— Ишь ты! Развалился он тут, царь Гвидон! — прошуршал над Ромой непривычно строгий голос тёщи. — Чего лежишь, обезьяна лохматая? Вставай давай, во двор беги да работу свою делай! Жена уже давно на посту, а он тут… Ух! Как наподдам!
Рома мирно спал лицом к стене. Обалдев от услышанного, он перевернулся на спину и утёр спустившуюся по щеке струйку слюны — он всегда пускал слюнки, когда сладко и крепко спал.
— Вы это мне, Раиса Кирилловна?
— Ох, Ромочка, родненький, Бог с тобой! Это я на собаку! Эка наглость, ты погляди только: мало того, что в дом пробрался, так ещё и на пол, на ковёр чищенный улёгся.
Пса уже не было в комнате — вышмыгнул, поджав хвост. Это Рома пустил его на ночь, подкармливал колбаской, но об этом — тссс! — Рома никому не расскажет.
— И кто его пустил, окаянного? Ты, Ромка, разжалобился что-ль?
— Нет, что вы, Раиса Кирилловна, зачем он мне нужен тут!
— Ты гляди мне… Это у вас там в городе собаки по квартирам сидят без движения, а у нас они службу несут, не за зря свой хлеб проедают.
— Понял, — поспешил согласиться Рома и смачно потянулся, — ууууэээээх! Хорошо как! Воздух тут у вас такой, что прям хмельно от свежести. Выспался, как давно не спал. А сколько время-то?
— Одиннадцатый час. Любитель ты поспать, однако. Устала я ходить на цыпочках, а дед, бедный, так и вовсе до сих пор сидит на диване, боится костылями стучать, не многовато ли чести для гостя, а, Ром?
Рома потёр переносицу и от этого действия тёща какое-то время двоилась у него в глазах. Когда она вновь срослась в единое целое, Рома увидел перед собой довольное приятное, по-материнскому доброе лицо с крепким деревенским загаром. Если тёща улыбалась, то загар казался равномерным, а если раскисала (то есть становилась серьёзной, не напрягала мимику), то видно было, что кожа в глубине морщин у неё светлее. В данный момент тёща благосклонно улыбалась Роме, словно смотрела на что-то приятное и умилительное, например, на славного мальчонку. Отношения между ними ещё не успели обрести ясность и Рома не понимал, как к нему относится Раиса Кирилловна: полюбила ли она его, или это презрение и неприязнь? Первая тёща Ромы имела прямое отношение ко всем бородатым анекдотам про тёщ и бедный зятёк порой был не рад, что вообще родился на свет. Всё, что он мог — это старательно испытывать к ней взаимную антипатию.
— Ну, ты одевайся, а я нам стол накрою, вместе позавтракаем. У нас, понимаешь ли, не принято садиться за стол одним, если гости в доме. Картошечку жареную будешь? Я туда яичко вобью ещё — ух, красота!
— Не откажусь.
— Ты только свою городскую одежу отложи пока. Взял что-нибудь попроще из дома? Что не жалко? Работы-то много.
— Не-а…
— Эх ты… В деревне чё-ль никогда не был?
— Нет, если честно. И бабки мои, и прабабки — все городские.
— Бабки! Да разве ж можно так на родного человека говорить? Как тебя воспитывали? — выговаривала ему тёща, роясь на полках в шкафу и кидая Роме простую дедовскую одежду.
— Я хотел сказать «бабушки», простите, — устыдился Рома.
— А я, чё-ль, тоже бабка для тебя, поди?
«А кто же?» — чуть не ляпнул Рома, но вовремя прикусил язык. «Нет, ну а кто же ты, блин? Тебе шестьдесят пять лет, четверо внуков! Женщины такие смешные, когда называют друг друга девочками… Девочки они, видите ли, девушки! Лет до ста! Ну что за комплексы, право!»
— Нет, что вы! Вы — Раиса Кирилловна, мама моей жены и я вас уважаю.
— Ага, ага, ладно — считай, что отделался. Жду тебя за столом.
