He знаю, что имeнно тогда произошло между моими родителями и хорошо ли, плоxo ли они жили до этого. Я тогда был еще маленький и не понимал всех тoнкостей человечeских отношений. Но только вскоре мой отец куда-тo пропал, а вместо него появился дядя Витя.
Дядю Витю я жyтко невзлюбил. Oт него пахло сигаретным дымом, и как-то раз я увидел, как он на кухне целует мою маму. Я так разозлился, защищая нашу собственность, мою, и моего папы, что из всех сил стал дубасить дядю Витю в спину. Ну, или куда там дотягивались мои ручонки.
— Саш, можно с тобой поговорить? — спустя какое-то время после моего нападения на него, дядя Витя подошел ко мне и завел разговор.
Я насупился и ничего не отвечал. Тогда он присел на полу прямо перед моим носом и, глядя мне в глаза, произнес:
— Понимаешь, я люблю твою маму! Больше жизни люблю. И это на всю жизнь. Навсегда! Потому что я не смогу жить без нее, а она без меня. А ты часть своей мамы, поэтому тебя я тоже буду всегда любить, даже если ты этого не желаешь.
Я запомнил эти слова на всю жизнь. Как бы пропитался ими насквозь, сам того не понимая. Мне просто понравилась такая интерпретация любви, связанная со словом вечность. Она дарила надежду и радость бытия, она согревала изнутри, а это в жизни самое главное. Много лет спустя, я и сам сумел полюбить так же сильно, как Виктор мою маму. Наверно, потому что искал именно такое чувство, то которое объемлет тебя целиком, заставляя и мир двигаться в нужном тебе направлении.
Однако тогда в детстве, после его слов, я возненавидел Виктора еще сильнее. Мне показалось, что он пробрался внутрь меня самого как рак. Я тогда уже знал, что существует такое заболевание. От него недавно умерла моя бабушка. Она и рассказала мне, что внутри нее поселился рак, который постоянно растет и никак нельзя его из бабушки вытащить. Я, кстати, до сих пор с осторожностью отношусь к членистоногим. Слишком живым воображением я тогда обладал.
Когда я впервые после длительной разлуки снова увидел своего отца, то немедленно бросился ему на шею.
— Папа! — прокричал я, вложив в это слово все свое накопившееся отчаяние. Вообще-то пока мы жили вместе, отец не особо проявлял какие-либо эмоции в отношении меня. И я в его присутствии тоже старался держать себя в руках. Ну, там не ныл, отец этого не любил, мог даже залепить оплеуху. Не приставал к матери с целью погладь, пожалей, полюби меня и так далее. Мужиком старался быть. Хотя видимо не всегда понимал, что это значит, потому что все равно получал затрещины. После больнючей оплеухи мне полагалось не реветь, а стиснув зубы молчать, иначе следующая затрещина будет еще больнее.
Но сейчас все это я успел позабыть и, уткнувшись в плечо отца, произнес на выдохе:
— Я тебя заждался!
Отец похлопал меня по спине и поставил на пол.
— Держи, — сказал он и протянул мне машинку. Дешевую, невзрачную, но самую прекрасную! Потому что эта была первая машинка, что дал мне отец. Обычно игрушки покупала мама. Ну, или бабушка, та, которую сожрал рак. Мой отчим, а мама с Виктором на тот момент уже поженились, и я стал слышать это странное слово, само похожее на затрещину, часто приносил мне машинки. Они были классные! Большей частью металлические, словно детеныши настоящих автомобилей. Но я не играл с ними. Все его подарки валялись на полке, покрываясь пылью. Когда мама вытирала эту пыль, она тяжело вздыхала и с печальными глазами целовала меня в макушку
— Спасибо, пап! — я расплылся в счастливой улыбке, прижимая к груди игрушку.
Потом мы с отцом ходили в кафе, и он купил мне мороженое. Правда, не с шоколадом, как я любил, а обычное, ванильное. Но я не возражал. Сидеть вместе с отцом за столом кафе было так не привычно и здорово, что я чувствовал себя самым счастливым на планете.
Осенью я пошел в первый класс и у меня почти как-то сразу не сложились отношения с математикой. Вот у всех мальчишек в классе сложились, а у меня нет. Учительница, в очередной раз, разглядывая мои каракули, сказала:
— Саша, попроси папу объяснить тебе сложение и вычитание. Возможно, у него лучше получится.
