… Рожать надо как можно скорее, — проскрипела баба Маша, спуская ноги с кровати.
Баб Маше шёл 87-й год, и сама она давно забыла, каково это, но внучек и правнучек настойчиво учила и изредка тюкала тростью:
— Вот останешься синим чулком, будешь бaбку вспоминать, да поздно будет.
А теперь баба Маша загрустила, перестала подниматься с кровати, шоркать назло всем домашним («Что я вас, аспидов, рОстила, чтобы спали до обеда?»), греметь в половине седьмого утра кастрюлями на кухне.
Семейство насторожилось.
— Бабушка, — спросила пятилетняя правнучка Алёнка, — а ты почему на нас не матюгаешься больше?
— Так пoмирать собралась, срох, девонька, срох, — вздохнула баб Маша про срок пoмирать то ли с грустью по уходящей жизни, то ли с надеждой на что-то большее, чем вот этот ваш борщ, который нонче варить совсем разучились.
Алёнка убежала к затаившейся родне на кухню.
— У баб Маши сурок cdoх! — выдала она все подробности только что проведённое боем разведки.
— Какой сурок? — глава семейства и по совместительству старший сын бабы Маши Владимир Ильич вскинул кустистые брови.
С ними он походил на Черномора из сказки, и как раз про такие можно было сказать, что на улице в них гуляет ветер.
— Старенький, наверное, — пожала плечами Алёнка.
Ей-то почём было знать, какой там сурок, если бабушка ей его никогда не показывала.
Старшие переглянулись.
На следующий день к ним домой пришёл собранный и сдержанный на слова врaч.
— Что-то бабушке нездоровится, — поставил он диaгноз.
— Ясен пень, — Владимир Ильич хлопнул себя руками по ляжкам, — а то что бы мы вас-то звали!
Врaч задумчиво посмотрел на него, потом на его жену.
— Возрастное, — так же безапелляционно продолжил он. — Но каких-то серьёзных отклонений я не вижу. В чём выражаются симптомы?
— Да она мне указывать перестала, как обед и ужин варить! Всю жизнь носом тыкала и говорила, что у меня руки не оттуда растут, а тут на кухню даже не заходит, — упавшим голосом сказала жена Владимира Ильича, сама уже тоже бабушка.
На общем семейном с врaчом совете решили, что это очень тревожный признак.
От переживаний устали так, что легли спать и как будто провалились.
Ночью Владимир Ильич проснулся от знакомого и родного шорканья тапками.
Но на сей раз не настойчивого и не требовавшего мгновенно очнуться и пойти завтракать и работать.
-Мам? — он вышел в коридор и спросил шёпотом.
-Ну, — бесцеремонно донеслось из темноты.
-Ты чего?
-Да, думаю, дай, пока вы спите, на свидание с Мишкой Яковлевым сбегаю, — кажется, бабушка начинала приходить в себя. — В туалет я, куды ещё?!
Сын включил на кухне свет и чайник и сел за стол, обхватив руками голову.
— Оголодал? — бабушка стояла в коридоре и смотрела на него.
— Да тебя жду. Что это было-то, мам?
Баб Маша прошла к столу.
— Да пятого дня сижу я в комнате, — начала она, — вдруг голубь в стекло — бац!
Ну всё, думаю, примета к смeрти. Легла, жду. День жду, второй, третий, а сегодня проснулась вот среди ночи и думаю: «А не пошла бы эта примета на поляну к лешему, чтобы я вот так жизнь прожигала под простынями?» Наливай давай чаю, да погорячее и покрепче. Три дня с тобой, сын, нормально не разговаривали, навёрстывать будем.
Спать Владимир Ильич лёг в половине пятого утра, а баб Маша осталась на кухне гоношить завтрак — тут нужно самой всё сделать, и никак иначе, а то эти белоручки и накормить детей нормально не смогут!
Автор: Uta Ja-ja-u
