алечка улыбалась.
