Мадам Берсон кyпила себе на восьмое марта гвоздику. Не живую – ни Боже мой, целый рyбль за цветок! – а искусственную. И за пазухой, чтоб никто не видел, домой принесла. А дома налила в баночку из-под сметаны воду, поставила туда пластмассовый цветок и рано утром восьмого водрузила все на окно. Так, чтоб видно было.
Вообще-то, она довольно высоко жила, но очень надеялась, что заметят.
Заметили! А как же?
Первая – тетя Сима. Она еще с утра за молоком выскочила. Оглядела двор, потом по этажам взглядом прошлась и…
У! Мадам! Берсон! На! Окне! Огромная! Махровая! Гвоздика! В воде! Стоит!
Раз в воде, значит свежая!
Раз свежая, значит подарили!
Потому что, мадам Берсон скорей удaвится, но сама цветок не купит!
Тетя Сима почувствовала себя обо…йденной жизнью. Это, во-первых. А во-вторых, очень она себя задушевно почувствовала по отношению к мадам Берсон. Как неизвестный ей Отелло.
Первой мыслью тети Симы было:
– Надо этой свoлочи мадам Берсон что-то плохое сделать!
А второй:
– Надо и себе что-то в подарок кyпить и сказать… Впрочем, можно ничего не говорить, а красиво молчать… Но что? Что?
Ничего умного тете Симе в голову не приходило. Тут она вспомнила, что у нее с позапрошлого года спрятан пробный флакончик духов «Ландыш», сбегала за ним, положила в карман, а потом уже только стала в очередь в молочную.
Тетя Аня появилась во дворе минут через десять. Ей на работу было к половине девятого. Вышла, огляделась, заметила, возненавидела, затосковала, решила и себе что-то…
Тут тетя Сима идет.
Поздоровались, поздравили друг друга, глаз не сводя с подоконника мадам Берсон, помолчали… Тут тетя Сима достала из кармана флакончик, открыла его, надушилась…
Тетя Аня уставилась на нее с надеждой.
– Подарили на праздник… – скромно сказала тетя Сима, и надежда тети Ани испарилась.
Она бы тоже себе что-то прикупила, но… надо было на работу.
Тяжко вздохнув, тетя Аня поплелась в музей. Праздник-не праздник, а убирать приходится.
Но в музее ее ждал сюрприз!
И еще какой!
Директор Тодоров собрал всех женщин у себя в кабинете, поздравил и пригласил к столу.
А на столе ситро «Лето» да пирожные «Пролине». Жалко было тете Ане пирожное есть. Его в виде подарка домой понести можно было… Но что делать, когда все едят, даже давятся.
Исстрадалась тетя Аня аж пока художник Олег Соколов – выпивший, конечно – веточку мимозы не подарил. За чистый стакан и плавленый сырок. Так что, и тетя Аня с подарком. И мимоза, заметьте, цветок заморский, это вам не гвоздика бракованная с Малого Фонтана и не духи «Ландыш», наверное, уцененные!
Тем временем, проспав, во двор вышла Дуся Гениталенко. Она тоже оглядела двор, окна, заметила, вспомнила и… Сержанту Гениталенко был обеспечен радушный прием, когда сволочь на обед припрется.
– Развод! Только развод! – сгоряча планировала Дуся. – Мадам Берсон, даже этой тол*той бег*мотной кoрове, цветы дарють, а ей, Дусе, ничегошеньки!
Поблизости ощутился сильный запах духов «Ландыш». Это тетя Сима демонстративно душилась ими во второй раз.
– Подарили… – скромно сказала она Дусе.
Какой все-таки противный запах у этого «Ландыша»!
Паспортистка Николавна, как особа приближенная к органам, тоже все вокруг замечала. Заметила она и гвоздику. А потом Дусю. И носом ощутила ушедшую, но недалеко, тетю Симу. И все поняла. И тоже расстроилась. И захотела не банальную водку, а бокал вермута. Чтоб красиво было. Но бyтылка вермута за рyбль девятнадцать не шампанское! Открыто не пронесешь! И так во дворе шушукаются. И Николавна пошла в дальний, аж на Греческой, гастроном за шампанским. За три пятьдесят, между прочим! Вермут, правда, Николавна тоже кyпила. Но его на дно сумки упрятала. А шампанское, наоборот, так поставила, чтоб все видели. Идет и думает, что из-за этого проклятого шампанского без обеда сидеть придется. Дня два!
А тут и Маруся во дворе появилась. Поганое ведро в уборную пошла выбрасывать. И все, конечно, заметила. И вспомнила, что за день. И прикинула, что никакие подарки ей не светят. Хоть сама покупай. А на какие шиши? Значит, надо чтоб подарили. Кто? А все!
И Маруся пошла медленней.
Ароматы ее ведра довольно резко контрастировали с запахом, который доносился от тети Симы. Хотя… Еще вопрос, какой из них был противней.
– Маруся, что вы себе в ведре позволяете? – возмутилась Николавна.
– Простите, но, когда полюбовное зелье готовлю, отходы всегда так пахнут.
Дамы и присоединившаяся к ним мадам Берсон придвинулись ближе.
– Какое, какое зелье?
– Полюбовное! Ну, шоб мужики любили!
И помогает?
Маруся улыбнулась и укоризненно посмотрела на спросившую тетю Симу. И та сразу вспомнила, что у Маруси недавно появились новые боты. И прониклась.
– А мне духи подарили… – жалобно пролепетала она.
– А мне гвоздику. – растерялась мадам Берсон.
– А мне шампанское! – как будущий поручик Ржевский рявкнула Николавна.
– А мне мимозу! – сказала чистую правду подоспевшая тетя Аня, но ей никто, разумеется, не поверил.
– А мне пока ничего! – заплакала Дуся.
Маруся погладила ее по голове, велела подождать и скрылась ненадолго в квартире. Вышла со стаканом, на дне которого плескалась какая-то жидкость.
– Выпей! Только сразу! – велела она Дусе.
Та выпила. Сла-аденько!
– И што будет? – запоздало испугалась Дуся.
– Увидишь! – уверенно молвила Маруся. А что ей бояться, если сержант еще на рассвете тихаря занял у нее трешку на цветы для жены.
Что было дальше? А вы и сами знаете.
Сперва пришел Гениталенко с букетом.
А потом к Марусе потянулись гости с подарками. А она взамен наливала всем полюбовное зелье. Щедро наливала! Что ей воды с вареньем жалко?
Автор: Александр Бирштейн
