Лес, охоту, рыбалку он и раньше любил, а как на пенсию вышел — дома места не обогреет. На сборы скор: рюкзак за плечи, сапоги повыше и вперёд, собака за ним еле поспевает.
Жена хорошая, понимающая; не ворчит, не пилит, знает, что так лучше. Глазам больно видеть, как он в четырёх стенах мается. Посмотрит вслед, улыбнётся: седьмой десяток, а с лукошком за брусникой побежал, словно мальчишка, чуть не вприпрыжку. Хлебушка возьмёт, соли, помидорку с огурцом. Лес для него, что тебе курорт целебный. Посидит там на поваленном деревце, послушает звуки, воздухом хвойным надышится, собаку горбушкой приветит, вернётся потом довольный. Жена стол накроет, горяченькой ухи в красивую тарелку нальёт, примется варенье варить. Будет по кухне кружиться, кипящее в тазу помешивать, воздушную пенку деревянной ложкой снимать. Он весь вечер во дворе копошится, всё что нужно починит и сделает, с детства всему обучен. Неулыбчивый, молчун, а руки золотые. В молодости стеснительный был — слова не выдавишь, и неизвестно, осмелился ли бы девушке в чувствах признаться, если б она инициативу не проявила. Сама к его родителям пришла, сказала, что любит, так не пора ли за свадебку. Он только головой кивнул. Двух детей ему родила, дом — полная чаша, ни пылинки, ни соринки. Красивая, статная, любящая. И, конечно, любима, иначе не цвела бы так; не скакала козочкой, не летала, словно пташка; не пела бы, нарезая морковку для супа. Муж хоть и молчун, но на ушко слова нежные сказать может, только это уже не наше дело, подслушивать не станем.
Вокруг посёлка густой хвойный лес, полный земляничного аромата; глубокие прозрачные озера с вкусной студёной водой; болота с рубиновой клюквой да со сладкой морошкой. Зимой снег белизной сверкает до самого апреля, до последней снежинки. Потом горький запах черёмухи, облака цветущих деревьев, гудение плюшевых шмелей. Летом луга в духмяных разноцветных платьях: жёлтые, розовые, белые…
Он любит апрель. Тают остатки снега и есть теперь повод заглянуть в родительский дом. Тот, что в соседней, полузаброшенной деревушке. Волнуясь, открывает калитку, стены глазами ласкает, шершавой ладонью гладит тёплую, нагретую солнцем дверь. Тихонько произносит «вот и я, здравствуй». Высокие пороги, длинная кладовая с пустыми полками; тёмный, прохладный коридор. Лестница на второй этаж с широкими, удобными ступенями. Множество окошек в вышитых ришелье занавесках. Буфет с посудой, лавки, русская печь. И понимание того, как сильно он скучал по этому дому все зимние месяцы. И счастливая, ликующая радость от того, что теперь вместе, что встречи будут чаще, что можно даже баньку по-черному протопить и переночевать. Сердцу становится больно от распирающей изнутри любви. Жена здесь и летом жить не хочет, дома — все удобства, а тут электричество то есть, то нет. Вечер при свечах, конечно, романтично, но не каждый же день.
Распахивает окно, разводит огонь в печи. В конце подкинет на угли горсть липовой стружки, запахнет сладко мёдом. Закипает чайник. Он заваривает чёрный, крепкий. Выкладывает на большой стол домашние пирожки, сахар. Нарезает толсто сыр, длинными ломтями каравай ржаного хлеба — жена печёт его с прованскими травами, вкусно. Пару пирожков ломает на половинки, будто делится с кем-то. Вспоминает, как раньше по утрам тут сновала мать, ворчала на подгоревшую корочку капустника или развалившийся вареник. Цвели яблони, мычали коровы, бренчали вёдра у колодца, грядки с клубникой уходили к горизонту…
Скрипит калитка. Это, заметив дым из трубы, потянулись живущие в деревне старики. Все с гостинцами: кулёчки с печеньицем, тёплые шанежки с картошкой, баночки с вареньем, горстки конфеток. Улыбаются, здороваются, рассаживаются вокруг стола. Все семеро. Прошлым летом было поболе.
Он привечает, чай разливает. Старики не ропщут на свою судьбу, живут по солнышку, радуются весне, первым зелёным травинкам, удивляют хорошим настроением даже когда повода нет. Долго не засиживаются, у всех дела, заботы. Благодарят за чай, за хлеб и расходятся, одаренные оставшимися пирожками. Теперь до самой поздней осени будут вокруг него топтаться, словно беззащитные цыплята возле наседки: он с ремонтом поможет, грибов-ягод принесёт, рыбкой свежей угостит, дрова расколет. Жаль, что отец с матерью рано ушли, но есть ещё вот эти. Живут, преодолевают неурядицы, шутят, плачут, выручают друг друга. Человеческое счастье многолико, но здесь оно одно на всех.
Помыв чашки, выходит во двор. В распахнутом окне колышутся от ветра занавески будто два белых крыла, на крыше воркуют голуби. Он сгребает прошлогодние листья, слушая пение скворцов, заселившихся в скворечники, поправляет покосившийся столбик забора, проверяет лодку на берегу. Солнце всё ближе к лесу. Уходить не хочется. Хочется встать посреди двора, пустить корни и остаться здесь навсегда.
Завтра приду, говорит он, погладив серую от времени стену, зовёт собаку, уходит, перекинув за плечо пустой рюкзак.
Я буду ждать тебя, говорит дом, да только кто его слушает… кто его счастливую улыбку видит…
Автор: Gansefedern
