Когда июнь вступал в свои права, рядом с домом появлялись старушки.
Они рассаживались на ящиках из-под бyтылок и раскладывали порционные целлофановые пакетики. В них, немного томясь от летнего зноя, лежала молодая картошечка. Такая, с голубиное яйцо или чуть крупнее, с тоненькой пленкой ранимой кожуры. Первая в году, свежая, только с грядки.
Бабушка покупала немного. Приносила домой. Дилетанты, грубые люди без вкуса, обычно такую картошку засыпают солью в пакете и, перетирая ее в этой тюрьме, освобождают ее от кожуры. Бабушка никогда так не поступала. Она мыла эти светлые шарики, обтирала полотенцем и выкладывала рядом с плитой. Посушиться.
У бабушки был казанок. Чугунная кастрюлька с десятилетними наростами сажи. Очень правильный казанок. Огонь под таким казанком не тратит все силы, чтобы разогреть дно, а мягко растекается по всему телу кастрюльки, отдавая себя мастеру. В этот казанок она наливала масло. Ароматное, густое, пахнущее семечками масло. И разогревала его до тех пор, пока оно не начинало подкипать. После чего отправляла в казанок картошку. Та отзывалась недовольным шкворчанием. Бабушка брала казан за края и начинала потряхивать. Картошины перекатывались как яйца в гнезде, покрываясь морщинистой, румяной корочкой поджаренной кожуры. Когда яйца картошечки начинали напоминать пасхальные крашенки, бабушка успокаивала ее и оставляла до поры. Над казаном в это время витал сводящий с ума аромат лета, веранды, разогретого солнцем стола, неторопливого семейного обеда, горькой полевой травы и подсолнуха.
Потом бабушка брала деревянную ложку и по одной перекатывала картошечку на тарелку. Она солила ее только после. Взмахивала рукой с щепотью. Кристаллы соли пaдали на горячие бока картошки и превращались в крупные капли, медленно стекающие в тарелку. Еще один взмах – и горстка насыщенного, дурманящего запахом, укропа накрывала все это изумительное блюдо.
Ждать пока остынет нельзя, все прoпадет, перемешается, исчезнет. Надо поддеть вилкой лоснящийся соленым потом шарик, отправить его в рот. Зажать зубами и чуть-чуть подышать. И только после этого, уже не обжигая неба, раскусить. Картошка лопается во рту взрывoм. Вы сначала чувствуете соль, терпкость травинок, непередаваемый вкус нежной поджаристой пленки кожуры. После чего, повинуясь вашему нетерпению, картошка пускает вас к сладости мягчайшего содержимого. Самое время зажмуриться и очень медленно, с наслаждением это принять. И через пару секунд – добить к букету ломтик мясистого, кисло-сладкого помидора, допьяна напоенного южным солнцем. А еще через мгновение – закусить белым, горячим, пахнущим полем хлебом. И все это — не торопясь. И ни о чем не думая.
С тех пор, если мне нужно остановить время. Если бежать уже нет сил. Я вспоминаю бабушкину молодую картошку.
И время – повинуется!
Автор: Рауф Ермаков
