Пройдоха Рой был в целом славный малый. Жил — где придётся. Ел — что бог пошлёт. У Роя папы не было и мамы. Мальчика рос как лютик у ворот — сам по себе, не чесаный, не мытый. За кражу хлеба лавочником битый, и дикий, как бездомный шустрый кот. Он жил единым днём. Не глядя дальше. Таким как Рой у завтра нет добра — нет одеяла и тарелки каши, нет тёплых слов и горсти серебра. Но Рой не унывал. Мальчишке девять. Повсюду поджидали чудеса — то сказки шепчут перед сном деревья, то свет на крыльях носит стрекоза.
За мельницей, чьи жернова огромны, в пруду живёт забавный водяной. Однажды Рой колено сбил до крови, и спрятался за мельничной стеной. Так водяник принёс ему кувшинок большие и прохладные листы, и сам на место приложил ушиба, на берег шатко выйдя из воды. Когда с едой совсем случалось туго, Рой приходил к чешуйчатому другу, и водяной рыбачить разрешал, и наловить хрустящих лягушат. А раз и вовсе приключилось чудо. Рой вдруг попал на ярмарочный торг. Там продавали разную посуду, душистый ароматный крепкий грог, печёные в меду гречишном груши, на палках золотые леденцы, горячие с орехами ватрушки, каких-то пёстрых говорящих птиц. Плечами били смуглыми цыганки в весёлых танцах, юбками кружа. Висели связки сушек и баранок, мясник с торговцем спорил о ножах. И было так пестро и многолюдно, что Рой не знал куда себя девать, как слоник в тесной лавочке посудной. И даже закружилась голова. Но вскоре он освоился и влился в шумящую весёлую толпу. Ему купила жареных сосисок старушка-белошвейка миссис Пул. И Рой жевал их у шатра с названием «Местечко самых подлинных чудес», где множество диковин продавали для любопытных взрослых и детей.
Ракушки-амулеты на удачу, трёхцветные котята и хорьки на счастье, и, с пометкою «без сдачи». От сглаза колдовские угольки. Какие-то засушенные корни наукой неопознанных цветов. Гадальных карт колоды, старый сонник, брелоки с бирюзою для зонтов. Не то чтоб Рой особо верил в это, но золотистый высушенный жук с рогами наводил невольно жуть, и почему-то рассмешила репа. Мол, если купишь репу и жука, и лунной ночью съешь их вместе с гренкой, то прямо завтра будет столько денег, что хватит и на дом, и на быка, и на беседку с черепичной крышей. А если дома заведутся мыши, и почернеет белая мука, купи в шатре такого же жука, и, размешав его с цветами пижмы, насыпь в дому вдоль стен и по углам. У Роя дома не было, конечно. Но парочка монет с собой была — нашёл на той неделе их у речки. И страшно захотелось пацану купить хоть что-то — пусть и безделушку. Торговец улыбнулся, подмигнув, порылся в куче сумочек и кружек, шкатулочек, каких-то пузырьков и заячьих хвостов и крупных лапок, и протянул за пару медяков то, отчего Рой чуть ли не заплакал — три сморщенных горошины простых. Что может быть волшебного в горохе в коробочке из тонкой бересты? Рой взял покупку с очень горьким вздохом.
А ярмарка готовилась уже к ночевке под открытым звёздным небом. У Роя было гадко на душе. Хотелось вновь сосисок с мягким хлебом. Но деньги на горошины ушли. И новые мальчишке не светили. Листвою рыжей пахло от земли, и от реки тянуло тёплым илом. Рой в тишине сидел на берегу. С ним рядом водяной смотрел на звезды, и чешуя блестела на боку, как мокрые рябиновые гроздья. Рой бросил три горошины к ногам. И вдруг, вокруг всё дрогнув, загудело. Как будто выли враз издалека не меньше полусотни привидений. И рвались ввысь могучие стволы волшебного гигантского гороха. Их листья по размеру как столы, усы из неба рвали гром и грохот. Икнул в зелёном шоке водяной среди восставшей исполинской грядки, и поспешил укрыться за волной от этакого дива без оглядки. А Рой вдруг понял — это путь вперёд. Точней, наверх. Точней, в иное нечто. Где может быть, на ужин будет гречка, и станет ласковей к мальчишке век. И, может быть, там будет кто-то тот, кому бездомыш тощий пригодится. Рой по стволу взбирался, словно кот за синей, приносящей счастье, птицей.
