Я бегу по проспекту, выскакиваю на проезжую часть. Водила сигналит и матерится, вдавливая тормоз. Ну и пускай. Ему же солнце в глаза светит – как он тут увидит пятьдесят квадратов подтаявшего льда, на которых его фатально занесёт?
Бегу дальше.
…В этом городе не бывает потерь. Здесь никого не грaбят и не бьют. Здесь даже никто не yмирaет на самом деле. Не знаю, кто создал эти законы и следит за их исполнением, но город железно держит баланс – хоть и имеет своеобразные представления о нём.
Здесь каждый бедолага, потерявший кошелёк в разрезе кармана, приобретает нечто новое: возлюбленную, друга или пятёрку на экзамене. Тот парень, которому ударили в баре по лицу, спустя неделю по наитию свернёт в другой переулок и найдёт дешёвую и вкусную кафешку. А там ему ещё и официантка номерок оставит.
А всякий, кто погиб под колёсами машины, или от удара током, или от другой непредсказуемой оказии, воскресает и становится Хранителем. Ну, вернее, не всякий – для этого нужен особый склад характера…
Сбоку тянет тёплыми булочками, арабикой и молочной пеной. Толкаю в спину девушку на пороге кофейни. Она падает, растянувшись на ступеньке, и вслед мне выдаёт тираду, не подобающую устам молодой леди. И тут же на место, где она три секунды назад стояла, падает здоровенный пучок сосулек. Девушку окатывает острой ледяной крошкой, она замолкает на полуслове и вспоминает всех, перед кем забыла извиниться.
И так десятки раз в день. Особенно в начале весны, когда всё тает и скользит, а коварные сосульки таятся в засадах под козырьками крыш. Уж я-то знаю, да. Сам погиб весной.
Хранители — они вроде дорожных рабочих: труд тяжёлый и неблагодарный, зато не будь их, город бы пропал. Дороги-то некому ремонтировать – все карму чистят. Вот так же и тут. Недовольные люди даже не подозревают, насколько всё могло бы быть хуже, если бы не мы.
Лика ждёт меня на следующем перекрёстке. А на этом я едва успеваю ткнуться в ногу какого-то школьника, заносящего ногу над переходом, не замечая красный. Тот подскакивает и отрывает взгляд от телефона. Отлично, малец. Теперь эта серебристая ауди не прокатит тебя на своём капоте.
Вокруг опять сгущается едкий запах тревоги, раздражения и страха. Он забил мне ноздри с тех пор, как я стал Хранителем. Люди, оказываетcя, вечно чего-то боятся: измены, увольнения, новых законов, поставленной не карандашом двойки, одиночества, болезни, нищеты, незапертой дома двери, снова болезни. Что ж. Я и сам таким был.
Лика помахивает мне хвостом с парковой дорожки, и я устремляюсь к ней, едва вспыхивает зелёный. Перемешиваю лапами грязный мокрый снег, шлёпаю, высунув язык, а у неё солнце играет над ушками-кисточками и нервно подёргивается мягкий полосатый хвост.
В знак приветствия тыкаемся носами. А вы говорите – как кошка с собакой. Мы с Ликой, вообще-то, лучшие друзья. У нас с ней всё как в сказке, но с точностью до наоборот – мы сначала умерли в один день, а теперь живём долго и счастливо.
– Нужна твоя помощь, – мяукает она вместо здрасьте. – За мной. Патруль потом, сейчас есть дело.
Перехожу на рысцу, следую за ней мимо парка, немного по улице и через двор, не задаю вопросов. Её чуть влажная от растаявших снежинок шерсть тоже пахнет тревогой. А я-то собирался её поздравить — сегодня годовщина нашей с нею гибели.
Это была очень глупая смерть. Я работал — чистил снег на крыше. И надо же — поскользнулся, засмотревшись на девушку внизу. Это и была Лика, проходившая мимо по своим делам. Она увидела моё неуклюжее падение, побежала на помощь – и попала под здоровенную глыбу льда, съезжавшую в этот момент с козырька. Такое вот глупое стечение обстоятельств.
Если бы я не рухнул, она бы не поторопилась, и лёд упал бы на огороженную территорию в паре метров перед ней. А дальше картина: перепуганная Лика визжит, пальто закидывает грязноватым снегом и ледяная крошка впивается в лицо – неприятно, но не смертельно. Однако, увы, получилось так, как получилось. Наверное, наше воскрешение — нечто вроде компенсации за невероятно глупую смерть.
Оказывается, опасность таится за каждым углом. Обстановка похуже, чем в дешёвых боевиках. Хотя, казалось бы, пришельцы с террористами не ломятся в двери каждый день. Людям хватает самих себя, чтобы делать друг другу больно. Как правило, это даже не осознанное зло – просто нелепая череда случайностей, каждая из которых упирается в кого-то из нас. И наша с Ликой история – лишнее тому подтверждение.
