Ее к Зонкам привезли под осень, ночами уж подмораживало. Холодно, конечно, но всяко на телеге лучше, чем пешком по распутице. Могла и не дойти, мала очень, зверю добыча легкая.
Вот и пожалели.
Ну, если совсем по правде, не сильно то и жалели, не то время, чтобы чужих сирот жалеть, как бы своих сиротами не оставить. Уж больно жизнь неспокойной стала, когда рыцари появились.
Сами знаете, время такое было, не каждому удавалось в семье остаться. И то сказать, как ты убережешься? Одни рыцари сколько народу положили. Они же скачут в своих черных железных панцирях, ничего по сторонам не видят. Кто не увернулся, под копыта попал. А кони-то добрые, кормленные, тяжелые. Кто упал, тот уже не встанет. Ну ладно, это если случайность. А когда – с мечом, да нарочно! Это же рыцари, кто их поймет! Ладно бы, если б они, как соседи поселились. Можно было бы хоть как-то приноровиться. Так нет же! То есть строить-то они строят, непременно на берегу, да возвышении. Стены вокруг подворья поставят высокие, каменные, с бойницами наверху. Ну построили, так уж и жили бы. Но нет. То вроде живут, никого не трогают, ну разве что на охоту там выедут, или по каким своим делам двое там, трое. От этих спрятаться или увернуться можно. А то вдруг ворота поднимут и как пойдут конницей, да в доспехах, страшные, черные. И ведь не знаешь, то ли они далеко умчатся, а то вдруг пойдут по окрестностям шарить, вот тогда держись, как хочешь. Не затопчут, так зарубят просто за здорово живешь.
А то еще другие рыцари, с иными гербами на первых войной идут. Придут и ну рубиться. Стрелами городище обстреливают, огни мечут, лестницы приставляют, рубиться хотят. Ну, дожидаются, пока те, черные, что внутри сидят, ворота-то и поднимут, выедут наружу, крепость свою защищать. Вот тогда битвы начинаются, только держись! Но добро бы рыцари только между собой бились бы, всяко не жалко. Так нет же. Кто бы из чужаков не победил, местным непременно достанется. Кого волнует, вышел ты в лес за хворостом, за зайцем или путь свернуть, чтобы в Венте рыбы наловить. Объявят шпионом да и зарубят, моргнуть не успеешь. Много детей сиротами оставалось. Да и голод, опять же. Если не рыбачить да не охотиться, как проживешь? Вот и бродили сироты в поисках своей доли.
Зонки жили здесь всегда.
Дом этот выстроил еще прадед. Позже, и дед, которого она плохо помнила, и отец что-то чинили и достраивали. Сейчас, когда дом оброс бессчетным количеством всевозможных пристроек, — летняя кухня, веранда, кладовка, еще одна комната, стенки которой странным образом выпирают из прежних границ, — уже не докопаешься, как первоначально выглядела задумка первого пришедшего на эту землю Зонка, или, на немецкий лад, Зонга. Но Марте больше нравилось по-старинному, Зонки. Она еще в детстве выжгла табличку с названием хутора, чтобы никто не путал.
Правда, если уж по-честному, то читать, собственно, было некому. Соседи и так знали, как зовут хозяев, да и соседей тех – по пальцам пересчитать можно. Не слишком много народу готово поколение за поколением не вылезать из дремучих лесов, сквозь которые течет могучая Вента.
Но Зонков знали, конечно. Они испокон веку сирот привечали.
И ведь всем места хватало!
Пойдут дед с отцом, топорами постучат неделю-другую, глядишь, дом-то и подрос.
Да и с едой проблем не было. Хозяйка каждый день, считай, полный котел варит. А как меньше, если ртов голодных – не сосчитать. Кроме взрослых детей-то полный дом, всем еда нужна. Штук с десяток ребятишек всегда было. Иногда даже соседские прибегали, если дома особенно голодно становилось.
Так и шло. Теперь-то уж старая хозяйка все больше лежит на печи, кости греет. Заправляет всем Марта, бывшая воспитанница. Ну и Петер, конечно, куда же без него. А дедушка, тот ничего, крепкий еще. Его вся округа знает. Вот к дедушке Аму-то и привезли. Правда, если уж совсем честно, то телега была репой груженая, Зонкам запас на зиму. Ну а ее так, заодно прихватили, а дедушка-то и взял. Вот так Аме и повезло.
По крайней мере люди так думали.
Лишь она сама знала правду. Но никому ее не рассказывала, ну как такое расскажешь?
Как вообще можно кому-то рассказать, что она натворила?! Решила, дурочка малолетняя, что самая умная уже, что древняя наука, которой учила ее мама, поможет. Дура! Неумеха! Позорище! С чего она взяла, что сама может кого-то учить? Мама ведь не зря предупреждала: древняя наука кому попало не дается. А ей, видишь ли, девочка понравилась, портного дочка. Хорошенькая, чисто куколка. И смеялась так весело. Отсмеялась уже… Зачем, зачем она рассказала маленькой портняжке о маминой науке? Портняжка-то ее своему ремеслу не учила. А она, язык без костей, разболтала, чего нельзя. Вот и нет больше девочки, Ама сама видела, как та замертво упала. А все из-за ее языка болтливого!
