Обычный хмурый день конца октября. Теплые деньки остались в прошлом. Под раскидистым кустом рядом с тротуаром, возле самого корневища лежал старый, серый, худой и грязный кот с когда-то давно разорванным правым ухом, из-за чего на нем была большая зазубрина.
Кот ждал. Ждал когда она придет за ним, и он уйдет на радугу. Но она не шла. Где-то задержалась. Видимо у смерти на его счет были другие планы.
Стало темнее. Свинцовая туча закрыла половину и без того хмурого неба.
«Сейчас начнет лить этот мерзкий, холодный дождь»- подумал кот.
И как бы в ответ на его мысли, по кусту застучали тяжелые капли. Кот еще плотнее прижался к корневищу, но это не помогло, шкурка начала намокать. От промозглой сырости по телу пробежала дрожь. Кот плотнее сжал зубы и чувствовал, как по крупицам уходит тепло его тела.
Шел дождь. По тротуару шли люди, укрываясь под зонтами от падающей с неба воды. По проезжей части дороги проносились машины, обдавая водой из луж все вокруг себя.
Вот прошла дородная женщина, у которой порыв холодного ветра попытался вырвать из рук зонтик, но только и смог, что вывернуть зонтик наизнанку, из-за чего пара спиц оторвалась от материала и безвольно повисла. Женщина прибавила шаг, чтобы укрыться от дождя под навесом остановки.
Шла секундная стрелка на старых, наручных часах с оборванным, и тоже старым ремешком, валяющихся здесь же под кустом. Все куда-то шли, и до него не было никому никакого дела.
Кот смотрел на все это и думал о вечном. Шла третья неделя как он ничего не ел. Из-за этого он очень ослаб. Его ребра тугим каркасом торчали из-под шкуры, и казалось, что их можно пересчитать.
Охотиться на шустрых воробьев уже не получалось. Только и оставалась одна надежда на сердобольных старушек, которые порой подкармливали подвальную, хвостатую гвардию. Но старушек уже давно тоже не было видно. Толи из-за мерзкой погоды, толи от того, что пенсия у них была давно, и они сами еле сводили концы с концами.
Кот лежал и вспоминал свою прошедшую жизнь. Вспомнил маму-кошку, от которой вкусно пахло молоком и, зарывшись в ее шерсть, всегда было тепло, приятно и уютно спать.
Вот он совсем молодой идет по родному подвалу и видит, как здоровущая крыса, размером с него самого, загнала в угол маленького котенка и клацала перед ним своими огромными зубами в предвкушении легкой добычи и плотного завтрака. И как он, не задумываясь, бросился на нее, чуть повернув голову влево и плотно прижимая подбородок к шее, прикрывая такое уязвимое горло.
Крыса тоже была не новичок в драках и успела полоснуть его своими острыми зубами. Она целилась в шею, но основной удар пришелся на правое ухо. Он извернулся и сомкнул челюсти у нее на горле, и держал до тех пор, пока она не затихла.
А котенок тем временем куда-то убежал. Потом правое ухо еще долго болело, и на нем осталась, на всю жизнь, эта большая зазубрина.
А еще он вспомнил свою первую любовь – домашнюю, породистую кошечку, которая по недосмотру хозяев выскочила на лестницу, а потом и на улицу через не закрытую дверь. Как он за ней, дикаркой-недотрогой, бегал, и как она потом сдалась на волю победителя. А вскоре ее разыскали хозяева, и его любовь забрали навсегда. Больше он ее не видел.
Когда ему было года два, его забрала к себе домой одинокая женщина. Она называла его Барсик, и он откликался на эту кличку. Да… Хорошее было время. Вот только женщина очень болела, и в квартире сильно пахло лекарствами.
Еще у этой женщины был сын, и он был офицер. Он служил в отдаленном гарнизоне и раз в год обязательно к ней приезжал.
А однажды, это было в конце лета, в дверь позвонили, на пороге стояли двое в военной форме, протягивая ей какую-то бумагу. Женщина прочитала ее, вскрикнула и схватилась рукой за сердце. Военные подхватили ее под руки и помогли сесть в комнате на кровать. Дали воды и какие-то таблетки.
Потом они передали женщине какие-то вещи, а она взяла их и прижала к груди. Военные поднесли руки к своим фуражкам, и ушли, а женщина сидела и плакала, все также прижимая к груди какие-то вещи. Она о чем-то думала, и ее отстраненный взгляд был устремлен куда-то далеко. Он терся об ее ноги, но она его не замечала.
А утром он подошел к ее кровати и как обычно потерся головой об ее свисающую руку, пытаясь ее разбудить. Рука была непривычно холодной.
И когда она так и не встала с кровати на вторые сутки, кот понял, что она умерла. Он начал громко мяукать, не столько от голода, а от того, что его женщина больше не гладит его, и вообще ее больше нет. Через день он уже охрип от непрестанного мяуканья. А потом, какие-то люди сломали дверной замок и вошли в квартиру…
Так он снова оказался на улице.
Кот тяжело вздохнул и положил голову на лапы. Дождь перестал. Свинцовые тучи медленно уползали, и стало немного светлее. В конце концов, их разорвало, и между ними проглянуло солнце.