Теща вышла и Рома услышал, как тесть радостно застучал костылями по деревянному полу и заболтался к жене.
Всего четыре месяца прошло, как они поженились с Мариной. Браки были не первыми для обоих, у каждого уже имелись свои дети — у Марины двое мальчишек и у Ромы девочка. «Нашли мы с тобой друг друга, — смеялась Марина, — разведёнка с двумя прицепами и алиментщик, классика современности!» Марина ещё со студенчества стала городской, четыреста километров до дома путь не близкий, поэтому навещала мать с отцом не часто. За старшим внуком дед сам приезжал и забирал на машине на лето, но лето прошло, разлетелись внуки по своим гнёздам, а с дедом беда приключилась — в самый неподходящий момент сломал ногу. И оттого неподходящим был этот момент, что как раз прижало время копать картошку и с крыши обвалилась черепица, стало подтекать.
— Съезди к ним, Ром, подсоби, — попросила жена, — у тебя же как раз выходные…
— Так пусть наймут кого-нибудь!
— Нет у них лишних денег, они же на пенсии.
— Сколько надо? Я вышлю им.
— Да они не возьмут, не по-родственному это, понимаешь? — ласкалась Марина, — Ну съезди, Ром, хоть деревню увидишь, ты же у них никогда не был, уважь моих стариков… Им приятно будет.
— Ох, ладно.
— Два денечка! Всего на два денечка! Я им щас позвоню, вот они обрадуются!
Выехал Рома сразу после работы, чтобы не терять времени, приехал за полночь. Пока ох да ах… Поздно заснул, зато крепко!
Накрытый к запоздалому завтраку стол вызвал у Ромы смятение. Стояла одна тарелка, на которой крупными ломтями были нарезаны огурцы и помидоры, рядом — сковорода на подставке с жареной картошкой и три вилки в одной куче.
— Ну наконец-то! Теперь можно и поесть! — обрадовался тесть и ухватился за вилку, — что там с чаем, Рая?
— Заваривается. Ешьте.
Она тоже села и взяла вилку. Тут Рома обалдел второй раз за утро, потому что старики начали есть картошку прямо из сковородки, то есть вдвоём из одной посудины.
— Чего застыл-то? — спросила, пережёвывая еду, тёща, — что-то не так?
— Нет…
— Тогда бери вилку и ешь.
Требовать себе отдельную тарелку Рома постеснялся, поэтому стал есть вместе со стариками, испытывая некоторую брезгливость, которая, в общем-то, скоро сошла на нет, потому что вкуснее картошки Рома в жизни своей ещё не ел. Интересно, в чём секрет? Не в том ли, что она была нарезана по-деревенски, пластинками, а не соломкой, как всю жизнь подавали Роме? Или тут какой-то тайный соус? Или всё дело в том, что едят они прямо из сковороды? Поборовшись за последний кусочек с тестем, Рома довольно откинулся на спинку. Тесть, глядя на него, хихикал — он уступил Роме последний кусок. Тёща тем временем разлила всем чай.
— Как вкусно, Раиса Кирилловна! Вы обязаны поделится рецептом с дочерью. Тайный ингредиент?
Тёща польщённо фыркнула:
— Скажешь тоже… Ничего тайного. Всё своё, домашнее: картошка, лук — из огорода, яйца от наших курочек и соль.
— Соль тоже ваша?
— Да ну тебя… Шутник! Магазинная, знамо дело. У нас тут всё просто, без ваших городских выкрутасов.
— А что, Рома, — начал спрашивать тесть, — правду говорят, что во всяких там Макональдсах картошка длинная и хрустящая и булочки в бургерах такие, что таят во рту?
— Не знаю, не знаю, — мурчал Рома, прихлёбывая чай, — у меня после этих, как вы выразились, «Макональдсов», полдня ощущение, словно мусора наелся. Поначалу вкусно кажется, а потом противно, лежит эта масса в желудке, как упавшая в море бочка с радиоактивными отходами. А вкус у чая странный, словно, словно…
— Лист смородины доложила.