Ну а виновата, отвечай!
Девочку погубила, разве после этого можно дома оставаться?
И она ушла. А заодно решила слова больше никому не говорить, чтобы снова не навредить. Так ее добрые люди и подобрали. И к Зонкам привезли.
А у Зонков хорошо.
Марта и Петер, — сами бывшие сироты-воспитанники, теперь всем заправляют. Марта – по хозяйству, бабушка больше лежит, а дедуля еще крепкий, на охоту вместе с Петером ходит. Да и мальчишки старшие тоже с ними. То силки поставят, то косулю завалят, то кабанчика. Вот и еда есть. И то, хутор у Зонков в глубине лесной стоит, чужие туда не забредают никогда, нечего им там делать. И с реки хутор не видно. Если аккуратно вешки ставить да умело маскировать, так и рыба будет. Вот Зонки сирот и берут.
Больше привечают, правда, мальчиков, от мальчиков проку больше. Но и девочек не гнушаются, вот ее-то не выгнали. Хоть и не говорит она. Совсем не говорит, так, «ама» пробормотала, и все. Пусть думают, что немая. Ей так спокойнее, лишнего не расскажет, не погубит никого.
Так бы все и шло.
Если бы не эти рыцари. В очередной раз ураганом пройдясь по краю, они пожгли немало хуторов, согнав с привычных мест не только детей, но и весьма лихих людей.
Оголодавшие и замерзшие, разбойники, коих развелось немало, осмелели и в открытую являлись на хутора, воруя, или забивая скотину, а то и хозяев.
Выживать становилось все труднее.
Утро выдалось морозным, но ясным.
Петер вместе с мальчиками прямо с утра отправился проверить силки.
А Ама с Мартой занялись обедом. Марте в последнее время все труднее было носить выпирающий, как огромный кочан, живот. Сроки приближались, она то и дело присаживалась на лавку, держась рукой за поясницу. А у Амы в руках дело спорилось, придут мужчины, а на печи уж будет ждать полный котелок горячей наваристой похлебки. Уж эту-то работу всяко можно делать молча.
Тихо было в избе, жаль не долго.
Ибо вдруг дверь распахнулась настежь, впуская в натопленную избу волну морозного пара и огромного, — Аме сначала показалось, что медведя, — человека, за которым в комнату втянулись еще двое мужчин, вооруженных дубинами.
Марта только охнула, тихо оседая на лавку. А Ама, стоявшая у печи, поначалу зажмурилась. Не от страха, нет. Она всегда знала, что злые люди, точнее нелюди в человеческом обличье есть. Ходят по свету, людьми прикидываются, а сами только и ждут удобного случая, чтобы натуру свою нелюдскую ублажить. Ни имущество, ни даже чужая жизнь им не преграда. Возьмут, что хотят, да еще и натешатся всласть, измываясь над слабыми.
— Оттого и нужны мы, ведьмы, этому миру, чтобы с нелюдью справляться, людей оберегать, — говорила мама. – У нас с тобой – дар потомственный, мы против зла стоять можем, не у всех такая сила есть.
Самой Аме вовсе не казалось, что сила – это что-то особенное. Сила всегда была с ней. Мама только учила направлять ее, куда надо и расходовать столько, сколько необходимо, чтобы без избытка. А то если без разума со всей дури приложиться, можно разрушить больше, чем уберечь.
— Осторожней будь, не навреди, — это первая заповедь.
Ее-то Ама и преступила, когда соседской девочке решила про силу рассказать, да еще и показать. Навредила.
Но сейчас был вовсе другой случай.
Нелюди, да еще и с дубинами, вломились в избу, где и людей-то всего – старая бабка на печи, да Марта, которая с перепугу, кажется именно сейчас вознамерилась рожать. И кроме нее, Амы, никто не придет на помощь.
Она осторожно отжмурила сначала один, потом второй глаз. Нет, ей не показалось. Вокруг пришельцев клубился болотно-желтый туман, какого никогда не бывает у обычных людей.
— Ты смотри, какие тут красотки, — глумливо обронил один из стоявших пришельцев и
Марта вскрикнула, то ли протестующе, то ли не сумев сдержать стон от рвущегося наружу ребенка. В любом случае она нелюдям не противник.
«Главное, не навредить», — успела подумать Ама, а заклинание уже рвалось с ее стосковавшегося в молчании языка.
Смерч закружился было по комнате, но вдруг, повинуясь едва видимым движениям рук девочки, локализовался вокруг врагов, стреножив их невидимыми путами. Грохот и звон где-то сбоку поведали, что без вреда все-таки не обошлось. Быстрый взгляд: на полу валяются вдребезги разлетевшиеся на черепки крынки. «Малый вред», — отметила про себя Ана, продолжая плести волшебную нить, все туже стягивающую нелюдей. Нет, ей не показалось! Ядовитый туман уплотнился и как бы осел, приминаясь вслед за уменьшающимися, — теперь это точно было видно, — фигурами. Марта охнула, но пока что разбираться с ней было некогда.
