Когда сын привел этого странного ребенка, Эльвира чуть не заплакала. Но не от жалости к мальчику, хотя выглядел он так себе: волосы как воронье гнездо, аж глаз не видно, ботинки грязные, одежда явно с чужого плеча, и даже через объемную футболку можно ребра пересчитать. Слезы у нее подступили от обиды: сколько она просила сына приехать помочь ей шкаф передвинуть или шторы снять, он ни разу не появился, а как ему помощь понадобилась – нате вам, нарисовался! Еще и с чужим ребенком, зная, как Эльвира мечтает о внуках.
Сын у нее был единственный – муж пoгиб, когда мальчику было три года, и всю свою жизнь она посвятила ему: растила, учила, зарабатывала на квартиру. Все эти года Эльвира мечтала, как сын женится на прекрасной женщине и подарит ей внуков – будет тогда и у нее большая семья, награда за безрадостные годы. Видимо, ее главной ошибкой было то, что она отправила сына в медицинский – слишком сложная профессия оказалась для того, чтобы обзаводиться семьей. Три года сын прожил с актрисой анорексичного вида – лечил ее младшего брата, так и познакомился. Два года встречался с прекрасной девушкой по имени Варвара, но та не выдержала его графика, отстраненности и нежелания иметь детей.
— Мама, ты же знаешь, где я работаю – какие дети! Они слишком часто болеют и умирают, – говорил ее депрессивный сын каждый раз, как Эльвира поднимала бoльную для них обоих тему.
Сын работал в онкологической детской бoльнице, так что о детских болезнях знал не понаслышке, но все равно Эльвира считала это преувеличением – спасал ее сын детей гораздо чаще, чем терпел неудачи.
С Варварой она поддерживала общение – та вышла замуж, родила двух прелестных близнецов. А сын так и жил холостяком, все свое время отдавая работе.
— Мам, это Назар. Пусть он поживет у тебя.
Мальчик, не дожидаясь ответа, прошел на кухню, не снимая грязных ботинок, и сел за стол. От возмущения Эльвира даже закашлялась.
— В смысле поживет? Откуда он? И почему у меня?
Сын вздохнул и ничего не сказал. Вот всегда был таким – словно печальный Пьеро, и как только у нее подобный сын получился!
Он обвел глазами квартиру и меланхолично спросил:
— Ну, какие тут шторы тебе нужно было снять?
Пока сын снимал шторы и двигал шкаф, Эльвира кое-как вытянула из него, что этот мальчик приехал с мамой и младшей сестренкой, которые сейчас лежат в бoльнице. Денег у них нет, знакомых нет, мальчика оставить не с кем.
— Ты же вроде любишь детей, – заключил сын. – Вот и водись.
Ну вот как ему объяснить, что она не детей любит, а хочет нормальную семью? Сватов веселых, невестку послушную, внуков…
— Я не могу, – сказала Эльвира. – У меня танцы, книжный клуб и скандинавская ходьба.
— Вот и возьми его с собой.
— Он же дикий! Даже обувь не снял, ты посмотри на его ботинки!
Но сын не слушал ее доводов, отказался от борща и уехал, оставив дикого Назара у нее в квартире.
— Борщ будешь? – строго спросила Эльвира у мальчика.
— Буду, – хмуро ответил он.
— Тогда иди и сними ботинки.
Назар не двинулся с места.
— В квартире в ботинках нельзя.
Мальчик продолжал упрямиться.
— Значит, будешь без ужина.
Она постелила ему в комнате Родика, и велела помыться перед сном – слишком уж мальчик был неопрятный. Одежду она отыскала на антресолях – не зря же сын называл ее Плюшкиным, у нее там чего только не хранилось!
— Грязную положи в машинку и запусти ее. Стирать-то умеешь?
Мальчик помотал головой.
Эльвира вздохнула.
— Смотри – это кнопка включения. Вот сюда сыпать порошок. Когда включишь, выбери программу – вот эта кнопка. А потом пуск. Все понял?
Если сын думает, что она будет нянчиться с этим Маугли, он сильно ошибается.
Когда через пятнадцать минут она заглянула в ванную – что там он там долго делает? – Эльвира застала престранную картину – ковшом он наливал воду в машинку барабана. Весь пол был уже залит, да так, что как бы соседей не затопить!
— Ты что делаешь?