— Точно! Смородиной пахнет! Боже мой, ну как же хорошо!
Перед тем, как идти копать картошку, тёща послала Рому в курятник собрать яйца.
— Ты его насчёт петуха предупредила? — спросил дед, когда Рома скрылся за дверью куриных джунглей.
— Да разберётся, не маленький. Пусть вкусит деревенской жизни досыта, — посмеялась Раиса Кирилловна. Она была на кухне, а дед сидел на лавке под окошком.
И Рома вкусил. Не имея представления о том, каким темпераментом отличался крупный красный петух, Рома сначала собрал яйца в пластиковое ведёрко, а потом решил высказать своё почтение красавцу.
— Ну хорош, ну хорош! — восхитился Рома и потянул руку к гребню петуха, который и не думал, в отличие от кур, убегать, более того, незамедлительно попытался клюнуть Рому в руку и, подбоченясь, пошёл в атаку.
Рома попятился…
— Яйца береги! — крикнул тесть.
Рома схватился за ширинку своих штанов…
— Да не эти! — смеялись хозяева.
Давненько не приходилось Роме развивать такой скорости… С бурлящим в крови адреналином он выскочил из куриного загона и облегчённо повис на закрытой калитке.
— Ну ты и… гад, — выдохнул Рома. Петух махал под калиткой шикарными крыльями и выпускал гортанные боевые звуки.
— Ну, всё, — сказала тёща, принимая от Ромы яйца. Глаза её горели задоринкой, рассмешил затёк, — теперь в огород пошли, иди найди лопату под навесами.
Чуть спина у Ромы не отвалилась с непривычки. Ранее он никогда не копал огороды, а тёща, выбирая из земли урожай, всё над ним подшучивала: то лопату держит он неправильно, то копает не так, то хрипит потешно, как козлик. Так и сказала она: как козлик. Рома не знал — обижаться или нет, вроде бы не злобно делала замечания Раиса Кирилловна, а так, шутки ради… Разговоры она заводила в основном о погоде, о сельских делах, про животных рассказывала и Роме это было не интересно, но слушал. Будучи по образованию и профессии работником умственного труда, Рома никогда не опускался до подобной болтовни. А тут обычная женщина, всю жизнь в деревне, что с неё взять? Примитивная Раиса Кирилловна, в общем, простая, деревенская, как те пять копеек.
— Две третьих вскопали. Остальное завтра давай, — разогнулась тёща. — Пошли обмоемся и обедать.
Часа в четыре, когда Рома отложил телефон и начал подрёмывать, к нему подкрался тесть. Ну, как подкрался — простучал очень даже громко костылями в его направлении.
— Рома, сынок, а крышу не посмотришь?
Тяжело вздохнув, Рома полез на крышу. В кровельном деле он вообще ничего не смыслил, да и вообще в бытовом плане был не очень силён.
— Черепица в одном месте отвалилась, — заключил Рома.
— Над комнатой, в которой ты спишь?
— Ага.
— Вот там и течёт, — вздохнул тесть, — у меня в сарае есть запас черепицы, возьми и приделай, будь другом.
Сколько Рома ни бился — всё бестолку, только с крыши чуть не свалился. Пришлось звать на помощь соседа. Думал, тёща опять потешаться начнёт, но она вообще куда-то пропала и только вечером узнал Рома тайну её исчезновения.
— Пошли, Рома, к соседям нашим. Я договорилась, чтобы они для тебя баньку растопили, мы с соседкой там убрались, воду натаскали, чистенько и уютно теперь.
И она вручила Роме новенький берёзовый веник.
— Да что вы, Раиса Кирилловна! — смутился Рома, — не стою я таких хлопотов!
— Как это не стоишь? Ты же наш новый сын теперь, родной совсем забыл про нас, а ты издалека ради картошки и крыши приехал. Очень я это ценю, спасибо тебе большое, и отблагодарить хочу. Хороший ты человек. Ну, пошли, пошли, банька там уже в самом соку, провожу тебя огородами.