Она, конечно, имела в виду Виктора, потому что учительница знала — Виктор преподает в университете, причем как раз этот предмет. Но я Виктора отцом не считал и дождался встречи с настоящим папой, чтобы попросить его разъяснить мне, что к чему.
Как раз во время этой нашей встречи, отец решил представить мне свою новую жену Галину. И отцу очень не понравилось, что я выставил себя дураком перед Галиной. Если человек не может понять основы математики, то он же явно дурак и не в отца пошел. В тот день я снова испытал боль от очередной затрещины. Так как эту боль я уже успел подзабыть, то она показалась мне очень сильной. Ну, или папа немного подрос и стал сильнее.
Шли годы. Я свыкся с мыслью, что родители теперь живут отдельно. Даже стал понемногу привыкать к Виктору. Он тогда все же объяснил мне азы математических действий и впоследствии не выпускал эту тему из виду, постоянно занимаясь со мной. В конце концов, я не только стал лучшим математиком в классе, но еще и сумел искренне полюбить эту науку.
С Виктором у нас сложились вот такие отношения — когда я был не в духе, а мой взрослеющий организм часто выдавал подобные финтили, то мы как бы жили параллельными жизнями. То есть старались не пересекаться. Но, иногда, когда, например одноклассница Светка ни с того ни с сего улыбнулась мне, ну или мы с пацанами провернули удачную шутку над физруком, я сам приходил в комнату мамы и Виктора, с целью поболтать по-мужски. Виктор, чем бы ни был занят на тот момент, всегда сразу оставлял свои дела и с интересом выслушивал все мои рассказы. И про Светку, и про физрука. С советами он никогда не лез, ну или давал их так, что я даже не замечал, что это было наставление. Вроде бы Виктор просто рассказал случай из жизни одного своего знакомого, или что-то в этом роде. Но, я непременно мотал на ус полезные сведения и часто поступал потом именно так, как герои из рассказанных Виктором историй.
С отцом мы виделись не так часто, как мне бы хотелось. У него уже была третья по счету жена, не считая мамы. Эта была красивая и имя у нее было чудное Марианна, как у тетки из телевизора. Отец иногда звал ее Машей. А я никак не звал. На всякий случай, вдруг «Маша» отцу не понравится, а «Марианна» я выговорить не мог, меня одолевал хохот.
Мне было на тот момент четырнадцать, а Марианне где-то двадцать четыре. Пацан я был рослый, особенно в последнее время, вымахал за лето и страшно гордился этим. К тому же на моем подбородке и еще кое-где появилось некое подобие поросли. И этот факт моментально сделал из меня мужика. В моих глазах, так уж точно.
— Саша, ты мог бы помочь мне? — донеслось из спальни отца и Марианны. В эти выходные я гостил у папы. У него сейчас был большой загородный дом и мне, конечно, несколько льстило находиться здесь. Я чувствовал себя этаким крутым, хвастаясь потом перед одноклассниками, какая современная техника установлена в доме отца. Видеомагнитофон, компьютер и прочее.
Я пошел на зов Марианны, а когда вошел в спальню, то застыл на месте. Мне даже показалось, что я окаменел. Марианна была совершенно обнажена. Она с улыбкой наблюдала за моей реакцией, а потом неспешной походкой направилась в мою сторону. Она подошла ко мне вплотную. А затем еще и, прижавшись всем телом, уткнулась носом в мою шею и задышала. Это продолжалось всего несколько секунд, когда я, наконец, пришел в себя, отпихнул Марианну и выбежал вон из спальни.
Я несся вниз, перепрыгивая через две ступеньки. Мне было ужасно страшно. Я испугался, что сейчас вернется отец и все узнает, хотя он только-только умчался решать какие-то дела в городе.
Само собой разумеется, я никому ничего не сказал, но эта дура Марианна, наверно испугавшись, что я доложу обо всем отцу, сама все рассказала. Правда она преподнесла ситуацию так, будто это я накинулся на нее, улучив момент, когда она переодевалась в спальне.
Буквально на следующий день отец приехал к нам домой, с целью убить меня.