И вот вокруг клубятся облака упругие, как толстые подушки. Пацан идёт по серым завиткам, и звёдочки позванивают дружно. «Эй, есть тут кто? — землянин закричал на всё ночное небо громко-громко. Но только ветер рядом шел с ребёнком, дыханием кожу холодя плеча. Рой долго шёл. И выбился из сил. Уже светало. Сумерки желтели. Небесный мир окрашивался в синь, переплетая и лучи, и тени, и ветер, что так сладко-ярко пах распаренным горохом с орегано, и оседал прохладой на губах… Но вот, рассеяв тучи и туманы, перед мальчишкой вырос городок. Нарядный, как рождественский пирог, что украшают пряниками с пудрой, похожей на толченый перламутр.
Дома тут были — целые дворцы. Терялись крыши их в лучах рассвета. Росли вокруг тимьян и огурцы, лаванда, кабачки и бересклеты. Тут осень только побеждала лето, дыша в забора частые зубцы. И вдруг увидел Рой в тени кустов, чьи кроны велики и необъятны, мужчину с шевелюрою густой и острыми глазами цвета мяты. Он ростом был огромен — великан. Рой до колена был ему едва ли. По дюжей бочке каждая рука. Такая на скаку коня завалит. А может, даже зверя покрупней. И тут-то великан заметил Роя, и громогласно крикнул: «Мелочь, эй!»
Мальчишка не считал себя героем. Но страха не испытывал теперь. А исполин принюхался, как зверь, и пробасил: «Ну, надо ж, человечек! Не видел я тебе подобных вечность! Ты любишь суп гороховый, дружок? Ещё есть пироги и артишок, и булочки с кунжутом и корицей!». И Рой согласно опустил ресницы. За супом в мисках, что размером с таз, пацан узнал, что долгими веками живут на синем небе великаны подальше от людских недобрых глаз. У них детей не нужных не бывает, они разводят дымчатых лосей. Подушки вышивают для диванов, пасут овец и солнечных гусей. И в целом жизнь на небе великанья полна покоя, пива, пирогов. Здесь нет войны, болезней и врагов. Никто тебе не бросит в спину камень.
И Рой три дня здесь ел и отсыпался, на землю возвращаться не спешил. Тянули листья лаской тёплых пальцев к нему седые веточки крушин. Был дядька Сэм зеленоглаз и добр, гортанно пел, заразно хохотал. И часто Роя на плече удобном он с великаньей лёгкостью катал. И Рой решил остаться насовсем. Был рад его решенью дядька Сэм.
Вот только по гороховым стеблям явилось племя подлое землян. Хоть были великаны велики, но с вилами дурные мужики, неся кругом и горе и погибель. Свистели топоры, стонали липы. Метался Рой, и бился Сэм с людьми за свой небесный невиновный мир.
Когда всё стихло в тягостном молчании, заплакал дождь — от горя нем и сер, оставив безмятежность за плечами. У дома навсегда остался Сэм. В печи его поспела с тыквой каша, ждал кот размером с доброго телка. А Рой вдруг стал с потерей много старше, ведь по его вине на облака пришли все те, кто разрушал и ранил, кто город рушил добрый великаний. Хотелось Рою что-нибудь сказать. Но в горле слово горькое болело. И он вздыхал, и отводил глаза, поглаживая Сэма неумело. И по веленью мальчика горох, который вырос от земли до неба, вдруг почернел, став бесполезным пеплом, развеялся над сотнями дорог.
А великаны Роя обнимали, и плакали: «Сыночек, не горюй, — и гладили ладони сотен рук, — Не плачь, наш бедный человечек маленький!» И в этих тёплых и родных руках, не в силах разомкнуть от горя веки, родился в пацаненке великан, и Рой отныне не был человеком.
Автор: Елена Холодова