Мы подбегаем к дому – три этажа седой старины, подъезд без домофона, трещина на полфасада и крошки штукатурки под окнами. Лика скалится, агрессивно выгнув спину, и хрипло мурлычет:
– Второй этаж, первое и второе окна справа. Парень живёт один, учится и подрабатывает. Старая однушка осталась от родителей. Техники внутри минимум, но старые драгоценности матери лежат в серванте на виду. Хозяин сейчас на работе до вечера. А в квартире – сам посмотри.
Шторы этот студент, по-видимому, не признаёт. Сквозь окна при дневном свете тяжело рассмотреть детали интерьера, но точно какое-то движение там угадывается.
– Может, девушка осталась? – предполагаю я, хотя уже догадываюсь о подоплёке событий.
– Нет у него девушки, – шипит Лика, подтверждая мои подозрения. Чем от неё пахнет, даже не берусь уточнять. Слишком сложная смесь.
– Странно, что ты раньше о нём не рассказывала, – уязвлённо рычу я. – Не первый месяц вместе работаем.
– Какая тебе разница?..
Но я не трачу времени и не забиваю голову чепухой. Мы уже делали так один раз, самое время повторить. В считанные секунды проникаю в подъезд, приоткрыв дверь лапой, и взлетаю по ступенькам на второй. В окно подъезда вижу, как Лика ловко карабкается по ближайшему дереву и, грациозно пробежав по здоровому суку, ныряет в форточку.
Я подбегаю к двери и, прицелившись, нажимаю в прыжке носом на кнопку звонка. Очень хорошо.
Чую, как из-за двери потянуло страхом. Вор сейчас замер, пытаясь сообразить, отсидеться или сбежать. Тишина сгущается, подготавливая почву для следующего акта. Прислушиваюсь. Вот оно.
Звон железа. Лика уронила ложечку на кухне. И спряталась. Хорошо иметь в напарницах женщину – они умеют капать на мозги, когда это нужно для дела.
Страх за дверью стал сильнее. Так пахнет прохладный пот на липких ладонях. Это не матёрый профессионал – так, взломщик-любитель, пришёл поживиться до получки. Этакого и соседи скрутить помогут за милую душу. Надо обежать квартиры.
Обнюхиваю обе оставшиеся двери на площадке. От одной тянет сыростью, корвалолом, хозяйственным мылом и подгоревшими котлетами; за другой прячется тесно утрамбованный букет запахов: перегар, пот, мокрая пепельница, гнилой паркет, нечищенная уборная и ещё что-то прокисшее. На бабулю и алкаша надежды нет, соседи не помогут. Это плохо.
Слышу, как Лика опрокидывает горшок с цветком. С кухни тянет геранью.
У вора начинают трястись коленки – я это себе отчётливо представляю. Он пытается красться к двери, чтобы заглянуть в глазок, но пол скрипит, и при каждом скрипе он судорожно вздыхает. Слабонервный какой. Тем временем Лика забегает в комнату.
Сдавленное дыхание за дверью. Ничего ты в глазок не увидишь, друг. Ты решишь, что всё обошлось, непрошенные гости ушли, не дождавшись, и вернёшься обчищать квартиру. И вот, когда ты делаешь пару шагов, я…
Правильно. Нажимаю на звонок ещё раз.
Сквозь дверь слышу, как колотится сердце незадачливого вора. Он снова тщетно разглядывает лестничную площадку сквозь глазок, но никого не видит. Переводит дыхание. Делает вдох, выдох, пот на его висках пахнет уже не так едко, как вдруг…
БАБАХ!
Судя по звуку, это со стола слетела стопка книг. Лика сейчас уже, наверное, на шкафу или за шторой. Он, конечно, начнёт подозревать что-то, если совладает с собой. Но, судя по тому, как разит от него ужасом, этот тип не только не слишком умён, но ещё и суеверен. Кажется, ситуация в наших ру… кхм, лапах.
Войдя в раж, я даже царапаю когтями по дермантиновой обивке двери, в ответ слышу судорожный вдох, сопровождаемый стуком зубов. Сейчас бедный воришка сползает по стенке и размышляет, высоко ли прыгать со второго этажа и пустит ли его к окну нечистая сила. Увы, это будет единственным разумным выходом – за дверью его ждут двадцать кило разъярённой дворняги, которые, повиснув зубами на ягoдице, довольно сильно затормозят движение.
«Давай же, смельчак, открывай дверь, – мысленно лаю я на грабителя. – Я тебе покажу, как расстраивать мою Лику».
