«И чтоб ноги твоей больше не было…»

Светлана приехала в деревню в старый дом решить, что делать с бабушкиным «наследством». Деревня большая, со своим магазином. Раньше даже чайная была, где подавали чай и вино. Двухэтажная кирпичная школа-интернат, где жили дети из дальних деревень. Своя небольшая больница. Теперь все это в прошлом. Остался только магазин. Река обмелела, заросла.

Она шла по деревне и не узнавала ее. Старых домов осталось совсем мало. Вдоль дороги — большие двухэтажные коттеджи за высокими железными заборами.

Бабушкин дом в конце деревни самый последний. Но теперь и за ним уже настроили несколько новых коттеджей. На их фоне он будто съежился, врос в землю, застеснявшись своей дряхлости. Весь грязно-серый, со сломанными ступеньками у крыльца, слепыми маленькими оконцами, одно из которых треснуло, но держалось. Огород зарос высокой травой.

Достала из сумки ключ от навесного заржавевшего замка на двери. Открыть его удалось не сразу, приложив немалую силу.

Пустые просторные сени, лестница на чердак. На двери в комнату тоже висит замок. Света растерялась. Попробовала ключ, не подходит. Но пока вертела замок, дужка открылась. Не заперто.

Перешагнула высокий порог, и оказалась в просторной комнате. Раньше здесь были этажерки с кружевными салфетками, подзоры белоснежные, на кровати — подушки с вышитыми накидками. Теперь из уютных украшений дома остался только домотканый цветной половик на полу. Света стояла и оглядывалась вокруг, узнавая и не узнавая дом. Поежилась от сырого прохладного воздуха, звенящей плотной тишины, каким-то чудом сохранившегося прежнего знакомого запаха.

Из угла под самым потолком на нее смотрел с иконы едва различимый лик Вседержителя. Ниже висело зеркало, засиженное мухами и потемневшее от времени. Этажерка пустая. Углы ее украшали стеклянные шары, от которых вниз свисали потускневшие витые сосульки.

Света разулась у двери, будто бабушка могла ее заругать, что по половикам в обуви ходит. Уставшие от долгой ходьбы ноги ощутили прохладу и влажность пола. На потолке — подтеки после дождей.

Серая, давно небеленая печь отгораживала закуток с кухней. Струганный серый стол, затертая от частого сидения лавка блестела как лаковая.

Света принесла из сарая немного дров и не без труда затопила печь. Сейчас соседи увидят дым и придут узнать, кто приехал. Но сквозь маленькие окошки она не видела никого на улице, словно деревня вымерла. Странно. Обычно любопытные деревенские сразу приходят узнать новости.

Поленья потрескивали в печи, нарушая давящую плотную тишину, оживляя дом. Стало тепло и уютно. Светлана открыла заветный бабушкин сундук, которой ни под каким предлогом не разрешалось открывать. Никаких сокровищ там не было. Достала постельное бельё и положила на печку просушиться. На кухне нашла плитку с открытой спиралью. Включила – работает. Взяла ведро и пошла к колодцу.

На противоположной стороне улицы у дома на лавке сидел старик и смотрел на неё. Света кивнула ему. Кричать, здороваться, привлекать к себе внимание всей деревни не хотелось. Старик на ее приветствие никак не отреагировал.

Пока закипала вода, Света ходила по дому, прикасаясь ко всем предметам, вспоминая. Она с удовольствием пила чай с хлебом. За день устала. Но когда легла спать, сон ушёл. Светлана ворочалась, вздыхала, прислушивалась к шорохам, потрескиванию дома. Заснуть удалось, когда в окна заглянул рассвет и заголосили первые петухи.

Утром она решила сходить на кладбище. Оно сразу за деревней вдоль дороги. Света шла по улице и ощущала на себе взгляды из окон, из-за занавесок. С кем-то здоровалась, кому просто кивала. Стариков не помнила, а понаехавших дачников не знала.

За деревней её догнал дед на телеге со старой лошадью. Предложил подвезти до автобуса. Светлана ответила, что она идёт на кладбище.

— Не дело по погосту одной женщине разгуливать, — сказал он и, кряхтя, слез с повозки.

Деревенский погост зарос высокой травой, из которой торчали только почерневшие кресты. Узнав, кого надо искать, быстро нашёл могилу бабушки. Светлана смотрела на покосившийся крест, на заросли травы. На душе стало неуютно и неспокойно. Они с дедом Степаном оборвали самую высокую траву. Светлане хотелось скорее уйти с кладбища. Зря пришла сюда. Света вспомнила, что бабушка всегда носила чёрную одежду и повязывала тёмный платок. И могила её была такая же неприветливая, как дом и сама бабушка.

По дороге домой зашла в магазин и купила консервов, хлеба и конфет к чаю. Снова чувствовала неприязненные взгляды из окон домов.

Весь день не знала, чем занять себя. После кладбища она твёрдо решила, что продаст дом. Взгляд упал на полку на стене у иконы, где стояли несколько старых разноцветных флаконов из-под духов. Светлана вспомнила, что бабушка не разрешала брать и играть с ними. Берегла как память. А Свете очень хотелось потрогать их. Однажды она встала на стул, дотянулась до одного пустого пузырька, но тот соскользнул и разбился. Света закопала темно-синие красивые осколки. Вроде бабушка не заметила тогда пропажу.

В дверь неожиданно постучали, и Светлана вздрогнула.

— Да, открыто, — крикнула она и пошла встречать гостя.