— Вы же сами сказали постирать!
— Ну так воду-то зачем туда лить!
— Без воды не постирает, – со знанием дела заявил мальчишка. – Мама всегда так делает.
«Неужели у них нет машинки-автомата?» – поразилась Эльвира.
— Иди отсюда, – велела она.
Когда она привела ванну в порядок, мальчик уже спал, завалившись прямо в одежде на старую кровать сына. Эльвира покачала головой – и за что ей это наказание!
Мальчик не умел ничего. Вообще-то, в девять лет можно много чего уметь – вот ее Родик уже и плавочки сам себе стирал ,и носки штопал, и яичницу мог пожарить. А Назар на все:
— Это мама делает.
Пришлось учить его!
Оказалось, что ботинки он в первый день не снял потому, что носки у него были дырявые. Это Эльвиру позабавило – значит, не все потеряно! Она посадила Назара за стол, достала нитки и иголки. В первый раз, конечно, ничего не получилось, только пальцы все истыкал, обиделся и ушел. Но Эльвира была упрямая – на другой день еще раз его шить посадила, и еще, и еще…
В общем, работы у нее было невпроворот – уж она не потерпит в своей квартире никакого разгильдяйства! Сыну она звонила каждый день и требовала ответить, когда он заберет этого ребенка, но сын, как обычно, кормил ее завтраками.
Работа у него, видите ли! А как она должна справляться, ему все равно. Приходилось таскать за собой Назара и на танцы, и в книжный клуб и даже на скандинавскую ходьбу, где ему тоже выдали палки и он плелся в хвосте отряда. А вот на танцах Назар удивил – показал им новомодный брейк-данс, все подружки Эльвиры хлопали от восхищения.
В книжном клубе было сложнее всего – она пробовала Назару дать книгу, но оказалось, что он в девять лет читает только вслух и по слогам, а если не читает, так принимается влезать во взрослые разговоры, так что от клуба ей пришлось отказаться на время. Вместо этого она садила дома Назара возле своего кресла на табуреточку и велела ему читать ей Джека Лондона. Мальчик сначала отказывался, но потом втянулся.
Брала она его с собой и на рынок – учила, как определять, какое мясо свежее, а какое нет, как торговаться, чтобы максимально сбить цену и где продают самые вкусные яблоки. Сыну она уже перестала звонить – понятно же, что когда захочет, тогда и приедет. Так и произошло: примерно через месяц после своего последнего посещения, сын объявился, повесил шторы, вернул шкаф на место, потому что по новой оказалось неудобно, забрал мальчика и уехал.
И почему она раньше не замечала, что в ее квартире так тихо и пусто? Весь день она слонялась без дела, вздыхала, в книжный клуб не пошла, на ходьбу тоже. Признаться себе в том, что скучает по мальчику, Эльвира не могла – сама же каждый день звонила сыну и просила избавить ее от него. Но правда была в том, что за этот долгий месяц она успела привязаться к нему. Нет, нужно срочно женить сына, сколько он может душу ей рвать!
Месяца через два, сын, как обычно, приехал без предупреждения – звонок в дверь, и вот он, нарисовался!
За спиной у него коренастая женщина с густыми бровями и пронзительным взглядом, и Эльвире сразу ясно, кто она – один в один, что уж тут скажешь! И тут она уже заметила и самого Назара – тот держит за руку крошечную большеглазую девочку с двумя тугими косичками.
— Мам, привет, это – Амелия.
Впервые за много лет на лице сына нет маски печального Пьеро – оказывается, он умеет улыбаться! Говорит он с Эльвирой, но смотрит совсем не на нее, а на страшненькую коренастую женщину. Эльвире хочется сказать – Родик, но ведь Варя была такая красавица, вспомни! И даже та твоя актрисулька… Но она понимает – сердцу не прикажешь, да и ее тоже. Пропустив сына мимо, Эльвира прижимает к себе Назара и говорит:
— Как же ты вырос…
Он улыбается, обнимает ее, потом снимает свои чистые ботиночки и радостно сообщает:
— Вот, я сам зашил!
Черные носки заштопаны зелеными нитками – не очень аккуратно, но Эльвира одобрительно хлопает его по плечу и говорит:
— Молодец.
А потом они все идут на кухню, едят борщ и просто разговаривают, словно одна большая семья.
Автор: «Здравствуй, грусть!»