Кот зажмурился и вдруг услышал:
— Кис. Кис. Кис…
Он приоткрыл глаза и в луче света увидел старую женщину. Теплый платок упал с головы на плечи, и ее растрепанные, седые волосы, в проходящем луче света, были похожи на нимб. Старушка опустилась на колени, прямо на раскисшую землю, от чего они погрузились в грязь. Она протянула к коту руки и позвала:
— Вася! Васенька! Иди ко мне, мой хороший!
«Хоть груздем назови. Только дай уж чего-нибудь поесть» — подумал кот.
Старушка расстегнула плащ и бережно взяла кота на руки. Прижала его к груди и накрыла плащом. Потом, кряхтя, поднялась с колен и, по-старчески шаркая ногами, тихонечко пошла. Она шла и тихо что-то говорила. Кот начал согреваться и прислушался к ее голосу.
— Васенька, а я знала, что мы с тобой обязательно встретимся. Ведь люди правду говорят, что у котов девять жизней. Мы не могли снова не встретиться…
— А помнишь? Как Алешенька нашел тебя, еще совсем маленького и слепого? Он тебя молочком из пипетки кормил. Поначалу мы даже думали, что ты не выживешь. Но ты выжил и вырос прекрасным котом – очень ласковым, и никогда ты не позволял себе лазить по столам.
— Это перед самой войной было. Мы тогда в Ленинграде жили. А началась война, и отец ушел на фронт. Мы остались вчетвером. Ты, мама, я и Алешенька. Мне тогда 8 лет было, а Алешеньке пять…
— Помнишь ту страшную зиму, когда город постоянно обстреливали и бомбили? А ты у нас умничкой был. Еще не было предупреждения об авианалете, а ты начинал громко мяукать, и мы с мамой и Алешкой спускались в бомбоубежище самыми первыми. Тебя мы с собой брали в корзинке. Мы корзинку тряпкой накрывали и завязывали ее, потому, что от людей можно было ждать чего угодно. Люди голодали, и паек постоянно урезали. Да и качество хлеба, который выдавали на паек, было очень плохое.
Кот внимательно слушал тихий голос старушки. Он все понимал, так как был уже старым котом, который пожил среди людей и их понимал. Старушка помолчала немного, а потом продолжила говорить:
— А потом мама послала меня за пайком, а по дороге, когда я проходила через развалины разбитого бомбами дома, на меня напал какой-то мужик с безумными глазами, вырвал из-за пазухи хлебные карточки, завернутые в тряпицу, и скрылся в развалинах. А я кричала ему вслед, что нам нельзя без карточек и мы не выживем…
— Потом я побежала за ним, но споткнулась и ударилась головой об стену, от чего потеряла сознание. Когда пришла в себя, то пошла домой и рассказала все маме. Мама побледнела, но ругать меня не стала, а только обняла меня, поцеловала и гладила по голове, а из глаз ее текли слезы.
Старушка остановилась. Достала платок и стала вытирать текущие по морщинистым щекам слезы. А потом пошла дальше и продолжила говорить:
— Прошло три дня. Алешенька тогда уже не вставал совсем, а только лежал и смотрел на нас с мамой. Ты всегда был с ним рядом и согревал его ручки своим худющим телом. А когда мама пошла за дровами во двор, ты прошмыгнул за ней в приоткрытую дверь. Мы думали, что ты не вернешься. Что ты ушел навсегда.
— Вечером мы услышали твое мяуканье под дверью, и мама пошла и ее открыла. Ты сидел у порога, а у твоих лап лежала здоровая, но такая же худая, как ты, крыса. Ты взял ее в зубы и зашел в квартиру. Твое правое ухо было порвано, и по краям раны на нем запеклась кровь. Ты положил крысу к маминым ногам и, шатаясь, пошел к своему другу Алешеньке на кровать.
— Мама поделила эту крысу на маленькие кусочки. Часть кусочков оставила, а из других сварила суп в большой кастрюле. Когда она его приготовила, то налила суп мне в тарелку, а другую тарелку понесла в комнату Алешеньке…
Старушка опять замолчала. Тяжело вздохнула несколько раз, борясь с рвущимися наружу слезами, и продолжила говорить:
— Когда она вошла в комнату, то поставила тарелку с супом на стол. Потом повернулась к кровати и вскрикнула… На кровати лежал Алешенька и обнимал тебя своими ручками. Ты тоже его обнимал своими лапками. Вы так и ушли вместе – два друга.
— Я знала Васенька, что когда-нибудь снова с тобой встречусь, ведь у вас, у котов, много жизней и одну из них ты подарил мне с мамой, а вот Алешеньке не успел… Никто бы не успел…
Кот выглянул из-под плаща и потерся своей большой и умной головой об щеку старушки, а она улыбнулась и погладила его. Она шла и приговаривала:
— Вася! Васенька! Я знала, что с тобой мы обязательно встретимся…
Так она и шла, бережно прижимая кота с когда-то давно разорванным правым ухом. А кот думал:
«Вася, так Вася. Я буду для нее ее Васенькой»
А потом еще раз потерся своей большой, умной головой об ее щеку и замурчал песню любви и нежности.
Автор: Гай Де Бура
