Дед yмирал. Машка сидела рядом и раздиралась от острой жалости, смешанной с гаденьким чувством брезгливого ужаса. За какую-то неделю бодрый и не болевший даже простудой старикан высох в щепу, пожелтел и утратил былую ясность рассудка. Нелепые его бредни, одна отвратительнее другой, будто оплевывали душу.
Девушка понимала, что злиться или обижаться нельзя, понимала умом, но когда любимый дедко Василий начинал бормотать, вращая мутными глазами:
‘Со свету меня сжить хочешь, тvaрь! Отраву подсунула! Голодом моришь, а ночью опять била, все тело болит. Уходить мне надобно, пока живой. У-у-у, проклятое семя! Сидит, ждет не дождется, покудова я пред Господом предстану….’, — разум отступал. Хотелось подхватиться от провонявшего потом, мочой, болью ложа и бежать, куда глаза глядят.
Тогда Машка, сцепив зубы, переводила взгляд на карточку, что стояла на тумбочке у кровати. Там крепкий и здоровый дед нес на плечах трехгодовалую внучку и оба они, перепачканные земляничным соком, заливисто хохотали. Становилось и легче и больнее одновременно.
— Машенька, — голос тихий, хриплый раздался в подступающих сумерках.
Ни злости, ни безумия в нем больше не было.
— Дедко? — с надеждой отозвалась девушка, потянувшись, сжав руку деда с узловатыми, похожими на корявые сучья пальцами. Пальцами деревенского старика, привыкшего к постоянному труду.
— Помираю я, внученька, — задумчиво шепнул Василий и погладил ладошку внучки так нежно, что она невольно всхлипнула. — Не плачь, детонька, вдосталь я пожил и счастлив был, а теперь пора с Господом свидеться. А на память от меня в столе, в гостиной, возьми в верхнем ящике кисет красный.
— Хорошо, дедко, — утерла нос Машка и через силу улыбнулась, нельзя, чтобы старик понял, как ей плохо.
Проговорили они до ночной темени, как раньше, болтая обо всякой всячине и, казалось бы ни о чем, а потом Василий уснул. Девушка сидела рядом тихо, как мышка, крепилась, да только и ее сон сморил, очнулась от петушиного крика.
Встрепенулась, хотела позвать дедко, да поняла, что уж не дозовется, как не ори. Лежал Василий, раскинувшись на своем жестком ложе, и едва заметная улыбка на губах бродила, будто увидел он напоследок что-то хорошее.
Хоронили старика всем селом, бабки голосили, старики пили вoдку и громко вспоминали о былом житье-бытье. Горько рыдала по мобильнику мать, которой никак было не вырваться из загранки, а Машка почему-то не плакала. Жалко было, что дед ушел, да только девушке казалось, что все у Василия хорошо и слезы ему были бы неприятны.
О красном кисете Маша вспомнила только, когда стала в доме разбираться, да ящик верхний из старого стола на диван вытряхнула. Потертый, побитый молью мешочек был чуть теплым и каким-то уютным на ощупь, как маленький доверчивый зверек. И табаком от него вовсе не пахло. Дедко вообще курева не жаловал, что ж тогда внутри хранил?
Девушка растянула кожаные тесемки, перевернула и потрясла. Что-то тяжелое, тускло поблескивающее темной медью, размером с четверть ладони упало на проплешины диванного плюша.
‘Зажигалка?’ — с сомнением протянула девушка, взвешивая на руке не по размеру тяжеленный раритет. Покрутила в пальцах, щелкнула крышкой, ожидая кроткого язычка ручного пламени, вместо него брызнул сноп ярких искр.
Проморгавшись, Маша разглядела разверзшийся прямо посреди комнатушки мерцающий багровой тьмой зев пещеры, а там громадный, обитый железными полосами сундук. На нем по-хозяйски возлежал здоровенный, больше любого ньюфаундленда, черный, как полночь, пес.
О нет, уже не лежал! Как раз в этот момент он поднялся и прыгнул прямо на девушку. Та испуганно охнула и метнулась в сторону, чтобы не попасть под удар. Но пес и не думал нападать. Он мягко приземлился на все четыре лапы, потом сел. Метелка черного кудлатого хвоста стукнула по полу, обозначая присутствие. Плошки янтарных глаз с усталым равнодушием уставились в лицо Маши. Зверь молчал, ни рыка, ни вздоха, ни сопения не раздавалось из сомкнутой пасти. А за черным гостем по-прежнему плясали багряные тени на стенах провала, ведущего в пещеру. Только теперь крышка сундука оказалась распахнута и являла содержимое: груду монет. Золотых, в этом не было никакого сомнения. Сундук был набит ими доверху.
Маша отвернулась от странного видения и робко улыбнулась. Она всегда испытывала перед крупными собаками благоговейный восторг.
— Здравствуйте, — шепнула девушка, почему-то переходя на ‘Вы’ и неуверенно уточнила: — Хотите колбасы?
Пес озадаченно моргнул, поразмыслил и, свесив на бок язык из громадной пасти, сдержано кивнул.
Полбатона докторской, оставшейся с поминок, исчезли с неуловимой быстротой, так же быстро были уничтожены предложенная каша, вчерашний суп и холодец. Ел зверь в уголке на кухне удивительно интеллигентно, не чавкал и еду по полу не раскидывал. Маша восхищалась и подкладывала добавки!
Откушав, пес коротко тявкнул, очень осторожно прихватил край халатика девушки и вернул в комнату, к инфернальному входу в пещеру, который и не думал никуда исчезать. Посмотрел прямо в глаза и мотнул кудлатой головой в сторону сундука.
В этот миг в голове у Маши словно что-то щелкнуло, она вспомнила странную зажигалку, сундук, лежащего на нем зверя и шепотом, почему-то шепотом спросила:
— Ты волшебная собака, как в сказке про огниво?
Пес согласно рыкнул и снова, почти нетерпеливо указал головой в сторону золота.
— Значит, если я тебя вызвала, ты должен принести денег?
Зверь снова рыкнул.
— А можно тебя еще разок будет вызвать?
Собака подняла лапу и стукнула ей по полу три раза.
— Только трижды? — от души пожалела Маша.В янтарных глазах умного зверя появилось что-то похожее на разочарование и презрение. Но ответил он согласным коротким рыком. Девушка вздохнула и очень-очень робко, тихонько попросила, теребя полу халатика:
— А если я не буду просить золота, ты не мог бы остаться тут, чтобы стать моей собакой? Я бы тебе колбасу и косточки каждый день покупала и все колтуны аккуратно-аккуратно расчесала, мы бы гулять с тобой в лес ходили и я палочку бросала…
Несколько секунд не случалось ничего, а потом пес ликующе взлаял, вздыбился, бережно положил тяжелые лапы на плечи Маши и с чувством облизал щеки. Хвост ходил ходуном, а в потусторонних янтарных глазах плескалась совершенно обыкновенная собачья радость, радость беспризорного пса, обретшего, наконец, хозяина.
И ни девушка, ни пес, занятые друг другом, не заметили, как схлопнулся мыльным пузырем зев пещеры, рассыпалась в труху волшебная зажигалка, а в углу комнаты, у дивана, появился новый предмет интерьера — громадный тяжелый даже на вид сундук.
Автор: Фирсанова Юлия