Хорошо, что на тот момент мама была в магазине, да еще встретила там какую-то знакомую и проболтала с ней целых полчаса. Разбирали ситуацию мы втроем. Я, мой отец и мой отчим. Я впервые видел Виктора с таким выражением лица и впервые слышал от него матерные слова. Мои оправдания отец совершенно не слушал, а вот слова Виктора имели магическое действие. Виктор сказал моему отцу о том, что тот совершенно не знает своего сына. И посоветовал лучше следить за своими б… Тут Виктор произнес такое слово, которое я мог употреблять только в кругу своих друзей, но не дома. Затем Виктор пригрозил, что посадит в тюрьму эту извращенку жену моего отца, а сам отец пойдет как соучастник.
Я совсем ничего не понял из этих слов, но после этого отец резко замолчал, глядя на Виктора и багровея лицом.
— Думаешь, правда, она сама? — задал он вопрос, обращаясь к отчиму.
— Уверен, в этом.
— Убью су…!
С этими словами отец покинул нашу квартиру, и я его очень долго после этого не видел. Так и не знаю, убил он тогда Марианну, или нет, в те времена и не такое людям с рук сходило. Точно скажу только одно, я ее больше никогда в своей жизни не встречал.
После случившегося Виктор стал мне роднее некуда. Ему я об этом, понятно, не говорил, но в душе чувствовал, что могу опереться на его плечо в любой жизненной ситуации. Я стал уважать его! И, пожалуй, даже восхищаться! Все это конечно втайне от него самого.
Отчим к тому же сумел как-то безболезненно объяснить мне, что такое вообще плотская любовь и все что с ней связано. Математически точно провел урок анатомии, заставив меня полюбить любовь. И именно той самой, особой и чистой любовью. Человеческой, а не животной.
Я в свое время пробовал поговорить так же точно со своим сыном. Но думаю, у меня это плохо получилось, потому что ребенок смотрел на меня, как на инопланетянина. Хотя, конечно, времена изменились, и дети сейчас ко всему по-другому относятся. Ну или Виктор знал какой-то особый секрет.
С отцом мы конечно после того случая не перестали общаться, но это были крайне редкие встречи. По-моему, нам просто не о чем было говорить, вот мы и не стремились навстречу друг к другу. Когда я вступил во взрослую жизнь, у меня уже был надежный провожатый. Я привык интересоваться мнением Виктора почти по каждому вопросу. Он множество раз помогал мне в жизни избежать неправильных поворотов. Точно знаю, что если бы не отчим, в девятом классе я мог бы загреметь по малолетке, как это случилось с парой моих знакомых.
С Варей я познакомился тогда, когда уже более-менее твердо стоял на ногах, окончил институт и спокойно двигался вперед по карьерной лестнице. Я сразу узнал ее среди тысячи лиц, как и говорил мне когда-то Виктор. Все, что было связано с ней, стало для меня самым родным и дорогим на свете. Ее родители, ее работа, ее друзья, ее интересы и увлечения. Если бы у Вари был маленький сын, я полюбил бы и его! И полюбил бы огромной любовью.
Был самый счастливый день в моей жизни — день нашей с Варей свадьбы. Я помню, как в загсе отец хотел встать рядом со мной. Но я остановил его: «Пап, прости, но это место Виктора!», — твердо сказал я и умоляюще посмотрел на отчима. «Ты мне нужен! Без тебя мне не справиться!», — говорил мой взгляд. И отчим встал рядом со мной, и мне стало спокойно. Тогда я твердо взял за руку свою любимую, и мы уверенно вошли в нашу жизнь.
Через год у нас с Варей родилась первая дочка Маша. Потом через два года сын Кирилл, а еще спустя пять лет появилась наша младшая дочь Ксюша. Так вот я и стал счастливым отцом счастливого семейства.
Мой родной отец в моей жизни появлялся крайне редко, только, чтобы отметить очередное рождение внука и то не каждого. Когда родилась Ксюша, например, отец не смог приехать, так как он на целый год уехал в Грецию. Младшую внучку он увидел, только когда девочка уже самостоятельно пошла. Помню, как это произошло, кстати.
— Саша, Варя, а Ксюша сегодня ножками пошла, — радостно сообщила мама, вытирая руки передником. Дети гостили у бабушки, пока мы с женой ходили в театр.
— Правда? Как вам это удалось, нам казалось, она жутко боится.
— Виктор позвал ее, она и потопала! — рассмеялась мама и от ее глаз в разные стороны разбежались лучики морщинок.
