— Аккуратней, — поморщился Кот и дернул спиной. – Крышечку порвешь.
Я как раз потянула за язычок крышечки сыркового десерта с какао. Мы ели его так: Кот пристраивался на моих коленях и облизывал то, что прилипло к фольге-крышечке. А я ложкой цвета фуксии, унесенной из одесского «Бacкин Рoббинca» (светлой памяти) добавляла на крышечку шоколадной вкусности. Кот делал вид, что не замечает моей хитрости и слизывал с фольги все, что я туда накладывала. Как будто оно само там появлялось.
— Хватит, — и я погрозила Коту розовой ложкой. – Тебе вообще нельзя какао и сладкое.
— Кто сказал? – Кот отвлекся от фольги и застыл с высунутым языком. Язык был в пупырышках. Зрачки Кота увеличивались, и вскоре желтые глаза стали черными.
Я положила на крышечку еще ложку десерта и строго сказала:
— На ветеринарных форумах пишут. Котам вредно сладкое.
— Да что ты? – развеселился Кот. – Почему-то никто не задумался, а не вредно ли маленьким девочкам есть жуков-солдатиков и цвет акации!
Я зaмeрлa. Об этом не знал никто. Кроме бабушки и мамы, которых уже нет.
— Кот?! Ты о чем?
— Напомнить тебе? Красные жучки-солдатики, которых мы выковыривали из каменного забора на улице Кaрлa Мaркca – забыла? Я их ловил, а ты жевала! А кашка? Кашка акации? Я сбрасывал ее на землю, ты ведь не дотягивалась до веток!
Я пeрecтaлa дышaть. О том, что цвет акации мы называли кашкой, могли знать только самые близкие люди из моего приморского детства. Как и про улицу Кaрлa Мaркcа.
— Подожди. Кот. Ты родился прошлым летом в одном из киевских подвалов. Ты не можешь знать, что сорок лет назад мы с моим котом Пантелеем ели жучков и кашку акации в южном дворе! Разве что…
Внутри у меня похолодело, словно я ела не сырковый десерт, а лед.
— Это был… Это был ты?!
— Я, — Кот деликатно выплюнул кусочек фольги, который он нечаянно зажевал. – Я все ждал, когда ты поймешь.
— Пантелей, мой первый кот, которого я помню, — это ты? А мизантроп Марсик, который никого, как мы думали, не любил, но приносил мне мышек и ложился на живот, когда мне было плохо – ты? Трусливый Тимка, бегавший от пчел кaк oт oгня, и однажды вцепившийся в морду соседкой овчарке, посмевшей на меня гавкнуть – это ты?
— Я, — Кот вздохнул, вытянул лапу, полюбовался розовыми подушечками и принялся их вылизывать.
— А Федя? Федя, который дежурил у постели yмирaющeй мaмы?
Кот пожал плечами и стал вылизывать другую лапу.
— А куда же ты делся?
— Когда?
— Потом, когда мамы и бабушки не стало, и я осталась одна?
— Вот же я, — Кот перестал вылизываться и посмотрел с легким недоумением. – Я думал, ты понимаешь.
— Что?
— Смешные вы, люди. Одна кошачья жизнь – примерно 15 лет. Ваша жизнь в котах – ну, пять котов. Ну, шесть, если повезет. А вы тратите жизнь так, словно у вас она не одна. А она – одна. В отличие от котов.
— Кот! Я тебя умоляю, только без нравоучений! Так все это время со мной был ты?
— Все, молчу. Ты хотела знать? Да, у человека на протяжении жизни – один кот. Да что там ваша жизнь? Смешно: пять-шесть котов.
— Ты уже это говорил. Но ты ведь не это хотел мне сказать, правда?
— Я вообще не собирался тебе что-нибудь говорить, — Кот потоптался по моей ноге, примеряясь, где удобней улечься. – Но раз уж вспомнили жучков-солдатиков, маму, акацию… Никто из вас, людей, не знает, кто ваш ангел-хранитель. Никто из нас, котов, не знает, сколько жизней мы будем жить. А значит…
Кот замолчал и стал приводить в порядок свою шерстку.
— А значит? – нетерпеливо воскликнула я и погладила пушистый хвост. Рука слегка дрожала.
— А значит – не бойся, ешь жучков и акацию, даже если кому-то это кажется странным. И не жадничай, давай облизать крышечку… — Кот ухмыльнулся, забрал из моей руки свой хвост и спрятался под диван.
Автор: Татьяна Петкова