На пороге стоял тот самый древний старик, который смотрел, как она набирает воду из колодца.

— Здравствуй. Ты, чья ж будешь, Николая или Бориса дочка? – спросил он неприветливо.

— Николая. А вы знали их?

— Конечно. Мне уже сто второй год идёт. Я здесь самый старый остался. Дом проведать приехала или как?

— Да. Продать решила. – Светлана ответила честно. Она откуда-то знала, что этому старику надо говорить правду.

— Я сяду, а то ноги не держат.

— Ой, простите, не догадалась. Садитесь к столу. – Светлана показала рукой на стул.

Дед сел и вздохнул. Она присела напротив.

— И правильно. Продавай. Жизни тебе здесь не будет. Не любили твою бабушку в деревне, — начал старик.

— Я знаю.

— А за что, знаешь? – как-то зло спросил гость.

— Что-то слышала, но толком ничего не знаю. – Света смотрела на старика и ждала.

— Твоя бабка приехала сюда из Москвы лет сто назад. – Старик затрясся и издал странные хриплые звуки. Светлана с удивлением поняла, что он смеётся. — Такая вся расфуфыренная, надушенная, что барыня. Тётка ее ругала, зачем приехала. Только тайна открылась очень скоро. Работала она в Москве в богатом доме у господ. За садом следила, за розами, по дому помогала. И положил на неё глаз хозяин. Кто-то рассказал хозяйке о похождениях мужа в комнату прислуги. Её выгнали. Вот и приехала она к тётке. Да не одна, как оказалось, а с пузом.

Кто ж её такую замуж в деревне возьмет? И сосватала тётка твою бабушку местному пастуху, совсем мальчишке, на два года моложе её. Свадьбу сыграли скромную. Через несколько месяцев родила она мёртвого ребёнка. Через год родились у них сразу двое. Но вскоре умерли. Потом родила Бориса, который выжил. Через три года родила снова двоих. Выжил из двоих только один — Николай.

А к бабке твоей стали деревенские бабы ходить. Она помогала им избавляться от приплода. Да не всегда гладко проходило. Уж что она делала, не знаю, только и моя мать пошла к ней. Через три дня умерла. Отец хотел дом спалить. Один остался с пятью детьми. Потом еще смерти были. Деревенские пригрозили убить твою бабку, если не бросит тёмные дела. Пожалели детей и мужа её. Потом коровы пали отчего-то. Все решили, что твоя бабка в отместку наколдовала. Сторонились её, боялись. Вроде после этого перестала бабам помогать. И больше никто не умер из молодых.

Вот за это и не любят твою бабушку. Уж прости, что рассказал. Лучше тебе уехать. Люди помнят. Даже дом стороной обходят, потому и стоит в сохранности. Другие такие давно разграбили.

Ну ладно, заболтался я с тобой. Пойду я. Не серчай на меня. А совета послушай. — Старик тяжело встал и пошёл к двери.

Светлана оглядела дом. Он снова стал другим. Тягучая тишина и пустота давили. Дом словно выжидал, когда она уедет. Светлана поёжилась. Она снова до утра не могла уснуть, прислушиваясь к скрипам, шорохам и шагам. Приснилась бабушка в чёрном платке и длинной тёмной юбке. Строго смотрела на неё и ругала за испачканное платье, за то, что в огород без спроса залезла, грядки потоптала. «И чтоб ноги твоей больше не было!»

От слов бабушки и проснулась Светлана. Сердце гулко стучало в груди. Лучи солнца скользили по пёстрому половику, по этажерке со стеклянными сосульками и шарами. Светлана убрала все, как было до неё, собралась, заперла дом и пошла на автобус. А идти километров пять до соседней деревни.

Шла, не глядя по сторонам. Пусть все видят, что уезжает. Мимо кладбища хотелось бежать. Птицы поют, солнце пригревает, а Светлана словно в пасмурный тёмный день идёт. На душе тяжело. Давящая темнота кругом.

Снова догнал ее дед Степан на своей кобыле. Предложил подвезти. Всю дорогу молчал, только понукал свою клячу.

Света вспомнила старую пожелтевшую фотографию, хранившуюся у матери, но куда-то подевавшуюся. Бабушка в темном длинном платье, со светлой косой на груди стоит рядом с дедом, положив на его плечо свою руку. Дед в пиджаке, светлой рубахе с воротником стойкой и в картузе сидит на стуле. Оба молодые, но серьёзные.

Пыльный душный автобус, дребезжащий трамвай… Светлана с облегчением переступила порог своей квартиры. Открыла окно, в которое ворвался шум города. «Больше не поеду туда. Продам дом». В голове снова прозвучали слова бабушки из сна: «И чтоб ноги твоей больше не было!»

Иногда, вернувшись в прошлое, открываешь потайные шкафы и находишь спрятанные там скелеты, чужие тайны. Не всякое прошлое приятное.

Бабушка умирала в одиночестве. Деда она видела всего однажды. Во всяком случае, запомнила только длинный брезентовый плащ, плётку через плечо, острый запах махорки. Он был невысокий, щуплый и хромал. Маленькая Света пряталась от него.

Воспоминания со временем тускнеют, но никогда не забываются. Светлана продала дом. Ни разу больше не ездила в деревню.

«Думайте о прошлом лишь тогда, когда оно будит одни приятные воспоминания». Джейн Остин «Гордость и предубеждения».

Автор: Галина Захарова


Оцените статью
IliMas - Место позитива, лайфхаков и вдохновения!
«И чтоб ноги твоей больше не было…»
«Последняя собака…»