Ну, наконец-то, свершилось — Кеша пригласил меня на семейный ужин. Значится, дело к свадьбе. А я-то думала, он до Троицы не разродится, два месяца ходит ко мне, полы топчет. Я-то по его влюблённым глазам всё понимаю, ну. А он интеллихентный, как наш деревенский дохтур, не могёт так сразу, ему, значится, время требуется.
Людка мне своё платье красное в горох дала, нынче у городских такое в моде. Так и я уже полгода как городская, скоро замуж выйду, так вообще не отличить. Я бы в юбке пошла, да Людка говорит, больно короткая, на ляжках моих как у падшей женщины смотрится. Ой, чегоб понимала! Я-то знаю, что как раз на это мужики и заглядываются. Сама Людка третий год в общежитии кукует, не больно-то много накуковала.
Кеша сказал,что заедет за мной, но я сама штоль не доберусь? Села на транвай и через час на месте. Вот ещё денег на бензин тратить будет! Они, городские, вообще растратчики. У нас в деревне кажда крупинка в дело: крошки — курям, объедки — свиням, кости — Полкану. А тут гляжу: хлеб чуть плесенью покрылся, выбрасывают, кости вон в мусорках торчат. Дед растратчиков под расстрел грозится отправить. Но Кешу я перевоспитаю, научу экономить. Заживём богато!
Вот и их дом, в сенях, тьфу, в парадной, кочашьим ссаньём пахнет, надо будет с белизной помыть. Вонища, у нас значится и у свиней так не несёт. Перила обшарпаны, ба! Вроде дом приличный, чего ж так запустили-то?
Вот ихняя дверь, чёйто некрасивая больно, мамка эту ткань дерьмонтином называет. Когда папка хотел такую же дверь нам повесить, мамка взъерепенилась, говорит, дерьмонтин трескается, значится, некрасиво будет. В баню определили, чтобы тепло не уходило.
Стучу громко. Пусть знают — невестка пришла.
Дверь Кеша сам открыл, лыбится скромно.
— Раиса, давайте я ваше пальто повешу.
— Да ладно! Што я сама не дотянусь? Не барыня, поди!
— Как добрались? Быстро нас нашли?
— Кондукторша в транвае больно вредна попалась, я на её место сетку поставила: тяжёлая. А она орёт.
— Устали, Раиса?
— Да чаво там! Мы, когда стадо пасти ходим, и не такое тащим. Жрать-то в лесу хочется и пить. Привычная я.
— Ну, проходите.
— Сетку-то возьми, там гостинцы: сметана деревенская, морковь, свёкла. Бери-бери, покупаете, поди.
— Право не стоило.
— Бери, чай одна семья.
Вот и свекровка показалась. Ба, худющая-то какая, объедают её, что ли? А мож денег нет? Но Кеша в столовке больно-то деньги не считает. Значится она из этих, диетчиц, ага.
— Здравствуйте, мама! — кричн громко, вдруг плохо слышит как моя мать.
— Мама? — подняла свекровь брови-нитки, у бабуси шерсть и та толще. Ну и на кой спрашивается так уродовать себя?
— Кеша много про вас говорил! — подмасливаю чуток.
— Кеша? Ах да, Иннокентий порой неразборчив в словах.
— Иннокентий — это кто? Папка Кешин?
— Отец Иннокентия не смог освободить вечер, приносил свои извинения.
— Ба, что за дело срочное? Умeр кто?
— У него лекция в университете.
— Ясно, ну ладно учить-то должен кто-то, ну. Чё уж я не понимаю, что ли? Свои люди, увидимся ещё.
— Да. Вы проходите, Раиса, в гостиную.
— Это в переднюю чтоль? Ну, ясно. Вот только руки помою, а то после транвая как в гоvне.
Сели за стол. Мама дорогая, сколько ж тут ножей да вилок! Когда поп наш помер, у него столько же нашли. Думали серебро, а вышло алюминий, чего спрашивается, хранил? Вот и эти, поди, собирают. У них интеллихентных, свои заморочки, ага. Людка мне рассказывала, она в книжке умной, значится, читала.
— Раиса, вам холодец или заливного карпа?
— Давай холодца. Да что ж ты на один укус-то положил. Мне питаться хорошо надо, а то вдруг понесу скоро.
— Вы беременны? — воскликнула свекровка, даже взбледнула, как мне кажется. И на Кешу так выразительно посмотрела, мол ты куда торопишься, сын?!
— Да нет, чо вы! Мы с Кешей и не лобызались ни разу.
— Ох, успокоили.
— Я девка серьёзная, честная. Меня председатель каждое лето на зерноток на учёт ставил. Так и говорил: мимо Райки ни одно зёрнышко не проскочит. Вот. А уж в любовных делах я ещё и строгая. До свадьбы ни-ни. Ну, разве что поцелуй.
— Это замечательно, Раиса. Нам как раз честная и приличная девушка нужна.
— Ага. Кеш, холодцу положь ещё, больно кусман маленький был.
— Так вот, — не унимается свекровь, а я со смены голодная, мне сперва поесть хочется — За Элеонорой Аркадьевной особый уход нужен. Но нам не хотелось бы пускать в квартиру чужих, сами понимаете: антиквариат, старинные вещи.
— Ну.
— Я думаю, раз председатель вам зерно доверял, то и мы доверимся.
— Ну. А кто это Линора Аркадьевна?
— Иннокентий вам не говорил?
— Не успел, мама.
— Элеонора Аркадьевна — это мама Степана Дмитриевича, отца Иннокентия, она преклонного возраста, за ней уход нужен. Мы полгода сиделку ищем, да всё подходящих нет, то работы боятся, то по глазам видно — недостача после неё неизбежна.
— Ну, есть такие, ага.
— Когда Иннокентий рассказал о вас, мы поняли, что вы именно та, кто нам нужен. Вы простите его, но он немного за вами наблюдал. Сами знаете какие сейчас люди.
— Ну, у соседей в деревне корову увели.
— Вот именно. А у нас фамильные ценности! Элеонора Аркадьевна их смогла от советской власти уберечь, не хотелось бы отдавать проходимцам.
— Факт!
— Вы согласны, Раиса?
— Ну, ежели остатки со стола разрешите забирать, я согласная. Я их в морозилку в общаге сую, в выходные в деревню везу, свиням.
— Конечно, Раиса, если это ваше единственное условие…
— Мы, деревенские, некапризные. Не цацы, поди. Ага.
Посидела ещё чуток и домой поехала, пока транваи ходят. А у самой гора с плеч! Не шибко-то мне Кеша нравился, долговязый, слова тянет как кота за хвост, думает долго. Одним словом интеллихент, с таким поля не вспашешь.
А за Линорой Аркадьевной чегож не присмотреть? Пригляжу, мы деревенские к труду приучены, да и копеечка лишняя не будет, свиням тоже радость. Только бы Кеша не шибко разрыв переживал, не знаешь ведь что у них на уме, ага.
Автор: Айгуль Шарипова