Рома чуть не прослезился от такого радушия.
— В баньке-то давно был?
— Года два.
— То-то же. А тут, Ромочка, настоящая, деревенская, а аромат какой стоит древесный, ой!.. Закачаешься!
Рома напарился на славу, задышала на нём каждая клеточка. Пару раз даже решился холодной водой окатиться. Ух, красота! Домой пришёл — а тёща стол накрыла, улыбается, как блин масляный, и всё, как надо на том столе — тарелки с блюдами, рюмки, компотик и коньячок. Посидели душевно.
Перед сном тёща прокралась в его комнату. Рома отлип от телефона.
— Да, Раиса Кирилловна? Что-то ещё сделать надо?
— Бог с тобой, лежи, мой хороший, ты и так сегодня наработался. Показать тебе кой-чего хочу — наши альбомы, в них Марина есть маленькая. Интересно?
— Очень! — просиял Рома.
Раиса Кирилловна села к нему с двумя старыми альбомами, под ними на её коленях лежала истрёпанная папка для бумаг.
— Вот, смотри… Это наша с дедом свадебная фотокарточка… Молодые мы здесь, даже не верится.
— А вы красавицей были, Раиса Кирилловна! — искренне восхитился Рома.
— А ты что думал? В кого по-твоему Марина удалась? — скокетничала тёща. — А это я на учёбе, замуж-то студенткой вышла.
— А на кого учились?
— Физико-математический окончила.
— Да ладно! Я тоже!
— А давай мы с тобой решим какую-нибудь задачку вместе, хочешь? У меня сборник есть по высшей математике. Кто последним справится, тот готовит завтрак.
— Идёт!
Отложила Раиса Кирилловна фотографии, притащила сборник. Сели за стол и взяли по листику в клетку.
— Выбирай сам любой пример, чтобы не думал, что я готовилась.
Рома полистал сборник. Его охватил азарт и он даже забыл про ноющую спину.
— Давайте на интегральное исчисление функций многих переменных? — невинно предложил он. — Вот это задание.
Стали выписывать каждый себе. Рома не зря выбрал интегралы — был он в этом вопросе первый ас.
— И-и-и-и… Начали!
Пять минут каждый пыхтел над своим листом. Потом одновременно побросали ручки и крикнули:
— Готово!
Посмотрели друг на друга — обоих смех пробрал. Чисто школьники!
— Что у вас получилось?
Заглянули друг к другу в листы — сошлось. Посмеявшись вволю, вернулись к альбомам. Тепло на душе обоим было, словно сроднились они за те пять минут.
— А ты наверно думал, что я глупая деревенская бабка, примитивная, как пять копеек, да? Видела я, как ты смотришь на меня — с жалостью.
— Да нет, что вы! Думал, простая вы… А оказались с изюминкой! Марина ничего мне не рассказывала о вашем прошлом.
— Ну и обезьяна же ты лохматая, вшивая! — неожиданно взревела тёща.
— Кто, я?! — вскричал поражённо Рома. Что он сделал-то?!
— Не ты, а собака! — поддела тёща тапком собачий хвост и пёс тут же выскочил и бросился наутёк. — Что он под кроватью опять делает?! Вижу — хвост торчит! Эх, Рома, Рома, просила же…
— Простите, Раиса Кирилловна, — сложил умоляюще руки Рома. — Я вам полы вымою.
— Ну, за это, милый, утром ты готовишь завтрак, как минимум!
— Есть, товарищ старший физмат! Не смею перечить! — искря глазами, Рома приложил ладонь козырьком к виску.
Снова их смех пробрал.
— Нравишься ты мне, Рома, неплохой ты мужик, — продолжала улыбаться тёща.
— Вы мне тоже по душе пришлись, Раиса Кирилловна, я даже с матерью родной так не смеялся.
— Так я и есть твоя мама теперь. Теперь у тебя их две.
— Тогда спокойной ночи… мама.
— Добрых снов, сынок.
Автор: «Пойдём со мной»
