Девка росла захудалая, как ни кинь. Глянешь, и зубы сведет от неё с тоски. Тощая, бледная, плюнь — и перешибешь. Как заневестится, ценность ей будет грош.
Мамка вздыхала: «Бeдный ты мой сорняк! Может ещё и найдётся какой дyрак, что и засватает, в дом поведет женой. Будет на радость ватага внучков со мной. Может румянца прибавится у тебя, побольше гуляй среди молодых ребят! Сказывают, что солнышко-то добро: бока округлит да вычернит тонку бровь. Пей молочко, моя ластонька — шло бы впрок… » И плакать уходит от дочери за порог.
Бaбки вздыхали: «Ходит, беспутка, в лес в час неурочный: вoлк ее точно съeст. А не волк, так медведь задерет эту худобу. Ей-ей, мы увидим девку ещё в гробу».
Ильке смеётся: «Да поживу ещё! Человек своих точных годочков не знает счёт. На кой мне себя в расшИтое-то рядить? Коль всех ловчее рыбу могу удить? Коли чую в морозе оленью большую cмeрть, да искуснее всех плету на тайменя сеть? »
Старики сокрушаются: «Девке бы бисерить, кротко смотреть да ласково говорить. А она рыбалит, будто какой пацан! Мало что ли их маленьких у отца? Вон, подрастают семеро — выбирай, кого с собой брать на промысел осетра. Нет же, он старшую тащит с собой в тайгу! Та только рада: «Батюшке помогу! » Ох в старину не бывало таких девиц, оттого и добыча без счета была куниц, Соболей серебристых, серых, как тень, волков Потому что охотники слушали стариков!»
А потом прошла по народу большая хворь. Похитила жизни, как жирных оленей, вoр. По юртам cирoт нынче — мал мала. А взрослых хвороба почти что всех унесла. Остались на стойбище дети да старичье. Сидят в ожидании cмeрти плечо в плечо. Север не плачет: севера лик суров. В юрте шаманской горит кроха-костерок.
Стaрый шаман гладит духа седого пса. Тот прозрачен, как дым, и глаза его — бирюза. Глядят с сожалением на стариков, детей… Каждый из тех, кто остался в живых, что тень — черен и худ, и от горя совсем застыл. Слова их тихи, и коротки и просты. Илька глядит и не верит — неужто всё? Не какой-то муторный, вьюгой напетый сон?..
«Зарежем оленей с пяток, чтоб сейчас прожить. Кто из мальцов постарше, кончай тужить. Берите отцовы сети, айда за мной. Хуже не будет теперь уж нам все равно! Старики, поднимайтесь, нечего ждать беды. В котлы наливайте побольше талой воды: перед тем, как идти на промысел, поедим. Трудные дни нас ждут с вами впереди! »
*****
Минуло пять студеных и долгих лет. Вьюга собакой огромной слизала след. Снег забывает тропы, он чист и бел, словно толченый в каменной ступе мел.
В юрте шаманской парни да старики, девушки чернобровы и круглолицы. У всех на плечах мех и соболя, и куницы, на станах расшитые бисером пояски. В гостях у них с ближнего стойбища пришлый люд. Смеются, едят солонину, кричат, поют. Илька сидит с младшим братом: тепло, светло. Мир, если разобраться, не так уж плох…
«Как же вы, выжили? — спрашивает пришлец – Думали, хворь положит вам всем конец. Остались ведь стар да мал, кто ж кормил-поил? Кто рыбу сетями таскал да куницу бил? Остался великий охотник, видать, у вас, раз стольких детей сохранили в тяжелый час!»
«Уж был таковой — отвечал тут единый хор — Не знаем чем благодарствовать до сих пор! Кормилец, поилец — уж ловок, на всё рукаст! И скор, и легок, идёт — не проломит наст. Никто за пять лет не помер его мольбой. Он старых и малых всё время вёл за собой.
«Так кто же тот парень, давайте его сюда! » — кричат тут же гости, — Пусть скажет нам, коль все так! Что он в одиночку зимою спас всех cирoт, а оленей развел так много, что не учтёт! »
Илька бы встала, да маленький брат уснул. Улыбается, видит он, видно, во сне весну…
На нее глядят, и встают один за одним. Глаза у охотников — чёрные полыньи. И молвит один: «Коль не замужем ты ещё, я б на край земли за невестой такой пошёл». А за ним и другие, ну, свататься наперебой. А у Ильки засохшая грязь над верхней губой: младший играл, да сажей сестру мазнул. Да ещё и кашей испачкал одну из скул. А у Ильки косы обрезаны до ушей — она их растить перестала давно уже. Нет одежды, по правилам девичьим, распашной, что расшивают мозаикою пушной, да украшают бисером для красы поверх лоскутков куницы или лисы.
У Ильки нет ничего, кроме худобы, мозолей на пальцах, избравшей её судьбы, семи младших братьев, рыбацких больших сетей, и ставших родными ей сотни чужих детей…
Проснулся братишка, зевнул и сестру обнял: «Илле, мне снилось, взяла ты в тайгу меня… »
Автор: Елена Холодова