Все наши дети называли Виктора дедом. Никто из них никогда даже не задумывался над тем, что дед — это вовсе не дед, а отчим их папы. Лицо их настоящего деда, моего отца дети успевали забывать, поэтому при встрече относились к нему очень настороженно. Да и он иногда путал их имена.
Когда умерла моя мама, мне было сорок три года.
После похорон на Виктора было больно смотреть. Обратная сторона медали. Когда любишь настолько сильно, не можешь перенести разлуку с любимым человеком. Как можно оторвать кусочек тебя самого?
В то время мы старались сделать так, чтобы Виктор никогда не оставался в одиночестве. Дети по очереди гостили у него, Варя приходила прибраться. Я придумывал различные причины посидеть с ним. То финал матча по футболу по телику, а какой дурак смотрит его в одиночестве? То совет мне его нужен по работе, то еще что. Часто оставался ночевать у него, и мы просиживали на кухне почти до утра. Виктор много говорил о маме. Рассуждал над свойствами ее души, даже такими, каких я никогда в ней не замечал. Мне даже стало страшно, когда я подумал — а, любил ли я свою маму, так же сильно как Виктор?
Как раз во время одного из моих таких дежурств у Виктора и случился сердечный приступ. Пока я ехал вместе с ним в скорой, то не стеснялся жидкости, непроизвольно капающей из моих глаз. Я не мог смириться с тем, что его тоже не станет. Я все повторял про себя, только бы он выжил, только бы выжил!
Потом были страшные дни ожидания. Я вздрагивал от каждого телефонного звонка, а в больнице, сидя возле него, неизменно называл его отцом. Нужно было делать это и раньше, не знаю, почему я упустил столько времени?
Когда Виктор пошел на поправку и уже мог нормально разговаривать, он сказал мне:
— Не знаю, зачем мне теперь жить, без нее.
Я схватил его руку и с жаром заговорил:
— Как же не знаешь? А мы? Ты сам когда-то говорил, что я часть ее. А теперь частички маминой души живут и в моих детях! И ты нам нужен! Нужен как никто другой!
Виктор долго смотрел на меня внимательным взглядом, а потом слабо улыбнулся:
— Ты совершенно прав, Саша. Что-то я тут залежался, пора и честь знать.
После больницы Виктор не возражал, когда я пригласил его поселиться вместе с нами. Он сказал — дети сейчас в таком возрасте, что лишняя пара глаз для присмотра за ними не помешает. А я больше, чем кто-либо другой знал, как Виктор может повлиять на становление личности моих детей и доверил бы ему все что угодно.
***
Сегодня мы праздновали восьмидесятилетие моего отчима. Отца! Потому что уже много лет я называю его так, а не иначе. Отец бодрится, хотя утром еще жаловался на боль в груди.
— Посмотри-ка, Саша, как расплодилось наше семейство, — улыбается отец, глядя на новорожденную правнучку. Эта вроде бы как на прабабушку очень похожа.
— Точно! И Варя так сказала — вылитая мама Люба, — закивал я.
— А как назовете? — спросил отец, обращаясь к Ксюше, нашей младшей дочери, а теперь новоявленной мамаше.
Ксюша бросила на меня многозначительный взгляд.
— Дед, вот так и назовем, как прабабушку, Любой.
— Правда? — голос Виктора дрогнул.
Ксюшка-егоза поцеловала его в морщинистую щеку и сказала:
— Конечно, правда, дед!
Вечер прошел шумно и весело. Наше семейство действительно разрослось. И вот, когда гости разошлись, и я зашел в комнату отца еще раз поздравить этого аксакала с юбилеем, Виктор, полулежа на подушке, попросил меня:
— Присядь Саша. Ты только не обижайся, но я собрался пойти к ней. Уж очень сильно соскучился! Понимаешь?
— Понимаю, пап, — я помолчал, а потом грустно улыбнулся, — передавай маме привет. Скажи, я вас люблю. Обоих, и ты это знай. А еще хочу сказать тебе спасибо, не припомню, чтобы говорил это раньше. Ты спас меня, я это точно знаю! Именно ты подарил мне мою такую замечательную жизнь, полную любви.
Я что-то еще говорил, только чтобы не думать, что прощаюсь с ним. Но он уже не слушал меня, наверно отправился на свою долгожданную встречу, потому что на его лице застыла мечтательная улыбка.
Автор: Светлана Юферева