Невидимая, но прочная нить утолщалась, превращаясь из бечевки в канат, уже скрывший под собой врагов, превратив их подобие кокона.
Еще несколько минут и на полу крутилось, наматывая на себя пряжу, самое обыкновенное веретено. Вот оно замедлило вращение и, наконец, бессильно упало и покатилось в сторону все еще открытой настежь двери, словно намереваясь сбежать, спрятаться или спастись.
Но Ама твердо знала, начатое нельзя бросать на полдороге. Если осталась в сотворенном ей колдовстве хоть капля этого желтого тумана, враги рано или поздно воскреснут и тогда уж пощады не жди. Со злом надо кончать сразу.
Движеньем пальца захлопнув, наконец, дверь, она подхватила злобно зашипевшее от бессилья веретено и швырнула его в печь, не забыв добавить сверху парочку смолистых поленьев. Потом склонилась к топке и шепнула что-то то ли дверце, то ли дровам, то ли огню, поднявшему такую тягу, что загудел – запел воздух в трубе.
Ведьма еще раз оглядела комнату, проверяя, не осталось ли где-то малая толика от врагов. Но кроме битых черепков ни крошки, ни ниточки, ни даже щепки не валялось на полу. Все зло сейчас пылало в волшебном, вперемешку с земным огне. И желтый туман скоро сгорит и только белый дым выйдет из трубы, устремляясь к бледно-голубому зимнему небу.
Теперь можно было заняться Мартой.
Сдвинув вбок котелок с обедом, — негоже, чтобы похлебка переварилась, — Ана поспешила на помощь. Здесь происходило обычное человеческое дело, — рождение нового человека, — и ворожбы вроде не требовалось. Чистая вода, чистые, загодя приготовленные тряпицы, да добрые руки, что еще надо роженице? Марта тужилась, а она бдительно следила, чтобы все шло как надо. И не ворожила вовсе, разве можно считать серьезной ворожбой, если у девочки чуть шевелятся губы, а иногда плавно движутся ладони. Во всяком случае совсем скоро в избе раздался требовательный крик нового человечка, заявляющего о себе.
Ну а спустя еще немного времени переодетая в чистое Марта, удобно устроившись на подушках, кормила закутанного в пеленки младенца.
Черепки с пола перекочевали в мусорную корзину, а на столе ждал охотников поспевший обед. Ама вздохнула и оглянулась по сторонам, проверяя, не забыла ли чего. Внимание привлекло старческое кряхтение со стороны печки. Бабушка, за немощностью пролежавшая там всю невзгоду, собралась с силами и, аккуратно, придерживаясь, чтобы не упасть, свесила вниз свою седую, усталую голову. Ана поймала взгляд прищуренных глаз на затянутом сеткой морщин лице:
— А мне поможешь, дочка? Мне бы хоть на ноги встать…
И такая тоска в голосе, что девочка аж вздрогнула от неожиданности. На секунду она представила, что чувствует эта старая женщина, столько лет выхаживавшая своих и чужих детей.
— Попробую, — в голосе звучало сомнение.
Как рассчитать силы, если столько их ушло на нелюдей и на Марту с дитем? И ведь, главное, меньше-то их не стало! Напротив, Ама чувствовала, что внутри нее бьет родник, с лихвой восполняющий все, что ею потрачено. «Главное – не навредить», — теперь она гораздо лучше понимала, о чем говорила мама.
Бережно-бережно, опасаясь повредить старое, такое хрупкое тело, она провела рукой в воздухе, одновременно шепча что-то нежно-ласковое и трепетное. В ответ с лежанки донесся вздох, в котором слышались облегчение вместе с ожиданием радости и страхом, что чудо может не получиться.
Однако, сегодня у Амы получалось все.
Вскоре, набравшись храбрости, бабушка уже потихоньку спускалась вниз.
Когда мужчины, оставив у стены лыжи и в сарае – добычу, вернулись в дом, их взглядам открылась картина: сладко спавшая в кровати Марта и бабушка, — не на печи, но на лавке, — с новорожденным младенцем на руках.
И Ама, которая заканчивала приготовления к обеду.
Мальчишки, конечно, сразу ничего не поняли, и, пока Петер с дедушкой стояли, остолбенев от неожиданности, шумно завозились, как это умеют делать только мальчишки.
— Тихо, — шепот не говорящей Аны, поверг в ступор уже всю мужскую часть семьи. – Марту и малыша не разбудите!
Петер с дедушкой переглянулись.
— Ты кто, дитя? – спросили они хором, не сговариваясь.
— Я Ама, Ама Зонка – ваша семейная ведьма, — уверенно представилась девочка. – Садитесь есть, пока обед не простыл.
Автор: Елена Корджева