И тогда происходит страшное. Вслед за неуловимым шумом слышится приглушённый возглас:
– Ах ты, маленькая дряnь!
В этом вскрике слышатся восторг, облегчение и гнев. Отвечает ему короткое шипение. Страх, смешанный с яростью, вскипает на кончиках шерсти, влажной от растаявших снежинок. Я снова бросаюсь на дверь, уже без церемоний раздирая дермантин, но это не работает – вoр уже понял, что мы всего лишь животные. Я слышу, как Лика с надрывным мявом отлетает к стенке, а взломщик продолжает пoтрoшить стеллажи.
Лика бросается ещё раз. Ещё раз. Чую кровь – она его поцарапала. Но ему удаётся её схватить и запереть в ванной, где она начинает истошно орать и скрестись в дверь. То же самое делаю и я на лестничной площадке. Мелькает инстинктивное желание прорыть подкоп, но холодный кафель под лапами остужает мой порыв. И я снова бросаюсь на дверь, уже разлохмаченную моими атаками.
Вдруг что-то сильно бьёт меня под рeбрa, и я слышу крик: «Пшёл, отсюда!». Больно.
Отлетев на метр я вижу молодого человека в пуховике и искажённым злобой лицом. Он вставляет ключ и открывает дверь. Хозяин.
Я пытаюсь отдышаться, пока он перешагивает порог, ничего не подозревая. Сквозь боль, пытаясь вдохнуть, проскакиваю между его ног в квартиру, не обращая внимания на крик. Кухня. Окно открыто, вoр стоит на подоконнике, группируясь для прыжка.
В последнюю секунду перелетаю через разбитый горшок и смыкаю челюсти у него на ягодице. Запах крoви, страха, нечищенной уборной. Треск рвущихся джинсов, неуклюжее падение со второго этажа, тонкий шлейф герани. На этот раз я в порядке, а вот незадачливый ворюга орёт громче, чем запертая в ванной Лика. Но крoвью от ноги не тянет – значит, перелом закрытый.
Сажусь рядом с ним и выразительно рычу на все его попытки встать, пока не приезжает полиция.
…После того, как все формальности заканчиваются, вора увозят, ценности описывают, студент, на нервах высадивший полведра кофе, наконец поворачивается к нам с Ликой.
– И что это было? – спрашивает он.
Мы молчим. Только Лика подёргивает ушком с кисточкой и пахнет опять тем сложным букетом ароматов, который я из скромности даже не берусь описать. Парень садится на табурет и складывает перед собой ладони, переводя взгляд с меня на напарницу.
– Пёсель, ты уж прости, что я тебя так… Я же не знал, – вздыхает он, потрепав меня за ухом. – Меня тут только что уволили. Тоже из-за собаки. Мало того, что опоздал – по дороге чуть на кошку не наступил, поскользнулся, копчик отшиб. Еле дохромал. Так потом ещё взялся полы мыть – едва закончил, так какая-то псина забежала сразу, наследила за троих, да ещё и к менеджеру в дверь зачем-то скрестись начала… В общем, меня сразу домой отправили, завтра рассчитают. А тут – вот как. Значит, всё могло бы хуже обернуться. Если б не та собака. И если б не эта…
Парень почёсывает меня под челюстью. Я красноречиво облизываюсь, и он, хохотнув, отвечает:
– Да, надо бы вас покормить. Вы, ребята, останетесь? А то я тут без работы теперь… Наверное, мне положена какая-то… компенсация?.. А то совсем нечестно… Я теперь ваш должник и друг. Меня, кстати, Паша зовут.
Я отстраняюсь. Покормить – это, конечно, хорошо. Но у меня ещё патруль, а там – десятки и сотни других. Мне не давали вторую жизнь. Моя судьба – быть Хранителем. Одним из многих. Я смотрю в печально-довольные жёлтые глаза Лики. Она запрыгивает к Паше на колени и сворачивается клубком. Он машинально начинает её гладить.
– Знаешь, я раньше с девушкой встречался… – бормочет он, словно сам себе удивляясь. – Так она всё время волосы в два коротких хвостика завязывала. Ей очень шло, – Паша грустно усмехается. – У тебя кисточки – точь-в-точь как эти хвостики. Если бы я верил в переселение душ, я бы ни на секунду не усомнился, что ты – это она.
Лика трётся щекой об его руку, делая вид, что не понимает его слов. Приоткрыв глаз, подмигивает мне чуточку виновато – прощается. Что ж, нужна ведь и ей какая-то компенсация. Я до своей пока не добрался. Паша молчит и гладит её мордочку. От них пахнет счастьем.
Автор: Александр Сордо
